Великая война без ретуши. Записки корпусного врача
Шрифт:
20 октября. Сухо, ветрено и холодно. Я немного простудился от вчерашней поездки — потерял аппетит, болит голова и потягивает. Но только что я успел напиться утреннего чаю, меня потребовали в квартирмейстерскую: едет главнокомандующий (Рузский)! В ожидании его успел доложить своему начальству о результатах моей поездки в Сувалки. Высказал уверенность я, что дня через два все б[ольн] ые и раненые успеют быть эвакуированы, порукой тому — вмешательство Трепова. После часового ожидания наконец приехал Рузский — наш первый и единственный пока «герой» за эту кампанию; человек сухопарый, серьезным видом, спокойствием и деловитостью произвел на меня и всех очень хорошее впечатление; не чета, говорят шепотком промеж себя, бывшему главноком[андующем]у — аферисту Жилинскому! [218] С Рузским приехал между прочей свитой и великий князь Андрей Владимирович [219] . Поздоровался с нами и тотчас же ушел с командующим и начальником штаба на совещание в отдельную комнату, оставивши нас опять в положении ожидающих: может быть, потребуется кто-ниб[удь] из нас, заведующих отделами. Письменных же дел накопилась у меня целая уйма; пропало мое утро, к[ото]рое я рассчитывал посвятить на их разборку и исполнение; прождал до самого обеда — говорили, что трапезу разделит с нами и Рузский, но в последний момент окончания совещания он от обеда уклонился и уехал.
218
Жилинский Яков Григорьевич (1853–1918) — генерал от кавалерии (1910), в 1911–1914 гг. занимал должность начальника
219
Андрей Владимирович (1879–1956) — великий князь, полковник (1910), флигель-адъютант (1899).
Засели за обед, Сивере торопился поесть, ч[то]б[ы] поскорее выехать на Августов] зачем приезжал Рузский? По истолкованию Одишелидзе — побудить командующего нашего к наступлению; но Сивере очень и очень колеблется и не решается; его смущает риск положить десятки тысяч людей — и безо всякого успеха; подбивает к наступлению начальник штаба. Сивере указывает на Ренненкамп- фа, у которого совесть не заговорила бы положить ни за понюшку табаку и сотню тысяч людей. […] О штабе Ренненкампфа прямо говорят как о банде разбойников и аферистов. 1-я армия, бывшая у него за последнее время под командой, влилась в нашу; но даны были ему несколько корпусов из Наревской группы, составившие теперь 1-ю новую армию. Очень критически и осудительно относятся про прошумевшее в августе наступление Ренненкампфа до Кёнигсберга [220] , откуда армия так позорно вернулась вспять. Гибель же 2-й армии Самсонова (13-й и 15-й корпуса коей были совсем изничтожены) до сего времеьи еще дает чувствовать и отзывается на нашем стратегическом] положении. Оказывается, Самсонов был буквально брошен на произвол судьбы бежавшим его штабом!
220
Кёнигсберг — главный город Восточной Пруссии (Германия), ныне Калининград, административный центр Калининградской области.
В первый раз в жизни испытал отвратительнее] чувство административного] человека, подписавшего как бы смертный приговор: телеграфировал куда следует, что мной удален от должности главный врач 504-го госпиталя Дамаскин за нерадивое отношение к б[ольн] ым и раненым.
21 октября. […] Послал донесение Рейнботу на его телеграфное требование, почему я позволил себе якобы инспектировать эвакуационный пункт в Августове; вот текст донесения от 21 октября за № 428: «по предписанию… в первых строках моего рапорта от 10 октября № 2072 было упомянуто, что я посетил под Августовом эвакуационный] пункт для осмотра б[ольн]ых и раненых. т[а]к к[а]к забота о санитарном благосостоянии частей армии и установление подачи помощи б[ольн]ым и раненым и их призрения входит в круг важнейших моих обязанностей. Что же касается отмеченных мной в рапорте нек[ото]рых недостатков эвакуационного] пункта, то я счел долгом службы об этом донести в-ству, хорошо памятуя наказ Его Императорского Величества ныне здравствующего Государя Императора (разумеем известную Ходынскую катастрофу!), ч[то]б[ы] не только все ведомства, но и части их управлений в своей деятельности не обособлялись, а всячески старались бы друг другу помогать и содействовать на пользу общего государева дела. В доказательство того, что мое посещение пункта не носило характера инспекции, говорят последние строки моего рапорта, что об устранении санитарных недостатков я заведующего сборным эвакуационным] пунктом просил, а не предлагал или предписывал ему» (sic!). Вот изволь-ка, укуси теперь меня!
В приказе по штабу армии и его отделам цитируется: «…Не подлежит оглашению. Приказ главнокоманд[ующ] его армиями Сев[еро]-Зап[адного] фронта № 104 от 7 октября 1914 г….Разрешаю для нижних чинов, состоящих хлебопеками и кашеварами, увеличить на время военных действий отпуск мыла до 1 фунта на человека в месяц». О, Россия ты моя матушка!..
