Великая игра. Птицы. Ледяной замок. Рассказы
Шрифт:
— Это могло плохо кончиться.
— Почему?
— Молния ударила за изгородью, — сказал он твердо, словно произнес приговор.
— Да, — согласилась Хеге, — один удар был особенно сильный.
— Молния ударила в дерево!
— Угу, — ответила Хеге, она считала петли.
— В одну из сухих осин!
Хеге не дрогнула.
— Вот как, — уронила она.
— Ну, скажу я тебе, — рассердился он, — если и это пустяки, тогда, значит, вообще все пустяки.
— Молния любит сухие деревья, — сказала Хеге.
Сказала не думая. Просто так.
— Иди и посмотри,
— Сейчас, — с готовностью согласился Маттис, это дело было ему по силам.
Выбежав из дома, он принялся оглядывать вершины деревьев. Вскоре он догадался, что Хеге перехитрила его. Просто ей не хотелось говорить о той осине, в которую ударила молния, вот она и придумала, чтобы он считал деревья. Но почему не хотелось?
Маттис вернулся в дом и объявил:
— Нет, только в это.
— Ну и хорошо, — не к месту ответила Хеге.
Случай с молнией и осиной поселил в Маттисе тревогу. Он беспокойно бродил вокруг дома и по дороге. Никак не мог разгадать эту загадку.
Он знал, что это вопрос жизни и смерти.
Но кого это касается?
От Хеге он больше ничего не добился: она не желала говорить то, что знала. Оставалось обратиться к чужим, но мысль об этом была ему неприятна. К тому же тут надо было действовать очень умно. Однако это был вопрос жизни и смерти, и если это касалось не Хеге, значит, его самого.
А чего тебе хочется? — спросило в нем что-то.
Об этом нельзя думать, сказал он себе и как обрубил: а я и не думаю!
Маттис сделал вид, что собирается к лавочнику — теперь он ходил туда чаще, чем раньше.
После великого торжества на пристани Маттис спокойно входил в лавку у всех на глазах, раньше он так смело никогда не держался. Кто знает, может, теперь он стал уважаемым человеком — законная награда за то, что он приплыл сюда с девушками.
— Может, сходить сегодня в лавку? — спросил он днем. Побрился он еще с утра.
— Тебя будто подменили, — сказала Хеге. — Сам просишься в лавку.
Пусть говорит, что хочет. Она ведь не знает, в чем дело, не знает, что это вопрос жизни и смерти.
— А деньги? — виновато спросил он и сразу будто стал меньше ростом.
Она дала денег на покупки и несколько эре для него.
— Это тебе…
— Нет, сегодня я леденцов покупать не буду, если ты их имела в виду, — перебил он ее.
— Почему? У нас с деньгами не хуже, чем всегда.
— Человек не должен думать о леденцах, когда молния ударила в дерево, — ответил Маттис, коснувшись опасной темы. Но Хеге будто и дела до этого не было.
— Одно другому не помеха, — сказала она, испугав его своим легкомыслием.
— Но ведь это гораздо важнее, чем леденцы. Неужели ты не понимаешь?
Все-таки возьми десять эре и купи себе леденцов, как обычно, — сказала Хеге, не изменившись в лице.
— Берегись! — взволнованно сказал Маттис. Он вернул ей монетку, взяв денег столько, сколько требовалось на серьезные покупки. И поспешил уйти, пока она не напугала его еще больше.
Ему нужно было одно —
законный повод пройти по дороге, где он надеялся встретить кого-нибудь из ближайших соседей, тех, которые хорошо знали эти осины. Лавочник жил слишком далеко, чтобы знать, какая из осин была Хеге, а какая — Маттис. Кого из них поразила молния.Дорога была безлюдна, в это время жители поселка были заняты работой. Маттис совсем забыл об этом. Мимо него проносились машины. Он зашел в лавку и купил все, что требовалось, спокойно и уверенно. Несколько незнакомых туристов, как всегда, покупали там печенье и лимонад.
Когда он уже собирался уходить, произошло нечто досадное. Поскольку Маттис не купил себе, как обычно, леденцов, лавочник подумал, что у него нет денег, и, зачерпнув совком немного конфет, высыпал их в кулек. Кулек этот он положил рядом с другими покупками и подмигнул Маттису.
Маттис покраснел. Ему случалось видеть, что так лавочник поступает с детьми. Маттис схватил свои покупки и оставил леденцы на прилавке.
— Бери, бери, — сказал лавочник. — А в другой раз заплатишь.
Эти слова уничтожили Маттиса. Ему, как ребенку, дают леденцы, хотя он знает о таких важных вещах, как молния, разбитое дерево и предупреждение о смерти. Он взял гостинец, буркнул «спасибо» и по привычке сунул леденец в рот. Лавочник унизил его. И самое ужасное, что он был добрый. Маттис попытался спасти положение.
— Впрочем, что с тебя спрашивать, ты не виноват, — громко и отчетливо сказал он лавочнику.
Это подбодрило его.
— В чем не виноват? — Лавочник с удивлением взглянул на Маттиса.
— Да в том, что ты такой, какой есть! — ответил Маттис, решив, что с честью вышел из положения.
Лавочник удовлетворенно засмеялся, он уже успокоился.
— Думаю, что не виноват.
Маттис ушел.
Уже на дороге он, не удержавшись, положил в рот второй леденец, теперь у него за каждой щекой лежало по конфетке, сладость от них текла на язык. Как в давние времена.
На дороге Маттису попадались только чужие. Он прохаживался по ней, глядя пустыми глазами на грохочущие машины, и старался держаться поближе к тому месту, откуда были видны сухие осины. Рабочий день наконец кончился, и люди потянулись с лугов домой. Мимо Маттиса прошло несколько человек. Увидев одного знакомого парня, Маттис подошел к нему; для начала у него был заранее придуман вопрос.
— Что поделывал сегодня?
Начало оказалось неудачным. Усталый парень мрачно поглядел на Маттиса.
— А сам ты что поделывал? — резко спросил он и хотел пройти мимо.
Маттис дрогнул было, но в такую минуту он не разрешил себе испугаться.
— У меня к тебе важное дело, — упрямо сказал он. — А спросил я так просто, для начала.
Парень знал Маттиса и потому заговорил по-другому.
— Косил я, с покосом еще не все управились, — ответил он. И уселся на каменную тумбу, стоящую на обочине. — Давай, Маттис, выкладывай, что там у тебя, а то я устал и хочу есть.
— Даже не знаю, как об этом сказать, — важно' начал Маттис. — Быстро тут не скажешь.