Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней
Шрифт:
Любовь деятельна. У одного человека было два сына. Отец приказал им обоим поработать в саду. Первый ответил: «Не хочу», но, раскаявшись, пошел. Второй сказал: «Иду» и не пошел. Рассказав эту притчу, Иисус риторически вопрошает, кто из двух выполнил волю отца. И получает ответ, который очевиден: первый (см. Мф. 21:28–31). В ситуации, когда слова и дела человека расходятся, оценивать его надо по делам: «по плодам их узнаете их» (Мф. 7:16). Это — не просто формула оценки поведения. Это — установка на деятельное отношение к жизни. Отбивать поклоны и говорить «Господи! Господи!» недостаточно для праведности. Надо еще доказать свою любовь к богу на деле. Один человек, отправляясь в дальнее путешествие, поручил свое имение рабам и дал им серебра: одному — пять талантов, другому — два таланта, третьему — один талант. Первый пустил свои пять талантов в дело и удвоил их. Второй сделал то же самое со своими двумя талантами. Третий не стал рисковать и, чтобы не потерять единственный талант, закопал его в землю. Через долгое время вернулся хозяин и потребовал у рабов отчета. Первый представил десять талантов вместо пяти, второй — четыре таланта вместо двух. Оба получили одобрение и доставили радость господину. Третий сказал, что он сохранил полученный талант, зарыв его в землю, и теперь возвращает его.
Любовь бескорыстна. Она, как и вообще добро, содержит свою награду в себе. Обмененная на выгоду, славу, наслаждения, вообще на что бы то ни было иное, любовь теряет свое качество. У бескорыстной любви есть безошибочный и самый бесхитростный признак. Любовь тогда бескорыстна, когда она направлена на тех, от кого не может быть никакой корысти, — на обездоленных, униженных, изгнанных. Именно такого рода люди, гонимые властями, презираемые общественным мнением, отвергнутые религией, смутьяны, грешники, чужестранцы составляли постоянный круг общения Иисуса. Иисус любил их. И миссия его была — «спасти погибшее» (Мф. 18:11). На упреки фарисеев и книжников, что он ест и пьет с грешниками, Иисус ответил удивительно просто и убедительно. Если хозяин, имеющий сто овец, потеряет одну из них, то разве он не пойдет искать эту единственную, оставив девяносто девять в поле, и, найдя ее, разве не возрадуется этому вместе с друзьями и соседями? Не так ли радуется и женщина, имеющая десять драхм и потерявшая одну из них, когда после долгих поисков находит потерянное? И далее он рассказал ставшую знаменитой притчу о блудном сыне.
У отца было два сына. Отец разделил между ними имение. Младший, забрав свою часть, ушел далеко от дома и там в распутстве промотал состояние. Впав в нужду, он нанялся пасти свиней, но у него не было даже той еды, что давали свиньям. Тогда, вспомнив, что наемники его отца имеют хлеб с избытком, он решил вернуться к отцу с покаянием и попроситься к нему наемником. Он пришел к отцу и сказал, что согрешил перед ним и недостоин называться сыном. Отец несказанно обрадовался возвращению сына, одел его в лучшие одежды, дал ему перстень на руку, обувь на ноги, велел заколоть откормленного теленка и устроил пир. Старший сын, вернувшись вечером с поля, удивился веселому возбуждению в доме. А узнав его причину, рассердился и не хотел даже входить в дом. Отцу, который вышел позвать его, он бросил упрек, почему он ему, столько лет работающему в доме отца и никогда не перечившему отцу, не дал даже козленка, а в честь брата, промотавшего имение свое с блудницами, заколол откормленного теленка. Не тому, ответил отец, я радуюсь и веселюсь, что тот ушел когда-то из дома и разорился, а тому, что «брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк. 15:32). Всякий достоин любви и нуждается в ней, но оступившиеся, падшие — больше других.
