Великая Церковь в пленении
Шрифт:
Глава 11. Церковь и греческий народ
Фанариоты со своими политическими и интеллектуальными притязаниями представляли угрозу для того, что до тех пор составляло главную ценность Православной Церкви. Если в восточном православии не было Реформации, или даже столь сильного еретического движения, как катары на средневековом Западе, то это произошло исключительно по той лишь причине, что Церковь никогда не теряла связи с народом. То правило, что деревенский священник избирался из числа жителей деревни и отличался от них только тем, что получил образование и подготовку для совершения Таинств, означало, что никогда не существовало серьезного расхождения между ним и его паствой. Он никогда не мог быть посторонним человеком. Он не мог стремиться к более высокому месту в иерархии; у него не было причин стремиться проникнуть во двор епископа. На своем невысоком уровне он был доволен своим жребием. Если он чувствовал необходимость в духовном руководстве, то мог обратиться в близлежащий монастырь. Прихожане уважали его, потому что он имел право совершать церковные службы. Но его материальное положение было немногим лучше, чем положение его прихожан, и потому никто не негодовал на него. Приход был единым целым, его сила основывалась на общем чтении Евангелия и совершении Евхаристии; после турецкого завоевания единство стало еще более осмысленным из-за наличия иноверного хозяина. Такие христианские деревни самой простотой своего христианства могли объединиться против местного турецкого помещика или аги, или султанских посланников из далекого Стамбула.
В этой простоте всегда присутствовала опасность, что религиозные обряды в деревне могли стать просто магическими действиями, смешавшись с суевериями, унаследованными с языческих времен. Поскольку религиозность деревни должна была означать нечто большее, чем просто магия, и должна была сохраняться на подлинно духовном уровне, то она нуждалась в опеке. Счастьем для деревни было, если по соседству с ней стоял монастырь, который являлся центром активной духовной жизни. Но даже монастырям требовалась помощь для того, чтобы сохранялся их уровень. Местный епископ должен был поддерживать связь с приходами и монастырями епархии, и сам он должен был быть достойным. В задачи митрополита входило надзирать за
610
Об организации прихода, которая осталась без изменения до настоящего времени, см.: Hammond P.The Waters of Marah. P. 28 ff.
Эта заинтересованность с течением времени уменьшалась. В обязанности сельского священника никогда не входило быть ученым, но в нравственном отношении предполагалось, что он будет примером для своей паствы. Иностранные путешественники в XVII в. отмечают невежество священников и монахов, а в конце XVIII в. те, кто посещали греческие земли, все чаще сообщали о жадности и вымогательствах, которыми характеризовались не только священники и монахи, но даже епископы. Например, Уильям Тэрнер сообщает о епископе Коса, который в его присутствии отказался послать священника к умирающей женщине, потому что она не могла заплатить требуемую сумму. Многим грекам стало казаться, что вся церковная организация сгнила до основания. [611]
611
Turner W.Journal of a Tour in the Levant. Vol. III. P. 509–510.
В XVI в., так же как и в византийские времена, патриарший двор был полон ревностными священниками, большинство из которых приехали из провинции и начали свое служение в каком-либо провинциальном монастыре. По мере продвижения вверх по иерархической лестнице они могли узнать цену интриги и подкупа, но они были людьми преимущественно религиозными, большинство из них помнило о своем провинциальном происхождении. Но турецкое завоевание вынудило патриархат взять на себя светские функции. Высшие чиновники должны были быть администраторами. Светски мыслящие миряне лучше справлялись с работой, чем духовно настроенные священнослужители. Начиная с в. под влиянием фанариотов это обмирщение возросло. Богатые константинопольские торговцы, от пожертвований которых зависела финансовая стабильность патриархата, хотели, чтобы посты при патриаршем дворе занимали их родственники и начали использовать эти должности в своих политических целях. Эти новые сановники почти все родились и выросли в Константинополе. Провинции они считали скучными и варварскими. Их внимание было сосредоточено на самом Константинополе и на богатых землях княжеств, где у многих из них были собственные поместья. Образование сделало их чуждыми древним традициям Церкви. К XVIII в. для них стало делом чести разбираться в западной философии и модном в то время рационализме. Улучшение условий образования, предоставляемого школами и академиями, которым они покровительствовали, означало соответствующий упадок духовного образования. Немногие из иерархов патриаршего двора осмеливались навлечь на себя презрение фанариотов, высказав протест против нововведений. Но среди благочестивых людей в провинции шло сопротивление новомодной учености, которая вела к подозрительному отношению вообще ко всякому образованию и к вызывающему обскуратизму. Если чтение книг приводит к такому безбожному рационализму, тогда лучше вовсе не читать книг. [612]
612
См. выше: Кн. II, гл. 3.
