Векы барбат
Шрифт:
Она уже собралась спросить его об этом, но тут вмешалась Зауэрс:
— Комплетат!
Нита решила, что подчиниться и в самом деле будет проще всего. Когда все это закончится, она вернется в тошнотно-зеленую камеру, которую в этом маленьком приюте называли ее комнатой, и погрузится в свой внутренний мир, куда посторонним нет ходу.
— Если позволите, я буду задавать вопросы, — предложил мужчина. — Возможно, так будет проще. Зачем вы приехали в Бухарест?
— Чтобы пойти учиться.
Она видела, что он пытается вспомнить информацию из ее дела:
— Если не ошибаюсь, учились вы очень хорошо. Даже превосходно.
— Да. У меня были
Он улыбнулся:
— Девушки из маленьких горных деревушек нечасто поступают в университет.
— Я занималась с моей бабушкой. Она научила меня читать на трех языках и познакомила с цифрами. Она хотела, чтобы я была современной и хорошо образованной.
— Должно быть, бабушка гордилась вами, когда вы получили стипендию.
— Да. Вся деревня гордилась мной.
— Понятно. Значит, вы приехали сюда, чтобы поступить в университет.
— Нет. Сначала надо было получить среднее образование. Потом меня приняли в университет.
— Понятно.
Ей стало интересно, что именно ему понятно. Сизые глаза ровным счетом ничего не выражали. Он понял, какая бывает жизнь? Какой была ее жизнь? Смог ли он почувствовать столкновение миров? В этом она сомневалась.
— Вам нравилось учиться?
— Да.
— У вас были друзья?
— Да. Несколько, — больше она ничего не сказала, но он ждал, и ей пришлось заполнить повисшее между ними молчание. — У меня было две подруги, Магда и Аня, и приятель, Тома. Мы вместе ходили в кофейни и клубы. Слушали музыку, танцевали, много болтали… Больше, чем я привыкла.
Разговор и сейчас утомил ее, словно вытянул из нее все силы. И ради чего? Чтобы стать именем в научном исследовании, о котором другая девушка ее возраста прочтет в учебнике.
— У вас был молодой человек?
— Нет.
— А тот юноша, о котором вы только что говорили?
— Тома был мне другом. Только другом.
— А девушки? С ними вы тоже только дружили?
Нита не поняла, к чему он клонит, и потому не сразу нашлась с ответом. В конце концов она выбрала простейший путь:
— Мы были только друзьями.
— Близкими?
Она заколебалась:
— Пожалуй.
— И вы были с ними откровенны?
— Откровенна в чем?
— Во всем. Вы рассказывали им о своих мыслях, чувствах, о своей жизни? О прошлом?
Слово «прошлое» он произнес так, словно она могла случайно сообщить Ане или Магде, или даже Тома, о какой-нибудь грязной тайне, но они не говорили о прошлом, только о настоящем. И о будущем. Будущем, которого больше не существовало.
— Мы говорили об учебе, кинозвездах и музыке, — она надеялась, что его такой ответ устроит, и, похоже, угадала.
— Нита, скажите, в Бухаресте вы скучали по своей деревне?
— Конечно. Иногда, не все время. Мне надо было учиться.
Мужчина сделал какие-то пометки в блокноте, затем перевернул страницу. Нита не знала, зачем ему нужны эти записи, если у него будет видеопленка.
Воспользовавшись перерывом, она посмотрела на доктора Зауэрс. Та не спускала с нее настороженных глаз, и на ее лице с острыми чертами читалось обещание наказания, но Нита не понимала, за что. Она снова опустила взгляд и слегка улыбнулась, подумав: «Рано или поздно мы все с ним станцуем».
— Нита, расскажите мне о своей деревне. Можете описать, какая она? Я из Северной Америки, поэтому ничего здесь не знаю.
