Великая распря

Тут и там попадались трупы. Семеро военных валялись на широком перекрёстке. Погибли в стычке, но тела их так и не убрали. Теперь они гнили тут, распространяя вонь на всю округу. Были и мирные жители. На пути нам попадались мёртвые мужчины и женщины, ставшие случайными жертвами перестрелок или артиллерийских ударов. Серые лица, облезшая кожа, гниющее мясо, белеющие кости. Всё это я уже видел и раньше много раз. Что в том мире, что в этом — смерть везде выглядела одинаково.

Уже месяц они тут лежали — трупы тех, кого война застала врасплох. Остальные бежали или попрятались в подвалах. Возможно, под завалами тоже было много погибших, но они не мозолили глаза, а уединённо гнили под грудами камней.

На углу застрял прошитый пулями трамвай с рваной дырой в боку. В салоне — мёртвый пассажир. Чуть дальше — броневик «Пантера». Краска обгорела, и теперь невозможно было понять, чей он — наш или птолемеевский. Почти на каждом углу попадались либо «Гектор», либо «Пантера», либо военно-транспортная машина. Все они остались там же, где их накрыло огнём. За месяц противник так и не нашёл времени оттащить их, как и не нашёл времени похоронить погибших.

Ближе к акрополю наткнулись на колонну целёхоньких зелёных грузовиков. Шесть машин мирно стояли на улице, у некоторых были открыты двери. В кабинах — пусто. Мы обошли их стороной, и Шмель сообщил командованию, что требуются сапёры. Очень уж походило на ловушку.

А стрельба продолжалась. Над пустыми кварталами разносился эхом треск пулемётных и автоматных очередей, гремели редкие взрывы. Относительно недалеко до сих пор шли бои.

Не пощадила война и акрополь. Скверик на въезде был распахан снарядами, беседки и фонтаны стояли побитыми, а среди зелени торчал коричневой каракатицей сгоревший танк с оборванной гусеницей. Судя по тому, что орудие было направлено в сторону акрополя, танк принадлежал врагу. Видно, наши аристократы отчаянно сопротивлялись вторжению чужаков.

Об этом же говорила и вилла неподалёку. Судя по внешнему виду, оборону там держали долго. На стенах виднелись следы попаданий снарядов, внутри лежали трупы защитников. Несколько молодых парней и девушек в военной форме погибли от пуль и осколков. Их тела так и не убрали — где воевали, там и остались. Эти были относительно свежими — только начали разлагаться.

Но гораздо больше меня шокировало зрелище, которое предстало перед нами в большой гостиной. Она выходила окнами во двор и потому пострадала не так сильно, как прочие комнаты.

Более десятка трупов наполняли помещение нестерпимой вонью. Среди них были и женщины в костюмах служанок и даже дети. Самому младшему мальчику на вид было лет пять. Он валялся на полу раскинув ручки и ножки, а вокруг головы засохло кровавое пятно. Женщина и мужчина, одетые лучше остальных — видимо, хозяева дома — лежали возле дивана с перерезанными глотками.

Шедшие со мной бойцы поморщились. Феофил выругался. Одного парня чуть не стошнило, и он побежал на улицу.

Подошёл Шмель и осмотрел комнату.

— Похоже, семья долго сопротивлялась, — сделал он вывод. — Священная фаланга поработала.

— Вот же выродки, — процедил Феофил. — Как их земля носит. Никакой чести нет.

— Меня больше интересует, почему их отпустили, — я обвёл взглядом полную трупами комнату. — Они тут творили пёс знает что, а им позволили просто так уйти. Даже не попытались уничтожить.

— Да уж… — согласился Шмель. — Если басилевс такую гниль отпускает с миром после того, во что они город превратили, встаёт вопрос, на чьей он стороне. Ладно, парни. Все комнаты проверили? Чисто?

— Чисто, — ответил я.

— Хорошо. Дальше пусть сапёры работают. Не удивлюсь, если птолемеевские мрази нам тут ещё подарочки оставили.

Мне так и представилась картина. Семейство с остатками дружины обороняет дом, сдерживая превосходящие силы противника. Защитники гибнут один за другим под массированным обстрелом, и вот в доме почти никого не остаётся из умеющих держать в руках оружие, и тогда отец семейства принимает решение сдаться, надеясь, что противники поступят, как подобает благородным людям, и его с женой и детьми просто возьмут в плен до окончания боевых действий.

Но противник оказывается не очень-то и благородным. Выродки из Священной фаланги собирают всех, кто был в доме, включая слуг, в самой большой комнате и жестоко, хладнокровно убивают одного за другим. Скорее всего, глава семейство находился под блокирующими устройствами и не мог ничего сделать, кроме как наблюдать за бойней, ожидая своей участи и понимая, какую ошибку совершил, доверившись этим подонкам.

Я же просто кипел от возмущения. Как можно было отпустить с миром тех, кто сделал это? Наверняка руководство клана Красного быка и басилевс заключили какое-то договор. Но разве не является преступлением договариваться с теми, кто творит подобные вещи?

А с другой стороны, стоило ли удивляться? Не бывает хороших политиков, у каждого руки в крови, каждый замешан в таком дерьме, какое обычному наёмнику даже не снилось. Один политик может переплюнуть роту наёмников по количеству убитых им людей. Вся разница лишь в том, что политик остаётся с чистыми ручками, а пачкаться приходится наёмнику.

Мы целый день осматривали улицы оставленных Птолемеями районов. Думали, что будем этим заниматься дольше, но на следующее утро поступил приказ снова двигаться на передовую. В городе до сих пор шли бои, и правительственным войскам требовалась помощь, поэтому тагмы Златоустовых, Северовых и Солунских отправились к линии соприкосновения, которая теперь проходила южнее акрополя по окраине Алебастрового района.

Здесь застройка оказалась уже не столь плотной, как прежде, повсюду торчали жилые многоэтажки и офисные здания, а вокруг зеленели скверы и дворики. Местность была холмистая.

Когда высаживались из броневиков, на противоположной стороне широкой улицы я увидел отряд с эмблемами в виде двуглавого золотого орла на чёрном фоне — гербом ВКП. Тут находилась минимум полусотня бойцов вместе с бронетехникой. Я подошёл к ним, расспросил, что происходит и с кем воюют.

Десятник их сказал, что во время отступления правительственные войска прижали часть птолемеевской шайки к каналу и взяли в окружение.

— А кто там? — спросил я. — Какие подразделения?

— Разные, — ответил десятник. — Похоже, элита. Держатся стойко. Уже который день их долбим. Говорят, кто-то видел эмблемы Священной фаланги. И предатели, говорят, тоже есть. Они последними отступали.

— Предатели?

— Ну да. Те, кто переметнулись. Они тоже свалить хотели, да не вышло, — десятник злорадно усмехнулся. — Всех прижали, сволочей.

Получается, в правительстве на такие уж и дураки сидят, сделал я вывод. Поняли, что нельзя дать врагу уйти полным составом, вот и защемили хвост отступающим. Возможно, цель была в том, чтобы поймать предателей, а может быть, и Священную фалангу хотели покромсать — поквитаться за всё хорошее.