Упадок образованности был наиболее очевидным и наиболее вредным в монастырях, ибо религиозный уровень региона зависел в первую очередь от его монастырей, которые обеспечивали духовных наставников; от них же зависело все население провинции, в том числе священники. Даже в византийские времена многие провинциальные монастыри стояли на низком уровне без особых претензий, а монахи в них были простыми, необразованными людьми. Но в монастыре обязательно присутствовала библиотека, хотя в ней могло быть всего несколько богослужебных книг и житий святых. К концу XVI в. библиотеки в маленьких монастырях приходят в запустение, главным образом из-за отсутствия средств. К концу в., в условиях безразличия и даже враждебности, в сочетании с бедностью, эти маленькие библиотеки фактически прекратили свое существование. Там, где они сохранялись, книги лежали в пыли, и их никто не читал, если только они не были утеряны или проданы. За небольшими исключениями, средний монах разучился читать. Путешественники XVIII в. отмечали, что когда казалось, что монах читает Евангелие, то он просто повторял то, что запомнил наизусть. Монахи исполняли богослужебный устав достаточно ревностно, но механически. В остальное время они обрабатывали свои поля и сады или занимались лесозаготовками, словно фермеры. Их учреждения вряд ли могли дать духовное направление округе. [613]
613
Pitton de Tournefort J.Relation d'un voyage du Levant, fait par ordre du roi. Vol. I. P. 98, говорит о том, что греческие священники не могут читать свои богослужебные книги и не понимают смысла того, что они повторяют, а также, что они более не способны произносить проповеди. Даже Рико, сочувственно настроенный к грекам, сожалеет о том, что английские механики «более образованны и грамотны, чем врачи и священники в Греции» (The Present State of the Greek and Armenian Churches, Anno Christi 1678. P. 28). Spon J.Voyages d'ltalie, de Dalmatie, de Grece, et du Levant. Vol. II. P. 200–202, говорит о том впечатлении, которое на него произвела библиотека Афинского архиепископа Анфи–ма III в 1674 г. Но Афины со своими культурными традициями были исключением. Английские путешественники начала XIX в., такие как Leake . .Travels in Nothern Greece. 1838, основывающийся на путешествиях начала столетия; Holland .Travels in the Ionian Islands, Albania, Thessaly, Macedonia, etc., during the years 1812 and 1813; Hunt, dr.Mount Athos: An Account of the Monastic Institutions and Libraries. 1818/ /Walpole R.Memoirs relating to European and Asiatic Turkey. 2d Edition — все они обвиняют греческих монахов в невежестве и никчемности. Позднее им вторит Curzon R.Visits to Monasteries in the Levant. 1848; Эдвард Лир говорит об афонских монахах: «Эти бормочущие, несчастные, ненавидящие баранину, избегающие людей, женоненавистники, угрюмые, однообразные, с большим количеством мулов, ненастоящие, мрачные, рубящие рыбу и жующие мармелад монахи» (письмо к К. Фортескью (1856), цитируется в кн.: Davidson A.Life of Edward Lear. P. 98). Следует, однако, помнить, что большинство этих путешественников ассоциировали ученость с классической образованностью, и их раздражало, если монахи были достаточно грамотными, чтобы помешать хищению рукописей классических авторов. С другой стороны, Дин Ваддингтон в своей книге «Современное состояние Греческой или Восточной церкви», основанной на его путешествиях по Греции в 1823—1824 гг., писал о монастырях с известным уважением (Р. 79–94), хотя он и был поражен невежеством приходских священников (Р. 108).
