Ведущая на свет

Генрих шагает к ней, опускает ладонь на плечо, заставляет замереть. Касается ладонью плотных перьев. Для нее это весьма ощутимое прикосновение, ведь крылья – часть ее души сейчас.

И все-таки грешница. Он было подумал, что девочка – серафим, не меньше, уж больно быстро она очнулась от его яда. Без небесной благодати в крови это было бы сделать сложно, но… Но серафимы, архангелы – эти все сплошь белокрылые.

Крылья Агаты – серые, будто покрытые пылью, а на спине, у лопаток, – множество мелких черных перьев. Лежат плотно друг к дружке, будто черная туча на сером небе. Серьезно, однако.

– Что ты такого натворила? – с интересом уточняет Генрих, и его накрывает плотным водоворотом чувств, поднявшихся в душе у девушки. Страх, стыд, неприязнь. Не к нему – к прошлому. Даже любопытно стало, что скрывает в своей душе эта дурочка. У него-то, когда еще были такие вот крылья, “подаренные небесами”, серых перьев почти не было. Умирал он на виселице. И за дело.

– Не важно, – Агата чуть встряхивает крылом, отталкивая ладонь Генриха. А он лишь перекладывает руки на ее плечи и ободряюще их сжимает.

– Не нервничай, птичка, душу сапогами топтать не буду, – с усмешкой и чуть успокаивающим тоном замечает он. – Я ведь знаю, что среди ангелов восьмого слоя святых не найдешь и с лупой. Это же не умаляет того, что ты для меня сделала.

От Агаты впервые чувствуется тепло. Не любопытство и доброжелательность, а именно тепло. Так бывает, когда отодвигаешь плечом в сторону чужие страхи.

И все-таки изъяны есть в каждой душе. Генрих и так это знал – он ведь знает, насколько не подходят святоше Миллеру его белые крылышки, но сейчас получает лишнее доказательство. Даже светлой и сочувствующей Агате Виндроуз есть что скрывать и есть чего стыдиться.

– Ну так что, полетаем напоследок, птичка? – свои крылья Генрих материализует без особых усилий. Он по ним скучал там на кресте. Они настолько его, что даже странно, что когда-то он был без них. Все-таки некоторые вещи неизменны и иной раз кажутся так и вовсе предрешенными. Такие, например, что Генрих Хартман – исчадие ада.

Агата даже не пытается отказаться от полета, ведется на предложение Генриха как девчонка, взлетая вслед за ним – наверняка в Лимбе крыльями пользуется “только по делу” и никогда для того, чтобы просто получить удовольствия от высоты и стремительного полета.

Делить полет Генриху раньше было не с кем. Метку в виде крыльев исчадия ада он получил почти перед самым распятием, да и в принципе редко кому удавалось выпить душу Орудия Небес. Он не искал этой метки, он просто мстил самым жестоким из доступных ему методов. А крылья – крылья пригодились, конечно.

То, что было в Чистилище, – оно было, но сейчас это и вспоминать не хочется. Кажется, это было целую вечность назад.

Но делил полет с кем-то Генрих впервые. И Агата Виндроуз для этого – подходящий кандидат. В самый раз для того, чтобы дать ей фору секунд в пять, а потом в четыре взмаха крыльев набрать ту же высоту, что “птичка” набрала за десять.

– Нечестно, у тебя размах больше, – возмущенно пищит Агата, когда Генрих хлопает ее по плечу – “догнал, мол” – а у самой глаза блестят. Ей весело.

– Ну, дорогая, что такое честность и в котором месте это про меня? – Генрих смеется.

Взмах за взмахом, воздух вокруг все холоднее, но вид на ночной безумный Лондон с высоты птичьего полета – то, ради чего стоит потерпеть такие мелкие неудобства.

Этот город чудовищно изменился за то время, пока Генриха в нем не было. Он ощутил это еще вчера, и это не описать двумя словами. Так и хочется сказать: “Здравствуй, старина, ты меня не помнишь, да и я тебя, пожалуй, тоже почти не знаю”.

В какой-то момент простое скольжение в небесах Генриху надоедает, и демон снова позволяет Агате чуть опередить себя, затем снова ее настигает – только для развлечения, никакой настоящей охоты – ловит девушку за талию, притягивает к себе.

– Крылья убери, – вкрадчиво и многообещающе шепчет Агате в ее холодные губы. Тут такая высота, что она вряд ли подумает, что он так бессовестно ее атакует. Хотя так оно и есть, ему хочется чуять ее волнение.

И он чует. Будто ледяная змейка трепета скользнула по позвоночнику Агаты Виндроуз.

Девушка смотрит на демона удивленно, не очень понимая, что он хочет, а Генрих подмигивает.

Конец ознакомительного фрагмента.