Великая война Сталина. Триумф Верховного Главнокомандующего
Шрифт:
Василевский свидетельствует: «Сама идея контрнаступления под Москвой возникла в Ставке Верховного главнокомандующего еще в начале ноября, после того как первая попытка противника прорваться к столице была сорвана. Но от нее пришлось отказаться вследствие нового фашистского натиска, для отражения которого потребовались имевшиеся у нас резервы».
Приняв на себя руководство армией, Сталин быстро усвоил правила и законы большой стратегии. Его великолепная память, умение мгновенно и почти безошибочно оценить ситуацию и сам жизненный опыт позволили ему стать действительно стратегом современной войны, и это блестяще подтвердилось в дальнейшем ее течении. Он и раньше рассчитывал свои действия с тщательностью шахматиста, продумывавшего партию на много ходов вперед.
Оценку полководческой деятельности Сталина нельзя ограничивать только чисто военными операциями. Трудовой тыл не случайно называли вторым фронтом, и организация его, осуществленная под руководством Сталина в военных условиях, тоже была блестящей стратегической операцией. Современник Сталина отмечал: «Сумели провести переброску всех производительных сил с запада на восток, не успевали разгрузить – уже начинали делать (вооружение)… Нет, это очень, очень сложная фигура, там было и величие, и знание».
Вместе с тем именно Сталин как никто глубоко понимал, что ресурсы страны не безграничны. Поэтому он экономно и бережно относился к накопленным резервам. Генерал П.А. Артемьев вспоминает, что на одном из совещаний в присутствии членов ГКО и маршала Шапошникова Сталин, говоря о резервах, накапливаемых в Московской зоне обороны, подчеркнул: «эти силы нужны нам для «прыжка вперед», и использовать их в оборонительных боях нецелесообразно».
В состоянии продолжавшейся эвакуации предприятий в глубь страны и непрекращавшегося давления противника на столицу он сумел собрать и подготовить силы для коренного изменения всей стратегической обстановки на театре военных действий. Он остановил армии захватчиков. Он учитывал и то, что, растянув свои коммуникации, оторвавшись от основных своих баз и истощая ресурсы, рано или поздно гитлеровская армия обречена на поражение.
И такое время, когда Сталин мог использовать образовавшийся перевес в силах для решительного перелома ситуации, наступило. «Создание же мощных стратегических резервов, – пишет Василевский, – по существу, и являлось уже началом подготовки к переходу в контрнаступление». Уже в ноябре 1941 года Сталин дал Генштабу указание о подтягивании четырех, правда, далеко еще не готовых резервных армий.
Василевский признавался: «Сейчас я часто укоряю себя, что в те дни, уступая потребностям дня, не раз просил разрешения ввести те или иные части в бой. Однако Верховный главнокомандующий проявил исключительную выдержку, сохраняя резервы для будущей операции».
В отличие от своих генералов и маршалов Сталин не мог рассчитывать на чью-то помощь. Нужно было проявить величайшую энергию, твердость духа и волю, чтобы преодолеть неисчислимые трудности, стоящие на пути ведения войны. Все необходимое: резервные армии и их оснащение, танки и самолеты, орудия и боеприпасы – не могло появиться из воздуха.
Кстати, этого не осознал Жуков. Н.Д. Яковлев вспоминал, что однажды в момент битвы под Москвой командующий фронтом прислал резкую телеграмму, в которой обвинял его, начальника Главного артиллерийского управления, в «мизерном обеспечении 82-мм и 120-мм минометов минами». Сталин вызвал Яковлева и спросил, знаком ли он с телеграммой Жукова.
«Я, – пишет маршал артиллерии Яковлев,– ответил утвердительно, и случилось непредвиденное. Верховный вдруг взял со стола телеграмму и… разорвал ее. Немного помедлив, он сказал, что комфронта Жуков просто не понимает обстановку, сложившуюся с боеприпасами. А она сложная. Ноябрь – самый низкий месяц по производству… Сейчас же нужно ожидать повышения поставок, а не заниматься беспредметными упреками».
