Великая и ужасная красота
Шрифт:
— Что-то я его не вижу, — бормочет Пиппа, оглядываясь по сторонам.
— Не меня ли ты ждешь, моя леди?
Прекрасный молодой рыцарь выходит из-за толстого золотого ствола дуба. Он опускается перед Пиппой на одно колено.
— Я испугал тебя. Прости.
— Мне следовало сразу догадаться, — сухо шепчет Фелисити мне на ухо.
Пиппа выглядит так, словно только что выиграла главный приз карнавала. И беспечным тоном говорит рыцарю:
— Ты прощен.
Он поднимается. На вид ему не больше восемнадцати, он высок ростом, с волосами цвета зрелой пшеницы и широкими плечами, затянутыми
— Позволь спросить, кто твой защитник, моя леди?
Пиппа мнется, подбирая выражения, приличествующие настоящей леди.
— У меня пока что нет защитника.
— Тогда я счел бы за счастье взять на себя эту задачу. Если леди удостоит меня такой чести.
Пиппа оборачивается к нам и шепчет придушенно и восторженно:
— Ох, скажите же, что мне все это не снится!
— Не снится, — шепчет в ответ Фелисити. — Или же мы все спим и видим один и тот же сон.
Пиппе стоит огромных усилий не завизжать от восторга и не запрыгать на месте, как ребенок.
— Благородный рыцарь, я дарую тебе разрешение стать моим защитником.
Пиппа пытается выглядеть царственно, величественно, однако с трудом удерживается от хихиканья.
— Моя жизнь принадлежит тебе.
Рыцарь склоняется, чего-то ожидая.
— Думаю, ты должна дать ему какую-то свою вещицу в качестве символа любви, — подсказываю я.
— Ох…
Пиппа розовеет. Потом снимает перчатку и протягивает ее рыцарю.
— Моя леди…
Рыцарь — сама скромность.
— Я твой навсегда.
Он протягивает ей руку, и Пиппа, искоса глянув на нас, принимает ее и позволяет рыцарю увлечь себя на цветущий луг.
— А тебе тоже нужен рыцарь? — спрашиваю я Фелисити.
Она качает головой.
— Но тогда о чем ты просила?
Фелисити в ответ загадочно улыбается и говорит:
— Сейчас увидим.
Матушка окидывает ее холодным взглядом.
— Поосторожнее со своими желаниями!
Внезапно мимо наших голов со свистом проносится стрела. Она вонзается в ствол дерева прямо за нами. А потом на поляну осторожно выходит охотница. Ее волосы небрежно заколоты на макушке, как у какой-нибудь богини. На спине у нее висит колчан, битком набитый стрелами, а в руках она держит готовый к выстрелу лук. Колчан оказался ее единственной одеждой. В остальном она обнажена, как новорожденный младенец.
— Эй, ты же могла убить нас! — возмущенно восклицаю я, переведя дыхание и стараясь не слишком таращиться на ее нагое тело.
— Но ведь не убила.
Она опускает лук и убирает стрелу в колчан. А потом внимательно присматривается к Фелисити.
— А ты не испугалась, как я вижу.
— Нет, — соглашается Фелисити, выдергивая стрелу из ствола дерева. Она проводит пальцем по ее острому наконечнику. — Просто удивилась.
— Ты тоже охотница?
Фелисити протягивает ей стрелу.
— Нет. Но мой отец любил охотиться. И говорил, что этим спортом он восхищается больше всего.
— Но ты его не сопровождала на охоту?
Фелисити горько улыбается.
— Только сыновьям позволено охотиться. Не дочерям.
Охотница хватает Фелисити за предплечье.
— О! В этой руке — большая сила! Ты могла
бы стать весьма искусной охотницей. Могучей.Слово «могучей» вызвало у Фелисити совсем другую улыбку, и я без труда поняла, что произойдет дальше, к чему стремится моя подруга.
— Чему бы ты хотела научиться?
Вместо ответа Фелисити касается лука и стрелы.
— Вон там, под деревом, прячется змея, — говорит охотница, отдавая ей лук.
Фелисити прикрывает один глаз и изо всех сил натягивает тетиву. Стрела взлетает вверх и падает на землю. Щеки Фелисити вспыхивают от разочарования.
Но охотница аплодирует.
— Хорошая попытка! Ты можешь стать отличной охотницей. Но сначала ты должна научиться наблюдательности и терпению.
Фелисити и терпение? Вот уж нелепая мысль! Будь эта охотница хоть кем, но ей предстоит одолеть немало трудностей, если она вознамерилась научить Фелисити терпению. Но, к моему удивлению, Фелисити не возмущается и не спорит. Она вместе с охотницей уходит в сторонку и начинает терпеливо усваивать урок правильного обращения с луком и стрелами.
— А ты чего пожелала? — спрашивает матушка, когда мы наконец остаемся с ней вдвоем.
— У меня уже есть все, чего я хотела. Ты ведь здесь.
Она нежно гладит меня по щеке.
— Да. Еще на какое-то время.
Мое радостное настроение мгновенно испаряется.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Джемма, я не могу навсегда остаться здесь, иначе я попаду в ловушку, как те несчастные потерянные духи, которым никогда уже не завершить дело их душ.
— А в чем твое дело?
— Я должна исправить то, что натворили Мэри и Сара много лет назад.
— Но что они натворили?
Прежде чем матушка успевает ответить, к нам подбегает Пиппа, и, переполненная восторгом, так налетает на меня, что чуть не сбивает с ног. Она крепко обнимает меня.
— Ну, ты его видела? Разве это не самый безупречный из джентльменов? Он умолял меня о позволении стать моим защитником! Он просто отдал себя и свою жизнь в мои руки! Ты когда-нибудь слышала о чем-то хоть вполовину таком же романтичном? Это даже вынести трудно!
— Это точно, — сухо откликается Фелисити. Она только что вернулась с охоты, измученная, но счастливая. — Да, не так-то это легко, как можно подумать, честно вам говорю. У меня рука будет болеть неделю, не меньше.
Она осторожно поводит плечом и морщится. Но я прекрасно вижу, что она благодарна и за эту боль в руке, и за то, что получила наконец доказательства собственной скрытой силы.
Тут к нам подходит и Энн; ее светлые длинные волосы падают на плечи локонами, лежащими совершенно по-новому. И даже ее вечно текущий нос как будто угомонился. Энн показывает на высокие тонкие кристаллы хрусталя.
— А что это такое?
— Это руны Оракула, сердце этой сферы, — отвечает матушка.
Я подхожу к ближайшему кристаллу.
— Только не трогай их! — спешит предостеречь она.
— А почему нельзя? — спрашивает Фелисити.
— Сначала вы должны понять, как работает магия этого мира, как управлять ею, а уж потом можно будет позволить ей войти в вас, чтобы вы смогли ее использовать по другую сторону двери.
— Мы сможем взять вот такую силу с собой, в другой мир? — спрашивает Энн.