Любовь к грешникам является не только более чистой, бескорыстной. Она еще и более плодоносна. Некто из фарисеев по имени Симон пригласил Иисуса на обед. Тогда известная в том городе грешница пришла в дом фарисея, стала у ног Иисуса, обливала их слезами и отирала волосами, целовала ноги его и мазала миром. Фарисей про себя подумал, что если бы Иисус был пророком, то не позволил блуднице прикасаться к себе. Прочитав эти мысли, Иисус предложил Симону задачу. У заимодавца было два должника, один из которых должен был ему пятьсот драхм, а другой пятьдесят. Те не могли ему заплатить, и он простил обоим. Кто из двоих боле возлюбит заимодавца? «Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил» (Лк. 7:43). Иисус с ним согласился и добавил, что грешница больше обнаружила любви к нему, чем Симон. Она слезами облила ему ноги и волосами головы своей отерла их, а Симон не дал ему воды на ноги; она целует ему ноги, а Симон при входе не поцеловал его даже в щеку; она помазала ему ноги миром, а Симон и головы маслом не помазал. «А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много, а кому мало прощается, тот мало любит. Ей же сказал: прощаются тебе грехи» (Лк. 7:47–48). Было бы совершенно неверно истолковать слова Иисуса так, будто надо сильно грешить, чтобы возлюбить много. Совсем наоборот: надо возлюбить много, чтобы простились сильные прегрешения. Здесь важна глубина раскаяния. Вообще-то самодовольный Симон не менее грешен, чем та несчастная блудница. В нем нет полного сознания своей греховности, а соответственно и нет полноты любви. Настойчивая мысль Иисуса Христа, согласно которой последние будут первыми, в определенном смысле означает, что они уже есть первые. Они способны к покаянию и любви в большей степени, чем те, которые считаются добропорядочными и благополучными.
«Любите врагов ваших»
Подлинное испытание любви человека — его отношение к врагам. В этом вопросе Иисус Христос совершил подлинную революцию. Нельзя понять и принять этику Христа без понимания и принятия его заповеди: «Любите врагов ваших, благотворите ненавидящих вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас» (Лк. 6:27).
Понятие любви многозначно. В древнегреческом языке — языке, на котором дошли до нас Евангелия, — оно фиксировалось, по крайней мере, в трех терминах. Это эрос, что означает любовь-страсть; филиа, что означает любовь-дружбу; агапе, что означает любовь — духовное единение. Любовь-страсть индивидуальна, любовь-дружба охватывает особый круг людей, любовь-духовное единение распространяется на всех людей. Эрос есть любовь восходящая, когда человек стремится овладеть самой прекрасной женщиной или самым прекрасным мужчиной, утверждая тем самым свою исключительность, избранность. Филиа есть любовь уравнивающая, когда люди общаются между собой как равные, что и имеет место между друзьями. Агапе есть любовь нисходящая, когда человек относится к другим людям жертвенно, ставит себя ниже их. Иисус, когда он говорит о любви к врагам, имеет в виду любовь в третьем смысле слова, а именно духовное единение, добродеяние; евангелист в этом случае пользуется термином «агапе». «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди» (Ин. 14:15), —
наставлял Иисус. В этих словах предельно точно обнажен христианский смысл понятия любви.Любить врага вовсе не означает испытывать к нему те же чувства магнетической привязанности, какие испытывают к любимому человеку, или радоваться душой, как это случается в общении с друзьями. Это — отношение, которое выше, существует поверх психологических и душевных привязанностей, хотя и не исключает их. (Так, хотя Иисус был связан со своими учениками, и прежде всего с двенадцатью избранными, духовным единством, тем не менее к некоторым из них он испытывал еще особые дружеские чувства, и, в частности, один из двенадцати — Иоанн — вошел в летопись как «ученик, которого любил Иисус» (Ин. 21:7) Любить врага означает простить ему прежние злодеяния. Простить не в том смысле, как если бы этих злодеяний не было или прощающий готов был бы примириться с ними, а в том смысле, чтобы они перестали быть абсолютной преградой для человеческого единения. Простить так, как истинный виновник преступления добровольным признанием освобождает от наказания человека, ложно подозреваемого в нем. Возлюбить врага своего — значит расчистить дорогу для сотрудничества с ним, снова связать то, что порвалось. Способность к такому отношению является безошибочным тестом на верность идеалу сыновнего единства, всечеловеческого братства людей. Ибо что может быть более очевидным отступлением от этого идеала, чем отношение к другому человеку, пусть даже чужестранцу, как к врагу?