Возвратился из Августова Сивере, а с ним и Будберг — лица повеселевшие: пруссаки по всему нашему фронту отступают, хотя и не под напором наших корпусов, а по своей доброй воле; предполагается поэтому наше движение вперед, но ничего в наших действиях не замечается громкого, эффектного, все как-то происходит вяло и скучно. Лык [221] все в руках неприятеля [222] . […]
221
Лык — город в Восточной Пруссии (Германия), ныне Элк в Вармино-Мазурском воеводстве (Польша).
222
Лодзь же и Плоцк — наши, а также Петроков, Опочка и Радом (?) — (Примеч. автора.)
22 октября. […] Приходил уволенный мной от должности д-р Дамаскин, туго слышащий, умолял меня оставить его на этой должности. Мне стало его так жаль, и я обещал ходатайствовать за него.
К провокационным назначениям на неподобающие места разных пижонов я внушаю себе относиться с философским спокойствием. Момент не такой, ч[то]б[ы] ревниво отстаивать свои личные прерогативы; надо посильно каждому из нас тушить пожар, объявший пламенем всю матушку Россию… Зато уж мы потом серьезно посчитаемся со всей этой революционной рейнботовщиной и треповщиной [223] …
223
Будем строить новую, не полицейскую Россию! — (Примеч. автора.)
Немцы продолжают отступать к западу [224] . Большая для нас работа: захоронение массы трупов. Уже и строевые начальники обращают внимание на большое количество легкораненых в левые руки (в пальцы и кисти их). В штабе единогласно высказывается мнение, что великое было бы благо для армии, если бы Ренненкампф хотя бы был взят в плен!..
23 октября. Потонул совсем в текущих делах; некогда было даже прочитать к[а]к следует от Коли [225] , Сережи [226] и Рубцова откровенные письма, привезенные мне из Петерб[ург]а возвратившимся оттуда командированным врачом Щадриным. Никак не могут понять мои братья, что невыносимо тяжелым бременем для меня здесь являются не трудности боевой жизни, а провокационно-революционная деятельность по отношению к врачам [227] хозяев теперешнего положения — развращенной до мозга костей нашей правящей бюрократии, и в войне-то видящей лишь одну цель удовлетворения своих узкоутробных хищнических вожделений; вот уж правильно, что война людям мор, а собакам корм.
224
Говорят, что от истощения — как и у нас — снарядов! — (Примеч. автора.)
225
Кравков Николай Павлович (1865–1924) — брат В.П. Кравкова, действительный статский советник (1910), профессор Императорской Военно-медицинской академии (1904). Выдающийся отечественный ученый, основоположник советской школы фармакологии. Первый лауреат Ленинской премии (1926 г., посмертно).
226
Имеется в виду Кравков Сергей Павлович (1873–1938) — брат В.П. Кравкова, коллежский советник (1912), профессор агрономии Санкт- Петербургского университета.
227
Да и к одним ли врачам?! — (Примеч. автора.)
24 октября. Мороз; поля покрылись инеем. Светлое
бирюзовое небо. Лык, оставленный немцами, нами занят. Квартирмейстерская часть вчера выехала совсем в Августов, куда на днях переходят и проч[ие] отделы штаба.25 октября. […] Ведренный день; восхитительная погода, а на душе скверно-прескверно; от чувства внутренней обиды не нахожу места, ничем его не могу разрядить. В Августов сегодня переехал этапнохозяйственный отдел, завтра переедет отдел дежурного генерала; останемся здесь на неопределенное время лишь мы — санитарный отдел, почта да казначейство. Публика редеет. Столовая, где так прекрасно кормили, уехала с командующим; остаемся мы предоставленными самим себе в отношении довольствия и нек[ото]рых других удобств. Монашенки ждут — не дождутся, когда и мы уедем. Орудийной симфонии не слышно уже несколько дней.
26 октября. Сегодня в Августов выступает полностью и наш санитарный отдел; вещи погружены в обоз, а сами выехали на автомобилях. Прощай, тихий, покойный уют монастыря, где я несколько поотдохнул и телесно, и морально; неизвестно, долго ли простоим в Августове, по квартирам условия там прескверные.
Приехали в город около полудня, заняли препоганое ветхое здание — деревянный флигель с выбитыми окнами, загрязненный до невероятности, масса валяющегося окровавленного белья. В довершение — масса крыс и мышей. Когда протопили помещение — ожили мириады мух. Вода в городе — неважная; жительствуют преимущественно] евреи; ни в одном доме нет удобств по части клозетов: надо ходить через двор на открытый воздух.
В штабе узнал, что под Вержболовым [228] второй день идут бои, участвуют наши 3-й и 20-й корпуса; немцев налегло на нас до двух корпусов; с правого фланга какая-то наша дивизия отступила. Хочу завтра съездить к местам боя, хотя далеко: придется в автомобиле совершить в один конец до 100 верст. А он меня так разбивает ужасно. […]
27 октября. […] Все более и более отвратительной становится мне рожа полковника, поставленного во главе санитарной части армии!! С особенным удовольствием поеду завтра в Ломжу [229] , хотя и по случаю развивающегося в войсках сыпного тифа, но зато эти 2–3 дня моей поездки не буду я видеть упомянутого сына Марса, коему уместнее бы было быть в строю с мечом в руках, да и вообще поотдохну от всей этой писанины, к[ото]рой губится живое дело.
228
Вержболово — безуездный город во Владиславском Сувалкской губернии, ныне Вирбалис в Мариямпольском уезде (Литва).
229
Ломжа — губернский город Ломжинской губернии, ныне город на правах повята в Подляском воеводстве (Польша).
Получил сегодня я полевую записку Рейнбота […] полную полицейской придирчивости, начинающуюся: «Предлагаю донести, на каком праве Вы позволили…» и пр.
28 октября. Осенний мелкий дождичек, туман. В 10 утра выехал с капитаном Боголюбовым на автомобиле через Райгород [230] — Граево — Щучин [231] — Стависки [232] ; расстояние около 90 верст по прекрасному шоссе прокатили в течение 4 часов, из них почти час употребили на обмен лопнувшей шины на свежую. Вчера еще с вечера мне занедужилось — поднялся сильный кашель, прибег к обычному купирующему средству — принял в два приема около 30 гран Dr. Alp-овых порошков; до сих пор еще голова от них одурманенная. Еле-еле пересилил себя отправиться в Ломжу, где мне сегодня необходимо быть по случаю появившегося сыпного тифа в войсках. Страшно меня разбивает езда на автомобиле; еле-еле добрались, так как не взяли «пропуска», и при выезде из Стависок и въезде в Ломжу нас часовой поэтому не пропускал. С трудом разузнали пароль — «Медоль».
230
Райгород — посад Щучинского уезда Ломжинской губернии, ныне город Райгруд в Граевском повяте Подляского воеводства (Польша).
231
Щучин — уездный город Ломжинской губернии, ныне в Граевском повяте Подляского воеводства (Польша).
232
На Ломжу (примеч. автора) Стависки — посад Кольненского уезда Ломжинской губернии, ныне в Кольненском повяте Подляского воеводства (Польша).
Ломжа — городок маленький, чистенький; в руках немцев не бывший, но они доходили до него верст на 6–7. […] От губернатора поехали к начальнику 6-й Сибирской дивизии фон Геннингсу [233] , в одном из полков к[ото]рой имелись случаи заболевания сыпным тифом; побеседовали на злобу дня; старая песенка о нашей дезорганизованности, когда имеется, напр[имер], корпус, но без его органов, без казначейства, без прочих необходимых] учреждений и без личного персонала; в армии отражается вся Россия — велика она и обильна, а порядка нет. Завтра выезжаю из Ломжи в месторасположение злополучного батальона и вообще всего 22-го Сибирского полка — на Бялы [234] , на немецкую землю, куда путь пролегает через Щучин к СЗ через Хойно [235] , Швандерн [236] , Ролькен [237] , в Козухино [238] надо будет спросить бригадного генерала Быкова [239] . Фон Геннинге с радостью сообщил мне весть, что сегодня его частями занят Иоганисбург [240] .
233
Фон Геннинге Оскар Александрович (1855 —?) — генерал-лейтенант (1913), в 1913–1914 гг. командовал 6-й Сибирской стрелковой дивизией. В ходе боев под Березинами в ноябре 1914 г. утратил управление дивизией и, бросив подчиненные части, уехал в тыл. Был найден в Скерневицком госпитале в числе нервнорасстроенных.
234
Бяла — город в Восточной Пруссии (Германия), ныне Бяла-Писка в Пишском повяте Варминско-Мазурского воеводства (Польша).
235
Хойно — деревня Щучинского уезда Ломжинской губернии, ныне Хойново в Граевском повяте Подляского воеводства (Польша).
236
Швиддерн — деревня в Восточной Пруссии (Германия), ныне Швидры в Пишском повяте Варминско-Мазурского воеводства (Польша).
237
Ролькен — деревня в Восточной Пруссии (Германия), ныне Рольки в Пишском повяте Варминско-Мазурского воеводства (Польша).
238
Оказалось не Козухино, а Козухен — подобно проч., напр[имер] Соколен, Раковен и т.д. (примеч. автора). Козухен — деревня в Восточной Пруссии (Германия), ныне Кожухи в Пишском повяте Варминско- Мазурского воеводства (Польша).
239
Быков Леонид Николаевич (1865 —?) — генерал-майор (1914), в 1913–1914 гг. командовал 1-й бригадой 6-й Сибирской стрелковой дивизии. В ноябре 1914 г. под Березанами попал в плен.
240
Иоганисбург — город в Восточной Пруссии (Германия), ныне Пиш, административный центр Пишского повята Варминско-Мазурского воеводства (Польша).