Работавший в то время в Генштабе генерал армии С.М. Штеменко тоже позже отмечал, что военные не понимали «бережливости» Верховным главнокомандующим стратегических резервов, поступавших в тяжелейшие дни обороны столицы. «Тогда мы считали, – пишет Штеменко, – что Сталин
допускает ошибку. В декабре месяце, когда немецкие войска были обескровлены, Сталин ввел их в действие. Немец от Москвы был отброшен. Только тогда мы поняли, насколько Сталин велик не только в стратегии, но и в тактике ».Скажем больше, величие Сталина состоит уже в том, что ни среди военных, ни среди людей иных профессий не было человека, который мог бы выполнить ту тяжелую миссию, которую в годы войны осуществил он. Такого человека не было во всем мире. Об этом говорят итоги войны.
Член ГКО Каганович свидетельствовал: «Вся стратегия Генерального штаба: отступление, оборона, наступление – подсказывалась Сталиным. Он был готов к большим массовым действиям стратегического масштаба». Благодаря своим знаниям и природному уму, поразительной памяти и другим большим способностям Сталин профессионально решал вопросы стратегических операций и как Верховный главнокомандующий, и как председатель Ставки, и как глава государства».
Это не значит, что он не овладел вопросами военной тактики, но вплотную ими занимались военачальники полевого ранга. Конечно, к началу войны у Сталина было меньше военного опыта, чем к ее завершению, но это же можно сказать в отношении любого полководца.
Очевидно, что как ни талантливы были маршалы Ней и Мюрат у Наполеона, Багратион у Кутузова, вся ответственность лежала на плечах высших военачальников. Так и у Сталина – плеяда маршалов – Шапошников, Василевский, Рокоссовский, Жуков, Конев и многие другие – была лишь исполнителями. Любого из них можно было заменить. Незаменим был сам Сталин.
В Московской битве в решениях Сталина объединялись в одно правильная оценка состояния германских войск и активные действия, «которые усугубляли этот развал и не давали ни Боку, ни другим многоопытным фельдмаршалам Вермахта возможности маневра или передышки. К этим двум элементам будущего успеха прибавлялся еще один: неожиданность подготавливаемого удара для противника».
Еще перед началом немецкого наступления он понимал, что мало остановить врага на подступах к столице. Победа станет убедительной лишь тогда, когда противник потерпит разгром. Разговаривая с Жуковым 29 ноября, Сталин сообщил, что Ставка приняла решение о начале контрнаступления под Москвой. Он спросил: «Чем еще помочь фронту, кроме того, что уже дано?» – и предупредил, что 5 декабря Калининский фронт переходит к наступлению, а 6 декабря в районе Ельца должна начать действия оперативная группа правого крыла Юго-Западного фронта.
Наличие у Сталина резервов стало для руководства германской армии полной неожиданностью. В совершенно секретной разведывательной сводке немецкого генштаба 1693/41 отмечалось: «Боевая численность советских соединений сейчас слаба. Оснащение тяжелыми орудиями – недостаточно. В последнее время вновь сформированные соединения появляются реже; чаще переброска отдельных воинских частей со спокойных участков фронта на ближайшие кризисные участки. Судя по этому, сколько-нибудь значительные сформированные соединения в настоящее время отсутствуют в резерве. Ввиду того, что с Дальнего Востока на Западный фронт уже переброшены 23 стрелковых, 1 кавалерийское и 10 танковых соединений, ожидать прибытия частей с Дальнего Востока в ближайшее время не приходится…»
Сталин не позволил противнику проникнуть в его планы. Осторожность и «бережливость», проявленные им, обманули германское командование и заставили сделать неправильный вывод, что зимой ведение боевых действий со стороны советских войск «надо ожидать лишь в ограниченном масштабе».
Именно в период напряженной ситуации под Москвой, когда положение на фронте было далеко не определенным, 3—4 декабря в Москве состоялись советско-польские переговоры. С советской стороны в них участвовали Молотов и Сталин, противоположную представляли премьер-министр польского эмигрантского правительства в Лондоне В. Сикорский и посол Польши в СССР С. Кот. Рассматриваемые вопросы касались и восточных границ Польши, к чему поляки относились болезненно.