Вековые конфликты

Каждый обращенный давал клятву соблюдать и добиваться соблюдения закона божьего в его кальвинистской трактовке. В пределах всякой страны, в которой вели свою проповедь кальвинисты, они пытались создать крепкую организацию. Так, во Франции это была сеть конгрегации, руководимых пасторами, учителями молодежи и деканами, в обязанности которым вменялись попечение о неимущих и наблюдение за нравственностью. Все конгрегации подчинялись Национальному синоду, в который входили наиболее влиятельные гугенотские пасторы и миряне. Наряду с буржуазией к кальвинистскому движению примкнула в некоторых странах, особенно во Франции, немалая часть дворянской знати. В отличие от своих союзников, традиционно выступавших против феодальной анархии в защиту сильного центрального правительства и теперь лишь считавших необходимым сменить власть короля на власть своих собственных представителей, дворянская аристократия мечтала ослабить достигнутое единство страны, вернуть себе прежнее положение полунезависимых правителей обширных областей. Именно эта перспектива привлекала в ряды сторонников мрачного аскетического учения Кальвина земельных магнатов французского Юга, отцы которых щедро хлебнули из кубка жизнеутверждающей культуры Возрождения.

Великий французский просветитель Вольтер отмечал, что «Кальвин широко растворил двери монастырей, но не для того, чтобы все монахи вышли из них, а для того, чтобы загнать туда весь мир». Мрачным монастырем стала Женева, где с 1541 года у руля правления находился Кальвин. «Женевский папа» создал институт особо доверенных людей, которые в каждом квартале строго следили за соблюдением запрещений, распространявшихся на все стороны жизни, регламентировавших все мелочи быта, начиная от деталей одежды и кончая музыкой и народными гуляньями. Методами правления стали создание широкой системы шпионажа за жителями, поощрение доносов, свирепые наказания за малейшие проявления непослушания - жестокие пытки и «квалифицированные» казни. По учению Кальвина, наказание без вины предпочтительнее ненаказания виновного. Террор в равной мере обрушивался и на дворянско-патрицианскую оппозицию, и на идеологов народных низов - сторонников более радикальных течений в Реформации6. Несомненно, что возведением в систему буржуазного направления в Реформации, пронизанного духом нетерпимости, отказом от любых компромиссов, Кальвин в большой мере способствовал превращению борьбы между католицизмом и протестантством в вековой конфликт. Кальвин стремился превратить Женеву в главный идейный центр протестантизма, занимался подготовкой духовенства для многих стран, печатал религиозную литературу, предназначенную для распространения в различных частях Европы.

Буржуазная историография, давно уже атакующая традиционное представление о Ренессансе, признает живучесть «старых» взглядов. «Миф по-прежнему оказывает могущественное влияние, - пишет, например, английский историк Р. Нисбет, - и часто, как мне кажется в отношении данного мифа, неуничтожаем».

Возрождение было и остается одним из великих прогрессивных сдвигов в истории человечества. Ясно прослеживается общность социальных корней гуманизма и бюргерской реформации, но так же четко видно, что внешне они являлись идеологическими альтернативами для переходной эпохи. Столь же очевидно, что выдвижение гуманизмом общечеловеческих ценностей, его антиклерикализм и тенденция веротерпимости, пусть еще неясный либер-тинизм, преклонение перед земной природой человека и земными радостями бытия, культ красоты и таланта, защита права на ничем не ограниченное научное исследование - все это противоречило самому духу протестантизма, хотя первоначально он мог и принимать гуманистическую окраску в своих обличениях злоупотреблений католического духовенства. Однако то были лишь кажущиеся альтернативные пути. Гуманизм не мог стать идейным знаменем социальных движений в эпоху, когда сознание масс было пронизано религией. Он мог лишь наложить заметный отпечаток на само реформационное движение. Возникновение векового конфликта помешало ему сыграть эту роль - и здесь одна из главных причин победы зигзагообразного пути над прямым - в развитии европейской общественной мысли XVI и первой половины XVII столетия. Но об этом ниже.

