Великая оружейница. Рождение Меча

– Ты кто? – спросило женщину-кошку это юное создание.

– Смилиной меня звать, – ответила та. – Я с Белых гор.

– Я слыхала про дочерей Лалады, но ещё не видела их ни разу, – сказала девочка, подъезжая ближе и удерживая коня приплясывающим на месте. – Они все такие… огромные, как ты?

– Нет, не все, – усмехнулась Смилина. – А тебя как звать, красавица?

– Свобода, – был ответ. – Я дочь князя Полуты.

– А, так вот в кого ты… такая, – пробормотала женщина-кошка, вспоминая княгиню-кочевницу.

– Какая? – Глаза юной наездницы заискрились озорными звёздочками.

– На матушку похожая, – засмеялась Смилина.

И всё-таки степная кровь в её жилах текла разбавленной, острые кангельские черты смягчала русоволосая отцовская порода. Девчонка уродилась тонконогой и худой, только эти глазищи смотрели в душу, прекрасные и жуткие одновременно. Смилина не поверила, что ей всего восемь лет, а не двенадцать-тринадцать. Свобода ускакала в луговой простор, к заходящему в багряном зареве солнцу, а Смилина после этой встречи ещё долго не могла стереть с лица невольную улыбку.

Вернувшись в сад, она почти столкнулась с Сейрам.

– Вот ты где! – молвила княгиня. – А я тебя ищу… Уж не серчай, что оставила тебя одну. Девушка тоскует… Она влюблена в тебя. Отчего бы тебе не взять её в жёны? Она стала бы тебе хорошей супругой.

Ошарашенная этой прямотой, Смилина не сразу нашлась с ответом. Её лишало дара речи жаркое дыхание, источаемое этими беззастенчивыми смоляными глазами, она не могла отвести взгляда от дерзких и красивых уст, созданных для того, чтобы отдавать повеления и целоваться.

– Не время мне ещё для женитьбы, – только и сумела Смилина пробормотать. – В учении я. Ковалем хочу стать.

Это прозвучало невнятно, жалко. Сейрам понимающе кивнула, но в её зрачках мерцала усмешка, от которой Смилину то обдавало жаром, то сковывало стужей.

– Ты не соскучилась тут в одиночестве? – спросила княгиня.

Вспомнив о девчонке-всаднице, Смилина снова невольно заулыбалась.

– О нет, государыня. Я тут твою дочку встретила… Она на лугу верхом каталась.

Глаза женщины тепло заискрились.

– Да, моя дочурка коней любит ещё больше меня, – засмеялась она. – Хоть и кангелка она лишь наполовину, но огня в ней хватит на десять таких, как я.

В роскошной опочивальне Смилина долго не могла уснуть. За окнами догорала заря, задремал цветущий сад, но его благоухание поднималось и сюда, наполняя комнату вечерними чарами, от которых щемило сердце и хотелось мчаться вперёд по высокой траве. Женщина-кошка принялась расчёсывать волосы: это помогало ей собраться с мыслями и успокоиться.

– Твои волосы… Это чудо!

От звука этого голоса Смилина сжалась пружиной. Сердце снова жарко заныло. В спальню вошла Сейрам – в одной сорочке из заморского шёлка, с прозрачным, как туман, покрывалом на чёрных косах. Они ниспадали ей на грудь двумя шелковистыми змеями.

– Кхм… Государыня! – Смилина смущённо вскочила. – Что ты делаешь тут в такой час?

Тонкая, унизанная перстнями рука мягко толкнула её и заставила сесть на постель. Перед Смилиной остановилась не кочевница, а богиня с раскосыми глазами, в которых колыхалась колдовская тьма, вливая в грудь горьковато-сладкое томление. Изгибы её стройного стана хотелось ласкать, покрывать поцелуями, и Смилина дрожала на краю безумства, сдерживая себя изо всех сил. Это было непросто: чёрные очи завораживали, подчиняли, возносили к горним высотам блаженства.

– Равных тебе нет на целом свете, – слетело с ядовито-вишнёвых уст. Палец Сейрам скользил по плечу Смилины. – Взглянув в твои глаза всего раз, пропадаешь в них навсегда… Я понимаю эту девушку!

Её губы дышали в шёлковой близости от поцелуя, ресницы незримо щекотали сердце женщины-кошки, дуги тонких горделивых бровей изгибались готовыми к выстрелу луками. На высоких скулах рдела багровая заря безудержного желания.

– Я в одном шаге от падения. Мне всё равно, что у меня есть муж. Он меркнет в сравнении с тобой. Женщины падают к твоим ногам, но ты остаёшься простодушно-неприступной… И это так… влечёт.

Уже не палец, а обе ладони ласкали плечи Смилины. Сейрам изгибалась змейкой, обжигая очами, опьяняя губами. Не раз Смилина видела в женских и девичьих глазах «да», но такого «да», как это, ей не доводилось наблюдать. Оно стрелой пронзало сердце, давило властью, сокрушало царственным величием. Такое «да» обязывало. Оно ставило на колени.

– Ты можешь выбрать любую, – струился в уши Смилины искушающий шёпот. – Любая пойдёт за тобой – от рабыни до княгини.

– Мне не нужна любая, государыня, – хрипло выдавила женщина-кошка. – Я жду свою ладушку. И найду когда-нибудь.

Ресницы княгини-кочевницы с трепетом сомкнулись, уста изогнулись в очарованной, боготворящей улыбке.

– Опять это твоё милое простодушие… Ты в самом деле такая простая или только хочешь таковой казаться?

– Я вся как на ладони перед тобой, госпожа. – Смилина уже была готова ловить рвущееся из-под рёбер сердце, сошедшее с ума.

– Ладони… – Сейрам завладела руками Смилины, гладила их своими мягкими, холеными пальчиками. – О, такие большие, такие горячие! Это счастье – ощутить их ласку на своём теле.

Она взяла руки женщины-кошки и приложила к своей груди. Ошарашенная Смилина хотела отпрянуть, но Сейрам не выпускала её из сладкой ловушки.

– Я твоя, – с торжественно-горькой, отчаянной обречённостью молвила княгиня. – Владей мной, и пусть после этого вся трава выгорит пожарами, пусть небо упадёт на землю, а солнце рухнет и сожжёт всё вокруг. Пусть всё пойдёт прахом. Только сделай меня своею.

Это был воистину княжеский подарок, безумный и роскошный, расточительный наотмашь. Смилина держалась на последнем клочке воли, мягко отстраняя ласкающие руки.

– Государыня, этот дар слишком велик для меня. Я его недостойна. И я не привыкла брать чужое.

Вишнёвые губы страдальчески и гневно изогнулись, зрачки сузились и блеснули колкими искорками.

– Скажи, разве я не хороша? – Холеные руки стиснулись на запястьях Смилины, но не могли их обхватить полностью.

– Более прекрасной женщины, чем ты, я не видела в своей жизни, – ответила Смилина просто и откровенно.

– Так в чём же дело?! – почти вскричала Сейрам, касаясь повлажневшими ладонями щёк женщины-кошки.