Великая игра. Птицы. Ледяной замок. Рассказы

Япп был в ярости от чего-то, что было далеко отсюда. Он опять вздрогнул и заработал лапами еще сильнее. Увидел, что там, внизу, люди начали расходиться. Наконец и последние ушли, никого. Он видел плохо, то — самое важное — было словно в тумане, оно сливалось с камнями, деревьями и домами. Япп остался один. Его дрожащий чуткий нос не улавливал больше ничего.

Он не сдавался. Лапы его неистово зарывались в землю. Их стремительное движение не прерывалось ни на секунду. Над головой Яппа завывала буря, разыгрываясь все сильнее.

Вскоре лапы стало колоть и жечь. На них появились раны. Вначале Япп не обращал на это внимания, продолжая судорожно рыть землю, но вот ему стало так больно, что лапы остановились сами собой.

Япп тесней прижался к земле. Но не расслабился, а напрягся еще больше. Сухой, горячий нос был поднят вверх, и если бы у людей, копошившихся внизу, глаза были способны видеть дальше обычного, они бы увидели его нос на фоне неба, торчащий над уступом, словно шарик.

Но люди, возившиеся на дне этой роковой бездны, не обладали зрением ястребов или орлов. Случившееся ослепило их. Они не видели нервного собачьего носа, торчавшего где-то в синеющей высоте.

Они были потрясены.

— Придется, видно… — сказал наконец кто-то.

— Да, — отозвался другой.

Погибший еще лежал на земле. Людям казалось, будто невидимая рука схватила и держит их, не давая двигаться. Помочь сорвавшемуся в эту бездну было уже невозможно — спешить было некуда. Его близкие, те, которым было положено больше всех заботиться о нем, тоже не спешили. В эти первые минуты смерть того, кто сейчас ушел из жизни, представлялась им невосполнимой утратой.

— Глядите, глядите, — раздались испуганные голоса в толпе.

— Где? Что?

Они увидели птицу.

— Стервятник? Птица была уже далеко.

— Ух, — выдохнул один, глядя на пустынные каменные глыбы. Людей снова охватил страх.

— Надо двигаться.

— Да, ничего не поделаешь.

Наверху, над долиной, выдавался Большой уступ. Каменная стена отвесно обрывалась вниз. В том-то и дело, что она обрывалась отвесно. Тот, кто поскользнулся на уступе, был обречен.

Только сейчас люди поняли, как все произошло, впрочем, они об этом даже не задумывались. Не искали объяснения. Труп на земле был для них как удар молнии — люди видят его иногда, но сказать тут нечего.

Несмотря ни на что, нашелся человек, который не потерял голову, он уже побывал в ближайшей усадьбе и принес оттуда носилки.

Стало тихо.

Люди работали.

Там, наверху, над пропастью, бродили воздушные вихри, но люди не чувствовали их. Здесь, внизу, среди каменных стен, ощущалось только ленивое дыхание лета.

И все же кто-то заметил такой вихрь, хотя, казалось бы, отсюда невозможно было увидеть то, что увидел он, и мысли его заработали в новом направлении. Он первый нарушил напряженную, мучительную тишину, сопровождавшую их труд.

— И как это он не заметил такого ветра! — вдруг сказал он. — Надо было пригнуться, а не идти во весь рост.

Те, кто поняли его мысль, вздрогнули и осуждающе глянули на него.

— Да, наверно, дело в этом, — ответили ему коротко и холодно. — Там следовало бы поставить заграждение.

Но он сумел преодолеть неловкость.

— Да, тогда бы люди, увидев его, понимали, зачем оно поставлено, — сказал он, продолжая работать, руки у него тряслись. Это оправдало его, и теперь он мог не опускать глаз.

Те, кто было почувствовали себя задетыми, согласились с ним и кивнули, подтверждая, что он прав.

Тело уже лежало на носилках, их подняли с земли и понесли к дому, отмеченному судьбой. Это был справный дом, но сейчас никто не пожелал бы его себе. Он стоял на отшибе.

Прежде чем они ушли, один из парней острым ножом вырезал крест на белой коре березы, стоявшей ближе других к тому месту, где нашли погибшего. Под крестом он вырезал дату.

Носилки трясло, потому что людям, несущим их, не удавалось идти в ногу. Иногда они попадали в ногу, и тогда носилки начинали плавно покачиваться, но вскоре кто-нибудь сбивался, и они опять шли вразнобой. Вообще-то это не имело значения, и люди, подавленные случившимся, даже не замечали этого.

Вдруг в толпе раздался голос:

— А где же Япп?

Все остановились. Носилки поставили на землю. Наконец-то можно было подумать и о другом. Пусть это всего лишь Япп, но они ухватились за эту мысль.

Один, плохо знавший погибшего, спросил: — Кто это Япп?

— Его собака.

— Да собака это! — раздалось сразу несколько нетерпеливых голосов.

А кто-то добавил:

— Япп наверняка был с ним…

Да, таковы были отношения между умершим и Яппом. Суть их можно было понять по самому голосу говорившего, и тот, кто раньше ничего не знал об этом, теперь понял все.

Они поглядели на устрашающий Большой уступ, на синие гребни гор, на скалы.

— Он-то, во всяком случае, не упал, иначе мы бы его увидели.

— Наверно, он все еще там, наверху.

Они внимательно осмотрели зубцы гор на фоне неба, но разглядеть маленькую собаку было, конечно, невозможно. Больше они не могли задерживаться из-за Яппа.

— Ничего с ним не случится, он всегда найдет дорогу домой, — решили они.

Но один парень робко произнес:

— Я, пожалуй, пойду поищу его.

— Ладно, но только потом, — сердито сказали ему. — Это не к спеху.

Глаза у парня бегали.

— Я все-таки пойду.

Они оглянуться не успели, как его и след простыл. Он просто сбежал. В этом никто не сомневался. Они увидели, как он карабкается по склону.

— Это только предлог, — сказал кто-то.

— Конечно, — отозвался другой.

Им всем хотелось бы оказаться сейчас на его месте. Но пришлось уступить злой необходимости. Впереди стоял дом, отмеченный судьбой. Их путь лежал туда. Любой из них согласился бы преодолеть самый крутой склон, лишь бы миновать этот дом.

Наверху, на уступе, раздался низкий странный звук: гав — и опять тишина.

Япп вздрогнул.

Хотя он сам издал этот звук.

Больше здесь никого не было.

Он лежал, как прежде, прижавшись к земле и положив морду на край уступа. Должно быть, невидимая буря все еще бушевала над ним. Случившееся терзало Яппа. Гав, вырвалось у него.

И тут же опять крикнула птица. Угрожающе. Прямо над ним. Она пронеслась мимо, полоснув его взглядом, и улетела, постепенно превратившись в точку. Яппу показалось, что этот горящий взгляд разрубил его пополам.