Великая Отечественная: война продолжается
Шрифт:
получают. На работу, с работы ходят под конвоем. Русские настолько переутомлены,
что буквально валятся с ног. Им часто попадает от охраны плетьми. Пожаловаться
на охрану и скверную пищу они не имеют права. Моя соседка на днях приобрела себе
работницу. Она внесла в кассу деньги, и ей предоставили возможность выбрать
любую из пригнанных сюда женщин по вкусу".
Из писем тех, кому не удалось избежать объятий «добродушных» немецких бюргеров:
8 октября 1942 г.
"Мамочка,
обуви у меня нет. Хожу, как нищая. Хлеб получаем два раза в день по 100 грамм.
Работаем 12 часов в день. Кроме завода и бараков ничего не знаем. Как приду,
упаду на кровать, наплачусь вдоволь, вас вспоминая.
За короткое время нашей жизни здесь мы все выбились из сил, недоедаем,
недосыпаем. В маленькой комнатке нас 16 человек, все украинки и я. Приеду,
расскажу все. Но вряд ли нам свидеться суждено, потому что зимовать остаемся в
летних бараках из досок. При таком питании да без сна и голой да босой не выжить
мне. Если можете, не откажите, вышлите чесноку да луку, потому что пища
однообразная. У меня уже десна чешутся, цинга начинается".
10 ноября 1942 г.
"Наша жизнь, мамочка, хуже, чем у собак. Суп дают такой же зеленый, и его по-прежнему
никто не ест. У меня от думок иссох мозг и глаза от слез не видят. Сегодня все
12 часов работали голодные. Но плачь, не плачь, а работать нужно. А какая работа
может быть у голодного изо дня в день человека? Немка придет: "Нона, шнеллер,
арбайтен!"…
Дорогая мамочка, как мне тяжело без вас. Я не в силах сдержать рыдания. Я от
обиды плачу. О, есть еще хуже, еще тяжелее, но я не в силах описать…
Мы уже привыкли к тому, что в два часа ночи открывается дверь, включается свет и
полицай кричит «ауфштейн» (встать!). Сразу встаем, выходим во двор, стоим час.
Нас начинают считать. Ждем вторую смену, когда их выведут. Замерзаем пока стоим
во дворе. Мыслимо ли — почти босые все. А иной раз проливной дождь идет или
мороз.
Я просто не в силах все мучения и переживания описать. Мамочка! Я устала!
Прослышала, нас на другой завод переводят. Сейчас работаем вместе с сербами,
французами и украинцами.
Мамочка, если можно, вышлите, пожалуйста, лука и чеснока. У меня цинга. Не
откажите в моей просьбе"
Другие письма:
"Дорогая мама!
Живем мы в бараке 60 человек, спим на соломе. В этом бараке очень холодно.
Работаем с 6 утра до 9 вечера. Есть дают утром тарелку окропа (кипятка) и 50
грамм хлеба утром, на обед и ужин — суп без хлеба. А еще на работе дают хлеб —
утром
грамм 25 и днем. Пища, дорогая мама, плоховата, но это ничего, если бытолько домой. Письмо ваше получили, мама, и плакали. Очень я тоскую, что живу в
неволе. Не вижу света, не вижу ничего кроме своего барака страшного. Нас водят
на работу и с работы как невольников",
"Мы в Германии заключенные. Живется очень плохо. Работаем в поле, питаемся 200
граммами хлеба утром, вечером дают миску супа. Работы очень много. У нашего
хозяина 28 человек: польки, француженки, русские. Кроме того еще 15 полек у
другого хозяина, только спят и питаются они у нашего".
Из показаний бывших каторжан:
Нона С, ученица 9 класса, Ворошиловградская область:
"Немцы насильно отправили всю нашу молодежь на работы в Германию. На вокзале во
время отъезда стояли стон и плач. Плакали отъезжающие и провожающие. Меня и 16
девушек направили в г. Швац. Здесь происходила самая настоящая торговля русскими
людьми. Немцы и немки крутили нас, щупали, мерили. Меня купил булочник Карл В.
Работала я у него с 6 утра до поздней ночи. Хотя и жила у булочника, но хлеб ела
редко. Каждый день мыла пол, стирала, убирала, нянчила детей. Фрау была не очень
злая, толкнет, ущипнет, по голове ударит, но не очень больно, и все. Только
обидно было, как вспомнишь, что училась в восьмом классе, изучала французский
язык, историю, а тут стала рабыней, как в период римского владычества. От
непосильного труда, голода и побоев я заболела. Оправившись немного, бежала на
Родину. В Брест-Литовске меня задержали и посадили в концлагерь. В этом лагере в
полуразрушенных сараях томились тысячи наших граждан. Ежедневно по 10 — 15
трупов выносили".
Валя Демушкина, вернулась домой из Нюренберга:
"Работала у немки. Муж ее, обер-лейтенант Карл Шток, убит на восточном фронте,
под Сталинградом. 1 января 1943 г. к ней должны были прийти гости. Поглощенная
работой и своими невеселыми думами, я не заметила как на плиту начало литься
закипевшее молоко. По кухне распространился запах угара. Разъяренная фрау
ворвалась на кухню, вырвала из моих рук кастрюлю с остатками молока и выплеснула
его мне в лицо. Я потеряла сознание. Очнулась в больнице и ощутила невыносимую
боль и мрак. Я ослепла"
В таких условиях оказались миллионы советских граждан.
Из Кривого Рога вывезено свыше 20 000 человек.
Из Курска — 29 381 человек.
Из Харькова — свыше 30 000.
Из Мариуполя — 60 000.
Из Сталино — 101 эшелон.