Великан Калгама и его друзья

– В лесу бусяку ищите! – прострекотала сорока. – Глупые вы, глупые! Она что, дожидаться вас под лопухом станет? Соображения у вас никакого!

Калгама, было, кинулся к лесу, но остановился. Искать бусяку в чаще, что иголку в стоге сена. Умчалась она, наверно, далеко – не догнать и не найти, эх!

Сел Калгама на валун, пригорюнился. Сорока ему на плечо опустилась – утешает. Мышка в ногах шмыгает – тоже сочувствует. А чем горю великана помочь, не знают.

Сидел он, сидел, думал, думал и решил:

– Делать нечего, надо в путь отправляться. Попытаюсь отыскать Фудин! Не может такого быть, чтобы никто не знал, где Хондори-чако обитает.

– Меня с собой возьми! – запросилась сорока. – Мои родичи – сороки и вороны – всюду летают, много знают. Расспрошу их о Хондори-чако. Может, кто-то слышал о его пещере.

– И я тебе, Калгама, пригожусь, – мышь решила тоже от сороки не отставать. – Не смотри, что маленькая – зато удаленькая, в любую щель пролезу.

Согласился великан взять их с собой. Собирался недолго: пристегнул на пояс охотничий нож, за одно плечо лук закинул, на другое – мешок с харчем, обулся в унты и отправился, куда глаза глядят.

Глава шестая, в которой Калгама встречает новых друзей

Шел, шел Калгама, видит: на пути большой лес стоит. Деревья высокие, в небо вершинами упираются, облака за их макушки цепляются. Даже трава тут гигантская: на что уж Калгама великан, а до колена ему достаёт, ноги опутывает, идти мешает. То через буреломы приходится ему пробираться, то валежник перепрыгивать. А в одном месте он наткнулся на заросли дикого винограда: крепкая лоза снизу доверху перевила кряжистые ильмы и дубы. Лианы, взобравшись в кроны вековых деревьев, нависли плотным зелёным шатром. Сумеречно под ним, трава – невысокая, чахлая. Мелкие гибкие лозы стелются по зарослям борщевика и кустарнику – всё переплели, встали на пути крепкой зеленой изгородью.

Красивые резные листья амурского винограда с великанскую ладонь; с плетей свешиваются грозди спелых, сочных ягод висят – видимо-невидимо, так и просятся в рот. Сорока клюнула ягодку-другую:

– Ах-ха, сладко как!

Мышка по лиане вскарабкалась, тоже виноградинку отведала:

– Никогда такой вкуснятины не едала!

Едят они виноград да нахваливают. Калгама тоже хотел его попробовать, но замечает: мышка сонной стала, да и сорока клюёт носом – в дрёму её клонит.

– Э! Что-то тут не то, – решил он. – Не стану виноград пробовать. И вы, друзья, больше его не ешьте.

Да куда там! Мышка уже свалилась под зелёный шатёр – лежит, похрапывает. Сорока на ветке нахохлилась, сунула голову под крыло и тоже задремала. Один Калгама бодрствует, по сторонам поглядывает. Проголодался – достал из мешка юколу, сидит и грызёт её. От вяленой рыбы пить захотел. Но ни ручейка, ни родника поблизости нет. А виноградные кисти – густые, сочные, так и маячат перед ним: попробуй нас!

– Нет, – думает Калгама. – Перетерплю жажду. Потом родник найду – вволю напьюсь. Скоро ли мои спутники проснутся? Сморил их сонный виноград.

Вдруг ветер зашумел, зашуршала листва на кронах деревьев. Слышит Калгама: сучья трещат, кто-то идёт в его сторону. На всякий случай он схоронился за холмиком, поросшим бересклетом. Эти деревца сплошь покрывали пурпурные листочки, в которых светились малиновые плоды-фонарики. В пищу они не годились, разве что лесные птицы склёвывали их зимой, в самую бескормицу. Глядеть на бересклет – одно удовольствие: очень уж красивое растение.

Вышел из чащи невысокий старичок, в плечах широкий, руки длинные, ниже колен свисают, а ноги – тоненькие, в черные олочи обуты. Он осмотрелся, заметил на ветке спящую сороку, углядел мышку под дубом и топнул ногой:

– Невелика добыча! Зря тут виноград разводил, холил-пестовал его. Что мне эта мышка? На один укус! А сороку ощиплешь – и посмотреть не на что, да невкусная она, трещотка! Опять голодным останусь…

А листья винограда заперешёптывались, что-то потихоньку старичку говорят. Непростой это дедок был. Имя ему Атакаян, что в переводе значит Паук. Специально разводил он сонный виноград в лесу: человек ли, зверь ли, птица ли полакомятся сладкой ягодой и заснут, а Паук набросит на них прочную сеть и унесёт в своё логово. Там уже костёр горит, над ним котёл подвешен с кипящей водой. Сварит Атакаян жертву и за милую душу схарчит.

Послушал Атакаян шепоток виноградных листьев и заоглядывался:

– Какой великан? Невесть что болтаешь, глупый виноградник! Некуда Калгаме тут спрятаться!

На спине у Атакаяна зелёная веточка, за поясом – длинный острый нож, а в ручищах невесть откуда сеть появилась. Калгама пригляделся: она хоть и тонкая, ячея мелкая, но из железа сплетена. Сразу видно: крепкая сеть, из такой даже медведь не вырвется!

Атакаян всё озирается, высматривает Калгаму, да только великан-то невидимым стал: смотри-не смотри, не увидишь! Одно плохо: сам Калгама и его одежда незримы, а лук, нож и котомку видно.

– Ох, попался бы мне великан! – мечтательно осклабился Атакаяна. – Моя сеть крепка, не вырвался бы он из неё. Много мяса в великане – надолго мне хватило бы! Несколько дней на охоту не ходил бы, поспал бы, отъелся, эх!

А виноградные листья всё шепчут, выказывают, где хоронится Калгама. Великан, однако, успел котомку за камень спрятать, нож в траву положил, а лук меж ветвей бересклета воткнул – замаскировал.

Атакаян подслеповатый, издалека ему не разглядеть великановых вещей. Расправил он сеть, приготовил её к броску и опасливо, шажок за шажком, к холмику двинулся. Калгама тоже насторожился, медленно тетиву лука натянул, целится в Паука, но тот, как нарочно, то в одну сторону прыгнет, то в другую. И тут, слышит, кто-то чуть слышно говорит:

– Помоги мне, Калгама!

Смотрит: желудь на камне лежит. Упал с дуба, да неудачно: надо бы на землю, а он на валун угодил – не прорасти ему, высохнет тут.

– Ты мне поможешь, и я тебе помогу, – продолжает желудь. – Брось меня Атакаяну под ноги – увидишь, что получится.

Бросил Калгама желудь Атакаяну под кривые ноги – тот поскользнулся на нём, по траве покатился да в свои же сети и попал. Лежит, ножками дрыгает, руками машет, да только всё сильнее запутывается.

Подошел Калгама к Пауку, скрутил его и подвесил на дуб – пусть повисит, почувствует себя в роли жертвы. Атакаяна извивается, визжит, пытается сеть порвать, но только больше в ней запутывается. Куда только его норов девался! Носом захлюпал, в хитрых чёрных глазках слёзы навернулись, губы дрожат: