Великая распря

Я не очень-то и поверил Арсению, но сейчас для меня было главным вовсе не доказывать его причастность к какому-либо делу, а узнать о предателях в собственной семье:

— Хорошо. Продолжайте, — сказал я. — Что вам известно об убийстве Дмитрия Златоустова.

— Никанор Птолемей через своё доверенное лицо передал приказ одной из преступных группировок устранить вас, Константин, и вашего отца. Больше мне ничего неизвестно.

— Вы знаете, кто такой Паук?

— Я слышал это прозвище, но повторяю, я лично не имел никаких отношений со всякой швалью с окраин.

— Которой ваш клан, тем не менее, покровительствует, — заметил я.

— Не я решаю, кому мой клан покровительствует.

— Допустим. Продолжайте, — кивнул я. — Какова цель убийства Дмитрия Златоустова?

— Сменить руководство вашего рода, возведя в должность предводителя князя, лояльного нашей филе.

Я еле заметно улыбнулся. Вот и настал момент истины. Сейчас я собственными ушами услышу о том, что дядя Евсевий предал наш клан.

— Кто этот князь? — спросил я.

— Никифор Львович Златоустов.

Секунд пять я пристально смотрел в глаза Арсению, не веря своим ушам.

— Никифор? — переспросил я. — Таксиарх агемы?

— Да, Никифор Львович Златоустов являлся тем самым князем, который в ходе восстания, если бы всё пошло удачно, занял бы должность предводителя рода Златоустовых и выступил на нашей стороне.

— И он… он знал об этом? — кажется, я начал волноваться. — Он знал о том, что мы с отцом будем убиты?

— Да, он знал. Никифор тесно с нами сотрудничал.

— А Евсевий? Евсевий Львович какую роль играл?

— Почти никакой.

— Что значит «почти»? Он же симпатизирует вашему клану. Он же сам хотел, чтобы басилевсом стал Амвросий, — я говорил совсем не то, что планировал, возможно, даже ляпнул лишнего, но у меня сейчас в голове всё перемешалось. Я был на девяносто пять процентов уверен, что за убийством отца стоит дядя Евсевий, и теперь мне казалось, что пленный телеарх нагло врёт.

— Да, нам это тоже было известно, но Евсевия мы не привлекали, — ответил Арсений. — Он обладает неустойчивой психикой, имеет проблемы с алкоголем и ряд эмоциональных привязанностей, которые могли помешать осуществлению плана. Евсевий мог играть только вспмогательную роль.

— Каких привязанностей?

Арсений надменно улыбнулся:

— Ваш дядя, Константин, слишком пёкся о вашем воспитании, а ещё он вёл себя несдержанно по отношению к некоторым членам вашей семьи. После Сиама он долго страдал от посттравматического расстройство, и это наложило отпечаток на его психику. Это всё могло нам помешать. Поэтому мы и не стали с ним работать. Хотя… потенциал, разумеется, был.

— Но вы его всё равно пытались привлечь?

— В некотором роде. Наш человек недавно должен был выйти с ним на связь. Больше мне ничего неизвестно. Я в это время участвовал в боевых действиях.

— Я видел, как вы участвовали. Убивали семьи, которые сдавались вам. Убивали женщин, детей — всех. Хладнокровно и подло, — мне не стоило подобное говорить, поскольку к теме разговора это уже не относилось, но у меня перед глазами отчётливо всплыла картина, которую я видел в разрушенном особняке.

— Прошу прощения, но я не понимаю о чём вы. Лично мне такие случаи неизвестны.

«Врёшь, гадина, всё врёшь», — подумал я, но больше ничего не сказал, остановил себя силой воли, понимая, что слова тут не имеют значения.

— Ладно. Кто ещё из Златоустовых причастны к восстанию вашей филы? — спросил я. — Кто из других родов причастен?

Арсений Птолемей назвал почти два десятка имён князей, которые тем или иным способом должны были поучаствовать в восстании. Среди них оказались и представители Северовых, и представители Солунских, Гиппонских и пары других крупных родов. В нашем семействе кроме Никифора было ещё два человека, на поддержку которых рассчитывал Амвросий. Я не знал их лично, но имена их хорошо запомнил.

Допрос был окончен, пленника увели в камеру, Леонтий тоже ушёл, мы с Андреем остались вдвоём.

Андрей сидел в пол-оборота и созерцал, как я расхаживаю взад-вперёд по комнате. Мой мозг кипел от мыслей. Полученная информация рушила все мои прежние представления о положении вещей в нашем роду, и теперь требовалось решить, что делать дальше.

— Если честно, мне не хочется возвращать этого засранца клану, — сказал я. — Пристрелить бы его.

— Мне пришлось связаться с их новым архонтом, — сказал Андрей. — Мы уже договорились насчёт передачи пленника. Нам готовы заплатить сто тысяч драхм.

— Дорогостоящий засранец, ничего не скажешь… Ладно, я обещал, я сдержу слово, так и быть. Пусть валит, куда хочет. Думаю, однажды и его настигнет кара. Однажды эфоры сами придут и за ним, и за всей их сраной бандой.

— Как знать… Может быть, придут, а может, и нет. Как я понял, у басилевса какой-то договор с новым архонтом. Возможно, тот и сдаст кого-нибудь из своих, но… мне кажется, эфоры к ним лезть не станут, — Андрей поморщился.

— Что ж, это уже их дело. Мы узнали, что хотели.

— Да, Евсевий оказался не при чём. А ты думал убить его.

— Поэтому и не убил, что не был уверен до конца.

— А вот от Никифора я не ожидал. Что делать-то с ним теперь?

— Известно что.

— Нельзя так просто убить таксиарха агемы. Его смерть будут расследовать.

— Пускай расследуют. Ни ты, ни я никому ничего не скажем, даже нашим родственникам, даже старцам. Мы выждем, а потом, когда пройдёт время, Никифора найдут с простреленной головой в лесу или в мусорном баке. Ты главное, следи за ним, за каждым его шагом. Нельзя позволить ему удрать.

–Наблюдение за домом установить? Хорошо, как кажешь, — согласился Андрей.

–А с Евсевием поступим иначе. Пусть едет куда-нибудь подальше и там занимается какой-нибудь мелочью, чтобы под ногами не путался и воду не мутил.

–Но Евсевий по сути ни в чём не виноват. Наоборот, он заботился о тебе. Он ни за что бы не пошёл на такую подлость, как Никифор.

— Да плевать. Мне он тут не нужен, и уж тем более мне не нужен такой управляющий. Пусть алкоголизм свой лечит и думает, на чьей он стороне. Может быть, однажды… впрочем, что сейчас гадать? Я пока здесь никто.