Великая и ужасная красота
Шрифт:
— Это на самом деле была просто случайность…
— Я тебе не верю!
Картик поддает ногой валявшийся на земле камешек, и тот взлетает высоко в воздух.
— Это совсем не то, что ты думаешь! — быстро говорю я, оправдываясь. — Я могу все объяснить…
— Никаких объяснений! Мы тебе отдали приказ, а ты должна ему следовать! Никаких больше видений! Ты это понимаешь?
Картик высокомерно усмехается. Видимо, он ожидал, что я задрожу от страха и выражу полное согласие. Но во мне этим вечером что-то сильно изменилось. И я уже не могу вернуться обратно.
Я внезапно кусаю его за руку, Картик вскрикивает
— Никогда больше не смей говорить со мной вот так! — зло бросаю я. — А я впредь не намерена быть испуганной и послушной школьницей. Да кто ты такой, чужак, чтобы указывать мне, что я могу делать, а чего не могу?
Картик скалится.
— Я — Ракшана!
Я смеюсь.
— Ах, ну да, конечно… великие и загадочные Ракшана! Таинственное братство, которое боится того, чего не понимает, и потому вынуждено скрываться за спиной какого-то мальчишки!
Это слово ударило Картика так, будто я в него плюнула.
— Ты же не мужчина. Ты — их лакей! А меня вообще не интересуете ни ты, ни твой брат, ни ваша дурацкая организация. И с этого момента я намерена делать, что хочу, и вам меня не остановить. Не ходи за мной! Не следи! И не пытайся больше со мной пообщаться, или ты очень об этом пожалеешь! Ты понял?!
Картик застывает на месте, потирая укушенную руку. Он слишком потрясен, чтобы хоть что-нибудь сказать. И в первый раз по-настоящему потерял дар речи. Так я его и оставила.
Мадемуазель Лефарж не сделала нам ни единого замечания. Она всю обратную дорогу сидела молча, закрыв глаза, и на ее лице блуждала печальная улыбка. Но в руке она сжимала визитную карточку инспектора. Понемногу все, утомленные долгим вечером, задремали, несмотря на дорожную тряску. Все, кроме меня.
Меня лихорадило от того, что довелось увидеть этим вечером. Все, написанное в дневнике Мэри Доуд, оказалось правдой. Сферы действительно существуют, и моя матушка где-то там, в других мирах, ждет меня. Предостережения Картика теперь ничего не значат. Я не знаю, что могу увидеть за дверью, ведущей в свет, и, по правде говоря, немножко боюсь этого знания. И лишь одно я знаю наверняка, с полной уверенностью: я никогда не стану пренебрегать силой, что скрывается во мне. Пришло мое время.
Моя рука ложится на плечо Фелисити; я осторожно встряхиваю ее, чтобы разбудить.
— Что такое? Уже приехали? — спрашивает Фелисити, потирая глаза.
— Нет, пока еще не приехали, — шепчу я. — Но мне нужно, чтобы мы устроили собрание Ордена.
— А… чудесно, — сонно бормочет Фелисити, снова смежая веки. — Завтра и устроим…
— Нет, это слишком важно. Сегодня. Мы должны встретиться этой ночью.
ГЛАВА 22
Предполагалось, что я не стану пользоваться своей силой. Предполагалось, что я не стану по собственной воле погружаться в видения. Сферы были закрыты двадцать лет, с тех пор, как случившееся с Мэри и Сарой изменило их. Но если я не пройду по этой тропе, я никогда больше не увижу матушку. И я никогда ничего не узнаю. И потому где-то в глубине души, там, где созревают решения, я знала, что все равно снова шагну на эту сомнительную дорожку.
Такие мысли толкутся у меня в голове, когда я сижу вместе со всеми в темной пещере. Воздух горячий,
сырой, липкий. Ночной дождь ничуть не добавил прохлады. После него жара только возросла, дурные запахи усилились, стали просто невыносимыми.Фелисити читает очередные записи из дневника Мэри, но я не прислушиваюсь. Моя тайна должна увидеть свет этой ночью, и каждая клеточка тела напрягается в ожидании.
Фелисити закрывает тетрадь.
— Так, хорошо, и к чему все это было?
— Да, — с надутым видом поддерживает ее Пиппа. — Почему это не могло подождать до завтра?
— Потому что не могло, — говорю я.
Нервы у меня на последнем пределе. Каждый звук кажется оглушающим, рвущим барабанные перепонки.
— А что, если я скажу вам: Орден существовал на самом деле? И сферы тоже реальны?
Я глубоко вздыхаю.
— И что я знаю, как туда попасть?
Пиппа широко раскрывает глаза.
— Ты вытащила нас в такую жуткую мокрую ночь, чтобы просто пошутить?
Энн фыркает и кивает, поддерживая свою новую лучшую подругу, с которой теперь во всем соглашается. Фелисити внимательно смотрит мне в глаза. И понимает, что во мне что-то сильно изменилось.
— Не думаю, что Джемма шутит, — тихо говорит она.
— У меня есть одна тайна, — выговариваю я наконец. — И это нечто такое, что я должна рассказать вам.
Я ничего не утаила от девушек; я рассказала, как была убита моя матушка, рассказала о своих видениях, о том, что произошло, когда я держала руку Салли Карни, и вместе с ней очутилась в туманном лесу; я рассказала и о храме, и о голосе матушки. Единственным, о чем я умолчала, был Картик. Делиться подобными переживаниями я пока что не готова.
Когда я наконец умолкаю, они смотрят на меня так, словно я сумасшедшая. Или словно увидели что-то необычное и изумительное. Я не очень поняла. Зато мне стало ясно, что истина обладает собственными чарами, такими, которые я не сумела бы сотворить, хотя мне того нестерпимо хотелось.
— Ты должна взять нас туда, — заявляет Фелисити.
— Но я не знаю наверняка, что именно мы там найдем. Я вообще уже ни в чем не уверена, — отвечаю я.
Фелисити вскидывает руку.
— Я готова рискнуть!
Я вдруг вижу рисунок, которого до сих пор не замечала, — в нижней части стены пещеры. Он почти стерся, но все же его можно еще разобрать. Женщина и лебедь. На первый взгляд кажется, что огромная белая птица напала на женщину, но при ближайшем рассмотрении возникает мысль, что женщина и лебедь сливаются воедино. Великое мистическое существо. Женщина, готовая взлететь, даже если ради этого ей придется утратить ноги.
Я сжимаю протянутую руку Фелисити. Ее пальцы отвечают мне крепким пожатием.
— Давай попробуем, — говорю я.
Мы зажигаем свечи, ставим их посреди пещеры и садимся в круг, держась за руки.
— И что мы теперь должны делать? — спрашивает Фелисити.
На стену падает ее тень — длинная и тонкая, как копье.
— Мне пока только один раз удалось полностью справиться с переходом по своей воле, когда я пыталась вернуться обратно сегодня вечером, — предупреждаю я девушек.
Я не хочу разочаровывать их. Вдруг я не смогу повторить опыт, и они подумают, что я просто-напросто дурачу всех?