Великие Борджиа. Гении зла

B его смерти молва единодушно обвиняла Чезаре Борджиа.

III

Все это нуждается в некоторых комментариях. Чезаре в 1500 году исполнялось 25 лет. Он был прекрасно воспитан и хорошо образован – достаточно сказать, что помимо итальянского, французского, латыни и двух испанских языков, каталонского и кастильского, он знал еще и греческий. Чезаре был очень силен и ловок – в ходе празднеств он спрыгнул на арену и собственной рукой сразил пять быков, одного за другим, и последнему из них даже сумел одним ударом меча отрубить голову. Толпа просто бесновалась от восторга, мужчины завидовали его ловкости и бесстрашию, женщины поголовно были в него влюблены.

Более того, всем было известно, что со своим умершим кузеном, кардиналом Хуаном Борджиа, Чезаре не только прекрасно ладил, но даже и дружил. Кардинал помогал ему чем только мог и пользовался полной его симпатией. Но когда Хуан Борджиа заболел и умер в Урбино, пошли слухи, что его отравили, и что Чезаре завидовал талантам своего родственника, и что он-то и разделался с ничего не подозревающим кузеном, как только ему подвернулся для этого случай. Скорее всего это неправда, но что показательно – поверили в нее очень многие.

Чезаре считали способным на что угодно.

Это было очевидно даже на фоне его отца, папы Александра. Как бы ни был он умен, опытен и хитер, годы все-таки брали свое. Непрерывно идущие праздники Юбилейного года его изрядно утомляли, а однажды и вовсе чуть было не случилась беда. Во время внезапного ливня с громом и молнией в папском дворце в тронном зале рухнула штукатурка.

Святого Отца спасло только то, что один из брусьев потолка упал так, что принял на себя основную массу обломков, так что папу извлекли из кучи строительного мусора живым. Но он был в обмороке, с парой серьезных ушибов на голове – и, по-видимому, это напоминание о бренности человеческой жизни навело его сына на определенные размышления. Чезаре знал, что пока что он держался только на папском авторитете. Его герцогство во Франции было небольшим вассальным владением, а собственное княжество в Италии ему еще только предстояло завоевать. Он не доверял своим союзникам-венецианцам и знал, что его союзники-флорентийцы жалуются на него его союзникам-французам. И еще он знал, что у него есть враги в Неаполе, не простившие ему его внезапный переход на сторону Франции. Альфонсо, муж его сестры Лукреции, был принцем неаполитанской ветви Арагонского дома.

В среду, 15 июля 1500 года, через три часа после захода солнца, на принца Альфонсо напали неизвестные. Рим, конечно, был опасным городом, но в данном случае нападение случилось прямо на площади Святого Петра – Альфонсо возвращался домой из Ватикана, и идти ему надо было недалеко, буквально пару сотен шагов. Более того – он был не один, с ним было двое его пажей. Так что нападение оказалось для него полной неожиданностью, защищаться он не мог и пустился бежать. Его настигли и нанесли ему несколько ударов кинжалом, которые пришлись ему в руки, ноги и голову. Принц упал – и его, видимо, приняли за мертвого. Нападавшие отбежали в сторону, им подвели коней – и они ускакали в темноту. Принц Альфонсо Арагонский, зять Святого Отца, муж его любимой дочери Лукреции и отец его внука Родриго, остался лежать на площади в луже крови.

Но, как ни странно, он остался в живых.

IV

Пажи принца Альфонсо не защитили своего господина, но их крики все-таки ему помогли – в папском дворце поднялся переполох. Папа Александр был нездоров, Лукреция и принцесса Санча Арагонская, жена его сына Жоффре, оставались у него в покоях – в их присутствии он чувствовал себя бодрее. Так что, когда слуги внесли во дворец бесчувственного принца Альфонсо, у него сразу же оказались две преданные сиделки – и его жена, и его сестра. Ни одна из них ни на минуту не усомнилась в том, кто стоял за покушением, – и они упросили Александра VI выделить им охрану. Теперь комнату, где лежал принц Альфонсо, сторожили 16 солдат в полном вооружении. Были вызваны доктора, Лукреция и Санча все время находились при раненом и даже сами готовили ему еду – они опасались, что его отравят.