Она уставилась на него и подумала, что он хотя бы пытается выглядеть искренним. Да, о ее деревне он ничего не знает, и все же Нита не была уверена, что он не поймает ее на расхождениях. Она не бывала ни в Северной Америке, ни даже в Западной Европе, но видела его страну по телевизору и в кино и знала, как там все выглядит
и как ведут себя люди. У него таких «вешек» для ее мира не было. Она может сказать ему что угодно, и он поверит. Разумеется, Зауэрс знала ее деревню или, по крайней мере, утверждала, что знает. Врач была немкой или австрийкой, но неплохо говорила на их языке и, скорее всего, прожила в Румынии некоторое время. Но даже если Зауэрс и не знала саму деревню, она могла знать тот регион; она наверняка проезжала через такие же деревни, как та, в которой выросла Нита. Хотя второй такой деревни не было, в этом Нита не сомневалась.— А фи честной, — медленно произнесла Зауэрс.
Нита посмотрела в камеру, которая ей показалась самым человечным существом в комнате. По крайней мере, сегодня глаз-объектив Бога не был осуждающим. Или изучающим. Он фиксировал все происходящее безо всяких интерпретаций или скрытых целей. Так, как она научилась думать в университете.
— Деревня, в которой я жила, похожа на многие другие. Маленькая, простые люди, добрые и щедрые. Они заботились друг о друге. Там остались одни старики, потому что молодежь уехала, как и я, — сердце пронзила мгновенная острая боль. Воображение нарисовало образ деревни, бесцветной, покинутой всеми живыми обитателями, с пустыми домами, в разбитые окна которых дует холодный горный ветер. Ветер стучит о стены деревянными ставнями, перелетает во дворы, усыпанные костями мертвых цыплят, гонит по земле клочки бумаги и ткани и заметает их в ближайшую рощу. Деревня призраков. Нита почувствовала, как в правом глазу набухает слеза, и опустила взгляд. Она не хотела, чтобы эти двое видели ее слабость.
— Сколько там было жителей? — спросил мужчина.
— Не больше сотни.
— Ваши родители?
— Мама… умерла, когда я была ребенком.
— А ваш отец?
Она покачала головой.
— Кто присматривал за вами?
Ниту охватило раздражение. Обо всем этом он должен был прочесть в ее бумагах. Но все же она постаралась говорить спокойно, чтобы избежать новых неприятностей:
— Меня вырастила бабушка. Мама мой мамы.
Не давая ему задать вопрос, она добавила:
— Семья моего отца была откуда-то издалека.
Он кивнул, словно счел какой-то ее ответ или поступок правильным. Нита не осмелилась посмотреть на Зауэрс.
Мужчина продолжил задавать вопросы, но теперь, когда он, как ему казалось, нащупал что-то важное, ему не удавалось скрыть нетерпение в голосе:
— В вашей деревне было что-нибудь необычное? Какой-нибудь человек, не похожий на всех остальных?
— Все люди разные, — она спрятала улыбку. Ей хотелось немного подразнить его.
— Да, конечно. Я хотел сказать, не было ли в вашей деревне кого-нибудь, кто чувствовал бы себя чужаком? Кому казалось бы, что он заперт в деревне, как пленник?
Нита знала, на что он намекает, и знала, какой ответ он хочет услышать. Он хотел, чтобы таким человеком она назвала себя. Вместо этого она сказала:
— Да, был один мужчина. Мы звали его векы барбат. Это значит «древний человек».
Этого седоволосый не ожидал. Краем глаза она заметила, как он слегка откинулся на стуле, словно для того, чтобы собраться с мыслями. Сидящая справа Зауэрс издала тихий звук, похожий на змеиное шипение.
Они привели ее сюда. Они управляли всей ее жизнью. У нее не было выбора. Все, что Нита могла, это играть с ними, пока хватало сил. И так она и сделает. Их не интересовала ни ее жизнь, ни ее деревня, ни векы барбат. А Ниту не интересовали они. Совсем не интересовали. О чем может мечтать пленник, как не о кончине своих мучителей?