Большие монастыри дольше сохраняли свою культурную жизнь. Монастыри в пригородах Константинополя были по–прежнему центрами образования. [614] Большие монастыри Понта, Сумела, Вазелон и Пиристира, сохраняли и обогащали свои библиотеки, которые все еще хорошо содержались в XIX в. [615] Монастыри Метеора в Фессалии, хотя и сильно пострадали во время турецкого завоевания, были восстановлены в конце XVI в. одним валашским господарем, который даровал им собрание книг. [616] В XVII в. многие другие монастыри были восстановлены или основаны богатыми покровителями и приписаны более состоятельным учреждениям, таким, как Иерусалимский патриархат или к монастырю в дунайских княжествах, который отвечал за поддержание их на должном уровне. [617] Но к XVIII в. основание монастырей перестает быть модным.
614
Библиотеки монастырей в пригородах Константинополя, теперь перешедшие в Фанар, содержат определенное количество трудов классических авторов, переписанных после завоевания города; особенно выделяется монастырь Камариотисса, где были рукописи Демосфена, Гомера, Феокрита и Лукиана, созданные в XVI в. и позднее. См. сводный каталог библиотеки Фанара. В каталоге монастыря Св. Троицы на о. Халке есть помета, что многие из лучших рукописей были увезены сэром Томасом Роэ в 1628 г. и теперь хранятся в Оксфорде. См. выше: Кн. II, гл. 6.
615
См.: Cumont F. and .Voyage d'exploration archeologique dans le Pont et la Petite Armenie. P. 371–372.
616
См.: Nicol D. M. Meteora, the Rock Monasteries of Thessaly. P. 169–170; Jorga N.Byzance apres Byzance. P. 130, 142–143.
617
Ibid. P. 142, 158–160.
Упадок был особенно заметен на Афоне. Желчный католический путешественник Пьер Белон, не любивший греков, утверждал, что в XVI в. было невозможно найти в некоторых из монастырей более трех–четырех грамотных монахов. [618] В это трудно поверить, если вспомнить, что 1578 г. монастыри сообща купили замечательную библиотеку Михаила Кантакузина. В 1602 г. Маргуний завещал девять ящиков книг Иверскому монастырю на Афоне; в 1684 г. патриарх Дионисий IV завещал много своих книг тому же монастырю. Каталоги показывают, что на протяжении XVII в. другие большие афонские монастыри
также пополняли свои библиотеки. [619] Даже в XVIII в. такие патриархи как Иеремия III и Серафим II, привыкшие быть среди образованных людей, удалялись туда. [620] Но неудача смелого начинания Кирилла V основать академию на Афоне показала, что монахи отказывались воспринимать интеллектуализм Фанара. [621] Росла антипатия между монастырями, даже афонскими, и греками Константинополя. По мере того как монашеская среда становилась враждебной культуре, Афон терял свою привлекательность для образованных людей. В монастыри поступали все более грубые и менее способные послушники. К концу XVIII в. уровень грамотности на Св. Горе существенно снизился; к началу XIX в. монахи погрузились в состояние грубого невежества, столь блестяще и злобно описанное такими путешественниками, как Роберт Керзон. [622] Эти путешественники не были свободны от преувеличений. Они отмечали эксплуатацию, осуществляемую духовенством, но редко упоминали о том, что наряду с этим были добрые и благочестивые священники. Они отмечали узость интересов монахов и то, в каком пренебрежении находились монастырские библиотеки. Но на Афоне по–прежнему были такие монастыри, как Великая Лавра, где сокровища прошлого бережно сохранялись, также как в монастырях Сумела и на Патмосе. Более того, это потрясающее антизападное и антиинтеллектуальное настроение было в своем роде выражением цельности. Афонская республика пыталась избежать влияния мирской славы и честолюбия, которые, как казалось, захлестнули греческое общество. Она старалась сохранять истинно православную традицию сосредоточения на вечных ценностях, неповрежденных человеческой философией и научными теориями. В дни существования Афонской академии монахов заставляли слушать лекции Вулгариса по немецкой философии; это отвращало их. Ведь именно такой путь им предлагался теперь, когда они искали духовного руководства из Константинополя. Их сопротивление было прискорбным и несозидательным, но оно отражало положительное стремление сохранить сущность веры.618
Belon P.Les Observations de plusieurs singularitez et choses memorables trouvees en Grece, Asie, Indie, Arabie et autres pays estranges. 1583. P. 83.