Мираж

Начало XVI века, ранняя заря капиталистической эры. Великие географические открытия, распахнувшие перед европейцами двери в новые неведомые миры, подрывавшие устои средневековых представлений о человеке и Вселенной. Время, когда закладывались основы для развития мировой торговли, для перехода от ремесленного к мануфактурному производству, которое позволяло извлечь огромные преимущества, таившиеся в разделении труда. Десятилетия буйного цветения яркой, многокрасочной культуры Возрождения, сопровождавшегося ослаблением тысячелетнего господства католической церкви над всеми сферами духовной жизни. Начавшееся формирование нового буржуазного общества было отмечено резким обострением классовой борьбы. Ответом на усиление гнета со стороны феодалов стали мощные народные движения, перераставшие в крестьянские войны. Множились восстания городского плебса. Королевская власть стала центром перегруппировки социальных сил. Опираясь на горожан, она повела наступление на феодальную раздробленность. Франция, Англия, Испания, ряд других стран Европы превратились в крупные национальные государства. Но силы старого строя отнюдь не собирались уступать свои укрепленные позиции в экономической, общественно-политической жизни, в области идеологии и культуры. В полной мере это сказалось и в сфере межгосударственных отношений.

Западноевропейский историк В. Петри писал в книге «Ложные пути Европы»: «130 лет между избранием императора в 1519 году (Карла V.
– Авт.), - когда Германия приняла решение в пользу Габсбургской Испании и против Франции, - и Вестфальским миром имеют много общего с тем временем, которое мы недавно пережили. Происходило ожесточенное столкновение политических и религиозных идей, безжалостно велась борьба рас, великая держава пыталась основать мировую империю и после войн, продолжавшихся десятилетиями, потерпела поражение, от которого так и не смогла оправиться».

Начало Реформации совпадает с избранием на престол Священной Римской империи Карла V, унаследовавшего короны четырех династий - Бургундии, Австрии, Кастилии и Арагона; к его наследникам позднее перешло также господство над Венгрией, Чехией и Португалией - и это не считая громадных колониальных владений в Америке (где как раз в это время испанские конкистадоры захватывали необъятные земли вновь открытого материка), в Африке и Азии. С императорским титулом было связано приобретение огромного престижа - даже вне прямой связи с реальной властью, которой обладал глава Священной Римской империи. Этот традиционный престиж сам по себе являлся немалым фактором в борьбе Габсбургов за гегемонию в Европе.

Карл V внешне мало походил на того мощного, полного решимости гиганта на коне, каким его рисовали льстившие ему художники. Это был уродливый маленький человечек с прыщеватой кожей и всегда полуоткрытым ртом - физический недостаток, который он скрывал под короткой бородкой. Из склонностей императора современники отмечали прожорливость, которая даже побудила папу в виде любезности освободить императора от поста перед причастием и которая привела к ранней подагре. Это дополнялось пристрастием к рыцарским романам, героем которых он себя воображал, да еще любовью к цветам и хоровому пению.

Укрепление императорской власти было для Карла V не только целью, но и средством к достижению заветной мечты о создании вселенской монархии - наследницы Древнего Рима или империи Карла Великого. Карл V сознательно пытался придать своей империи «наднациональный» характер, не подчеркивать ее испанскую основу и связь своих планов создания универсальной монархии с кастильской традицией крестовых походов против мавров. Поэт - современник Карла V и участник войн против Франции - Эрнандо де Асуна так определял эту программу всемирной монархии: «Один монарх, одна империя и один меч». Добиваясь избрания германским императором, Карл V в доверительном письме формулировал возможности, которые появятся у него в результате приобретения этого титула: «Мы сможем совершить много добрых и великих деяний. И не только сохранить и защитить владения, дарованные нам богом, но и в огромной степени увеличить их, таким путем обеспечивая тишину и спокойствие христианского мира, поддержание и укрепление святой католической веры, которая является нашей главной основой». А канцлер императора Меркурио Гаттинара неоднократно повторял, что Карл наделен верховной властью над миром, поскольку он «был помазан на царство самим богом, предсказан пророками, вознесен в проповедях апостолов, санкционирован рождением, жизнью и смертью нашего Христа Спасителя». Вскоре после избрания Карла на германский престол в 1519 году Гаттинара писал ему: «Ваше величество, ныне, когда господь щедро наградил Вас, возвысив над всеми другими христианскими королями и князьями до такой степени могущества, которым доныне обладал только ваш предок Карл Великий, Вы твердо стоите на пути к универсальной монархии, к тому, чтобы подчинить весь христианский мир одному пастырю»3. Гербом Карла были геркулесовы столбы - путь Европы к заморским странам; девизом - plus ultra - «все дальше».