Чезаре тем временем говорил всем и каждому, что, во-первых, на его шурина покушались Орсини, во-вторых, что Альфонсо угрожал убить самого Чезаре и даже выстрелил однажды в него из арбалета. Принц тем временем поправлялся, и, когда он почувствовал себя уже настолько хорошо, что смог садиться в постели, Чезаре Борджиа нанес ему визит – как он сказал, с целью уладить все недоразумения. Визит был обставлен со всеми церемониями – у постели больного собрались его друзья, и присутствовал даже посол Венеции Паоло Капелло.

От него-то, собственно, мы и знаем, что Чезаре, склонившись к уху принца Альфонсо, довольно отчетливо прошептал ему:

« Что не было сделано к обеду, может быть сделано к ужину».

Посол, согласно его донесению в Синьорию, немедленно отправился к Святому Отцу и рассказал ему об этом. Однако тот ничуть не встревожился и сказал, что Чезаре, безусловно, не имел никакого отношения к покушению, потому что он сам об этом так и сказал. А кроме того, если уж он и решил наказать Альфонсо, мужа своей сестры Лукреции, то виноват в этом только сам Альфонсо. 18 августа 1500 года Иоганн Бурхард занес в свои записки следующее сообщение:

« Поскольку дон Альфонсо отказался умереть от своих ран, его удавили в постели».

Ну, послы Венеции и Флоренции осветили вопрос несколько подробнее. Они оба донесли своим правительствам, что принц был убит по приказу Чезаре Борджиа. Согласно их сообщениям, герцог Валентино явился в спальню Альфонсо, велел всем – и Лукреции, и Санче, и всем слугам – немедленно выйти, после чего один из испанских подручных Чезаре, Микелотто Корелла, задушил принца прямо в его постели. Он торопился, поскольку Лукреция и Санча помчались в личные апартаменты папы Александра с мольбой о пощаде – но они не успели…

Бурхард в своих мемуарах пишет, что в ту же ночь тело принца Альфонсо было перенесено в базилике Святого Петра. Его сопровождал архиепископ Козенцы, Франческо Борджиа, дабы оказать честь покойному и выразить глубокое сожаление всех членов семейства в связи с постигшей их утратой. Врачи, лечившие Альфонсо, были немедленно арестованы и брошены в подвалы замка Святого Ангела по подозрению в том, что они способствовали его кончине. Вообще-то, их собирались даже судить, и именно по обвинению в неверном лечении, – но потом кто-то рассудил, что это, пожалуй, уже дело лишнее, и врачей освободили.

Принцесса Санча заперлась в своих комнатах и оттуда не выходила. Лукреция, напротив, оплакивала своего почившего супруга вполне открыто, и ее слезы и жалобы серьезно раздражали и ее отца, и ее брата Чезаре. А поскольку по обычаю женщине, только что овдовевшей, полагалось соблюдать глубокий траур, папа Александр предписал своей дочери отправиться в замок Непи и изливать свое горе там, подальше от Ватикана. Ей был выделен вооруженный эскорт в шесть сотен конных воинов, и в последние дни августа 1500 года, заливаясь слезами, она отправилась в путь.

Иоганн Бурхард не верил в ее искренность и в своих мемуарах записал, что истинной целью путешествия было ее желание просто прокатиться, сменить обстановку и вообще как-то отвлечься от всех неприятностей. Конечно, церемониймейстер Ватикана знал Лукрецию лично, и, понятное дело, она к своим 20 годам навидалась уже всякого. Даже если принять за полную правду все сплетни о том, что она была любовницей и своих братьев, и своего отца, и вообще весь тот скандальный сор, уже твердо укоренившийся в массовом сознании как часть «легенды Борджиа», надо все же признать, что к своему второму мужу она и в самом деле была привязана. У них был общий ребенок, они были одно время очень счастливы вместе, и совершенно невозможно отрицать, что она пыталась спасти своего Альфонсо. Пыталась – но не смогла. Что уж она чувствовала в то время, сказать невозможно. Но Лукреция Борджиа оставалась в замке Непи с конца августа и вплоть до ноября.