619
О книгах Михаила Кантакузина см. выше. Полное описание завещанных Маргунием книг см.: Geanakoplos D. J. Byzantine East and Latin West. P. 181–190; О Дионисии см.: Gedeon . . . 593. Его завещание датируется 1678 г.
620
Gedeon .Op. cit. . 631–632, 650.
621
См. выше: Кн. II, гл. 3.
622
Curzon R.Op. cit. P. 279–311, 357–449.
Но даже на Афоне поднял голову национализм. Греческие монастыри начали проявлять враждебность к сербской и болгарской обителям, а вскоре затем к румынской и русской. Это враждебное отношение возросло в XIX в. [623]
Национализм на Афоне был замкнутым, он был выражением соперничества между христианскими народами. За пределами Св. Горы он был направлен против иноверных угнетателей. Греки в провинции не могли понять тонкую политику патриархата. Они не понимали ту деликатность, которую должны были проявлять патриарх и его советники в своих отношениях к Высокой Порте. Они смотрели на своего сельского священника, местного игумена или епископа, которые должны были защищать их от турецких местных властей, и поддерживали всякого, кто защитит их от правительства. В дни расцвета Османской империи, когда администрация была действенной и в целом справедливой, греческий национализм скрывался в подполье. Но к XVIII в. государственный механизм начал разлагаться. Провинциальные турецкие губернаторы начали восставать против султана и обычно могли рассчитывать на поддержку со стороны местных греков. Все больше разбойников уходило в горы. В славянских районах они назывались турецким словом гайдуки. —,в Греции их называли клефты.Они жили разбоем, направленным главным образом против турецких помещиков; но они были готовы грабить и христианских торговцев любой национальности. Они могли рассчитывать на поддержку местных крестьян–христиан, для которых они впоследствии стали Робин–Гудами; они почти всегда могли найти убежище от турецкой полиции в каком-нибудь местном монастыре. [624]
623
См.: Hasluck F. W. Athos and its Monasteries. P. 55–60.
624
О клефтах см.: Phrantzis .' ' '. Т. I. . 40 ff.; Papadopoullos . .Studies and Documents relating to the History of the Greek Church and People under Turkish Domination//Biblio-theca Graeca Aevi Posterioris. Vol. I. P. 147–149.
