Великая степь. Приношение тюрка (сборник)

Достоверных сведений о гуннах и царе Аттиле ничтожно мало, почти нет. Их уничтожила римская инквизиция, она цензурой и подлогами сотворила «темные века» в истории Европы, где и похоронила гуннскую державу и ее народ. Но сам народ не исчез. Едва ли не половина населения Европы – его потомки… Далек 434 год, полторы тысячи лет разделяют нас. Но он был! И не только потомки гуннов обязаны знать о нем. Мы должны понять, почему началось «вытеснение» гуннов из их собственной истории [35] .

35

Хочу подчеркнуть, что монологи Ведущего не всегда будут монологами. Иногда в них просто обозначен сюжет для новой картины, в которой должны принимать участие другие персонажи пьесы. То же относится и к диалогам. Они лишь намечают те ключевые моменты, которые следует развить в процессе работы над пьесой. Кроме того, довольно большие объемы текста предназначены не для включения в сюжет, а для информации. Они показывают тот исторический контекст, в который вписаны события эпохи. (Авт.)

Конец вступления.

На сцене тронный зал царского дворца, где собралась гуннская знать, светская и духовная. Трон пуст. Все ждут смерти царя Аруга. Ходят слухи, что его отравили. В этом злодействе подозревают византийцев. Тихая настороженность… Уже несколько дней мучается царь. Лекари бессильны помочь ему.

С первых минут спектакля мы попадаем в обстановку древнего быта, где все узнаваемо. Акцент делаем на костюмах придворной знати, которые удивительно похожи на те, что зритель привык видеть в русских исторических инсценировках. Все одинаково, все похоже, с той лишь разницей, что у нас – гунны и что разворачивается действие, которое случилось за пять веков до появления Руси.

Зритель слышит отрывки разговоров, отдельные фразы, в которые звучат слова «гунны», «гуннский», они создают атмосферу на сцене. Но главное, конечно, не слова! Главное то, что бояре ненавязчиво показывают себя: свои высокие папахи, красные сапоги, длинные бороды. Они неторопливы в движениях и разговоре, потому что обременены собственной важностью. Важность демонстрирует древность их рода, она не позволяет боярину торопиться, даже в мыслях.

На сцене все размеренно, консервативно. Как в той жизни…

Конечно, трудно без слов передать информацию об эпохе, но надо найти слова и бытовые сценки. Тут важно показать непринужденное общение высшего света – например, их приветствия прикосновением рукой и щекой, одобрительные похлопывания по плечу или едва заметный кивок вместо приветствия – и при этом тихую настороженность общения. Всё, как сейчас. Обязательные подробные расспросы о здоровье родственников, а это был целый ритуал в той жизни, который сохранился вместе с потомками гуннов.

В свободном обществе были все несвободны. Следят друг за другом, ничто не оставляют без внимания, незамеченным, здесь фиксируют каждое слово, каждому жесту дают оценку… Жест значил куда больше, чем слово. И это тоже сохранилось сегодня.

…В зал ходят два важных хана в пропыленных костюмах, они прямо с дороги. Приехали издалека, чтобы проститься с умирающим царем. Едва успели… В словах печали, которыми наполнен зал, они тоже слышат «гунны», «гуннский», и громкое возмущение одолевает их:

1-Й ХАН. Какие гунны? Почему говорите «гунны»? Тюрками звались наши деды.

2-Й ХАН. Тюрками зовемся и мы…

То первые слова первого диалога в пьесе, с них начинается действие, этим подчеркиваем, что на сцене речь идет о конкретном народе, о реальной истории, в которой нет места чужим придумкам… Несколько фраз в развитии диалога передадут зрителю, что тюрками при Аттиле называли тех, у кого «душа наполнена Небом». То есть «верующих в Бога Небесного», какими, собственно, и были наши предки, отсюда их настоящее, а не придуманное кем-то имя.

Бояре, собравшись в круг, ведут негромкий разговор о наследнике престола, им есть что обсудить: новый царь – новые должности. И новые возможности страны. Царская свита во все времена заботилась об интересах государства, конечно, не забывая себя. Таково место бояр в обществе, высшая аристократическая элита. Люди благородных кровей, царского слова и царского приближения, они свита, которая делала царя.

Претендент на трон – царевич Бледа, он старше своего брата Аттилы, правда, старше лишь на несколько минут. И этих минут было достаточно, чтобы отдать корону старшему из братьев. Тревогу рождали опасения; споры, развернувшиеся в тронном зале, говорили о том, что царевича отличали мягкий нрав и девичий характер, в нем не было той решимости, с которой царь ведет в бой войско или утверждает решение на военном совете.

1-Й БОЯРИН. Даже сейчас в его поведении сквозит безучастность. Ему будто все равно.

2-Й БОЯРИН. Нет, почему же? Вчера мои люди видели его смеющимся, в обществе сомнительной молодежи, это в такие-то минуты. Конечно, сегодня он будет безучастным после бессонной ночи.

Из диалога бояр зритель узнает, что Аттила родился другим, что симпатии общества на его стороне – еще бы, искусный боец, с детства чтящий военное искусство. Мужчина! В отличие от стройного брата, Аттила был ниже ростом, с широкой грудью, с крупной головой и огромными синими глазами, с чуть приплюснутым носом, с редкой рыжей бородою. Каждый ощущал скрытую мощь и неуловимое обаяние этого человека с горделивой поступью, с взглядом косым и жестким, знающим себе цену и не терпящим возражений… Уверенностью подавлял он окружающих, обезоруживал их. Царь. Царь от рождения!

1-Й БОЯРИН. Он муж, рожденный на свет для потрясения народов, ужас всех стран, который, неведомо по какому жребию, наводит на всех трепет. Поговаривают о его божественном избрании, знак чего – священный меч Аттилы. Тот меч открылся случайно, один пастух нашел его в поле и принес в царский дворец… Кто явился в образе пастуха, вслух не говорим.

2-Й БОЯРИН. Знаю-знаю, Бледа с безразличием отнесся к приношению, даже не взглянул, а Аттила нет, побледнел, чувствуя, что всю жизнь ждал этого знака судьбы – меча, дарующего могущество его обладателю…

В действии, развернувшемся на сцене, сквозит тревога: общество ищет выход из тупика, в котором оно очутилось. Каждый боярин мысленно ищет совета у предков, чтобы узнать, как поступить, тюрки же жили по адатам, то есть по заветам предков. В прошлом находили они ответ на свое настоящее.

Вот и сейчас бояре ищут примеры былого, а история не дает им ответ. Все понимают, боясь произнести вслух: надо нарушать адат избрания царя и лишать Бледу права на трон. А как это сделать? Как нарушить завет отцов? И кто решится на эту неслыханную дерзость?

Консерватизмом дышало вольное общество Вольной Степи! Только консерватизмом, ничего не загадывая наперед… Обратились к патриарху, но и верховный служитель тюркской церкви, человек, который общается с Небом и говорит последнее слово, не смог ничего предложить. Адат избрания царя был лаконичен и строг. Вмешаться могло только Небо.

Но отдавать власть Бледе нельзя, это значило бы поражения в будущих войнах, на что и рассчитывали враги, подсыпая яд гуннскому царю – Аругу… Рождалась интрига.

И вот, объявили о смерти царя Аруга.

За сценой плач, крики.

Картина вторая

Здесь не будет диалогов, только короткий авторский (поясняющий) текст, слова слишком слабы, чтобы передать глубину трагедии народа. Лишь музыка и танец способны рассказать о горе, постигшем тогда людей, их и будет слушать и видеть зритель.

Чистое поле, траурный шатер, около которого проходит действие…