В апреле 1521 года Карл V объявил рейхстагу, заседавшему в Вормсе: «Для защиты христианского мира я решил прозаложить мои королевства, владения и друзей, мою плоть и кровь, душу и жизнь»4. (Именно эти мотивы в политике императора и позволяют новейшим западным историкам представлять его олицетворением идеи «единства Европы»5.)

Современникам казалось, что возникли определенные шансы для создания в Западной Европе универсальной империи. Абсолютные монархии - и особенно государство Карла V - располагали в эту эпоху ресурсами, значительно превышавшими те, которые имелись в распоряжении средневекового королевства. Вместе с тем развитие национального самосознания еще не продвинулось настолько, чтобы повсеместно цементировать сопротивление планам образования путем войн и династических комбинаций «наднациональных» государств, более или менее приближавшихся к положению господствующей державы в этой части континента. Создание империи Карла V почти совпало с началом широкого применения трех важнейших изобретений: компаса, с помощью которого стали возможными открытие и освоение новых торговых путей и утверждение европейцев на необъятных территориях Нового Света; книгопечатания, сыгравшего столь важную роль в качестве орудия идеологической войны, пропаганды векового конфликта, расширения средств духовного принуждения в руках вдохновителей и организаторов этого конфликта; качественных изменений в военном деле, оказавшихся чрезвычайно благоприятными для крупных держав и наиболее сильной из них - империи Карла V. Отход от средневековой тактики произошел очень быстро. Как раз в это время пехотинец получает огнестрельное оружие. В шекспировском «Генрихе IV» Готспер передает слова какого-то лорда:

Он очень сожалел, что из земли

Выкапывают гадкую селитру,

Которая цветущим существам

Приносит смерть или вредит здоровью.

В конце XV - начале XVI века французы настолько усовершенствовали пушки, что их стало возможным доставлять на поле сражения и перемещать в ходе боя. Эти изобретения были использованы в войсках Карла V, который ввел также применение передков - они позволяли при перевозке превращать двухколесную пушку в четырехколесную повозку, значительно более удобную для быстрого передвижения, особенно по неровной местности. Не менее важным было усовершенствование испанцами ручного огнестрельного оружия - аркебуза, который был заменен мушкетом. Вооружение мушкетами послужило началом векового преобладания испанской пехоты. Еще в 1494 году две трети французских войск, в это время начавших поход в Италию, составляла рыцарская кавалерия, а уже в 1528 году - только одиннадцатую часть. Так же примерно изменилось соотношение родов войск и в испанской армии. Около 1521 года папа Лев X определил обязанности кавалерии: прикрывать войска, обеспечивать доставку провианта, наблюдать и собирать разведывательные сведения, беспокоить неприятеля. В этом перечислении обязанностей пропущено было только участие в сражениях.

Империя Карла V объективно была попыткой феодального общества найти удобную форму политической надстройки, которая вместе с тем отвечала бы новым экономическим условиям, точнее, говоря словами Маркса, «торговым потребностям нового мирового рынка, созданного великими открытиями конца XV в.»7. Над мировым рынком была бы надстроена мировая империя Габсбургов. Однако эта попытка противоречила реальным тенденциям развития, поскольку возникновение мирового рынка создавало острейшее соперничество между европейскими странами за господствующие позиции в мировой торговле.