Между тем дух восстания все больше возрастал в образованных кругах греков. Между Османской империей и Европой устанавливались все более тесные контакты. Ионийские острова продолжали оставаться под венецианским владычеством; после окончания последней войны между Венецией и турками в начале XVIII в. стало легче сообщение между островами и материком. Оккупация Венеции французами в конце столетия принесла французские революционные идеи в среду греков. Растущий интерес к греческой античной древности привлекал в Грецию путешественников всех национальностей; в результате того, что войны Французской революции затруднили для англичан путешествия в Италию, многие из них стали направляться в Афины. Между тем греки в княжествах находились в постоянном контакте с Австрией и Россией. В целом греки были не более безграмотными, чем любой другой европейский народ того времени. В деревнях только священник, учитель и два–три крестьянина могли читать, но в городах была всеобщая грамотность. Путешественники в Грецию Нового времени всегда отмечают необыкновенную страсть греков к чтению газет. В конце XVIII в. появились листовки и брошюры. По всей Европе это было время тайных обществ; особенное распространение получили франкмасоны. Масонство появилось и среди греков того времени. Хотя, вероятно, в Османской империи не было ложи, определенное количество фанариотов и других греков стали масонами во время своих путешествий на Запад, а в 1811 г. была организована ложа на Корфу. Идеи масонства XVIII в. были враждебны древним Церквам. Среди масонов было даже несколько церковных деятелей, но в результате движения было ослаблено влияние Православной Церкви. [625]
625
О масонстве в Греции см.: Botzaris N.Visions balkaniques dans la preparation de la revolution grecque. P. 71–81; Protopsaltis E. G. '. . 19–20.
Пророком новой религии среди греков был выдающийся человек по имени Адамантий Кораис. Он родился в Смирне в 1748 г. и молодым человеком поехал в Париж, который стал его местом проживания на всю оставшуюся жизнь. Там он завязал отношения с энциклопедистами и их последователями. От них он научился пренебрежению к клерикализму и традиции. Читая Гиббона, он пришел к мнению, что христианство привело к мрачной эпохе европейской цивилизации. Его друг Карл Шлегель научил его отождествлять национальность с языком. «Язык — это национальность, — писал он. — Ибо когда мы говорим"язык Франции", то имеем в виду французскую нацию». Следовательно, греки его времени были той же самой нацией, что и древние греки. Но для того чтобы сделать отождествление еще точнее, он должен был провести реформу языка так, чтобы он был ближе к классическим формам. Он был первым создателем кафаревусы, искусственного языка, который до сих пор оказывает разрушающее действие на развитие современной греческой литературы. В Греции византийского периода и в Православной Церкви он никогда не использовался. Сочинения Кораиса охотно читали молодые интеллектуалы Фанара и образованные люди во всей Греции. [626] Еще большее влияние имел поэт Ригас, который родился около 1757 г. в Велестино в Фессалии и настоящее имя которого было Антонио Кириазис. Его волнующие песни постоянно напоминали грекам об их славном прошлом и побуждали их к восстанию против турок; сам он разрабатывал план освобождения всей европейской Турции и конституцию, которая бы удовлетворяла интересам балканских славян, валахов и албанцев, и основал тайное общество для достижения своих целей. К сожалению, он сам и несколько его соотечественников были арестованы австрийской полицией в Триесте в 1798 г., выданы туркам и казнены. [627]
626
Основное исследование о Кораисе: Thereianos D.Adamantios Когаё^ Vol. 1–3. См. также: Sherrard P.The Greek East and the Latin West. P. 179— 186.
627
См.: Daskalakis A.Les CEvres de Rhigas Velestenlis, passim·, Lampros S. '; Amantos .' .
Церковные власти хорошо знали об этих проектах, в которых принимали участие многие молодые фанариоты; они также хорошо знали, что самые жизнеспособные из греков таким образом отворачивались от религии, и многие даже из представителей духовенства были крайне критически настроены к иерархии. В 1791 г. в Вене появилась книга на греческом языке под заглавием «Новая география». Она была написана двумя греческими монахами, Димитрием Филиппидисом и Георгием Константасом, которые тайно вывезли рукопись из Османской империи. Она содержала яростные нападки против Церкви, обвиняя высшую иерархию в продажности и раболепии перед турками, а низшее духовенство в крайнем невежестве. [628] Другая столь же критическая книга была опубликована анонимно в Италии в 1806 г. под названием «Греческая номархия, или Слово о свободе» и повторяла обвинения против всей церковной системы.
628
Philippides D., Constanias G. . . 1–2, passim(отрывки см. в кн.: Papadopoullos Т. .Op. cit. P. 136–137). ' '/Ed. Tomadakis, passim.