Может показаться, что заповедь любви к врагам является чрезмерной для человека, просто превышает его возможности, как если бы кто потребовал от него переселиться в океанские глубины подобно рыбам или летать по воздуху подобно птицам. Эта заповедь действительно исходит из определенного образа человека, предполагающего, по крайней мере, следующие, три начала: а) человек не сводится к совокупности собственных поступков, не скован прошлым, а обладает творческой силой, способной вывести его на новые, неизведанные им ранее высоты; б) добро и зло не разведены поиндивидно, так, как если бы одни были с копытами вместо ног, а другие с крылышками на спине, они сосуществуют в душе каждого человека (хотя, быть может, и не в одинаковых пропорциях); в) каждый человек сопричастен существующему в мире злу, и «невинного страдания не бывает» [26] . Такое понимание можно, конечно, считать требовательным, возвышающим, но оно вполне соответствует современным научным и историческим представлениям о природе человека.
26
Гегель. Философия религии. М., 1975. Т. 1, С. 128.
Утверждение, согласно которому заповедь любви к врагам не выходит за пределы возможностей человека, не является сугубо теоретическим. Оно имеет также опытное подтверждение. Первым доказательством является сам Иисус Христос. Во все времена были известны, правда, крайне редкие, но тем особенно ценные индивидуальные опыты всепрощающей любви. А в нашу эпоху зародились общественные движения, в которых борьба с социальным злом вдохновлялась идеалом любви и осуществлялась без того, чтобы рассматривать противников в качестве врагов. Здесь следует назвать прежде всего борьбу индийского народа за национальное освобождение под руководством Махатмы Ганди и борьбу афроамериканцев за гражданские права под руководством Мартина Лютера Кинга. И в том и в другом случаях борьба велась так, чтобы во врагах, соответственно в английских колонизаторах и в белых расистах, обрести друзей. Организуя гражданское неповиновение, Ганди подчеркивал, что оно не является выражением злобы к правительству. «Лишь человеческий вымысел разделил мир на группы врагов и друзей», — говорил он. А Кинг писал: «Питая ненависть к расовой сегрегации, мы будем любить тех, кто за нею стоит».
Заповедь любви к врагам часто рассматривают как выражение этической мечтательности. На это можно заметить: она есть пустая мечтательность не больше, чем сама этика. Если мы вообще ставим цель преодоления враждебности между людьми и ищем пути, на которых враги могут стать друзьями и не будет самого разделения на врагов и друзей в прежнем смысле, то другого пути, кроме пути любви, не существует. Именно это утверждает Иисус Христос. Он ясно понимает, насколько тонким, нечеловечески трудным является путь любви. Именно через любовь к врагам, говорит Иисус, человек становится сыном отца небесного, который «благ и к неблагодарным и злым» (Лк. 6:35), «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45). Именно любовь к врагам является божественной высотой человека.
Путь любви невероятно труден. Но ему нет альтернативы. Если не любовь, не духовное единение, то ненависть, насилие. А это уже моральная капитуляция, признание того, что согласие невозможно, вражда неистребима. Насилием можно добиться многого, разрушить города, взорвать планету, но одного сделать оно не способно — превратить врага в друга. Как живое родится от живого и косная материя прямо в живую никогда не переходит, хотя между ними и существует непрерывное взаимодействие, так любовь и добро могут иметь своим источником только любовь и добро, они не могут произрастать из зла и насилия.
Любовь к врагу — не просто особый случай любви, она есть вместе с тем и ее испытание. Если любовь к ближнему не доходит до любви к врагу, то она вообще не является любовью в смысле агапе, духовного единения людей.
«А Я говорю вам…»
Учительство Иисуса содержит в себе одно противоречие. Он учил как власть имеющий, от имени бога. Более того: себя он считал сыном бога. Для последователей он сам стал Богом равновеликим отцу. Ни один учитель жизни, ни один пророк не поднимал себя на такую высоту. Не было человека, помимо Иисуса, который объявил бы себя богом и был бы принят в таком качестве. В то же время Иисус не предъявляет своим ученикам никаких конкретных требований, не запрещает, как Моисей или Мухаммед, есть свинину, не предписывает, как Конфуций, трехлетнего траура по родителям, не задает, как Будда, схему самосовершенствования личности. Он ограничивается формулированием общего закона любви, который указывает только направление пути. А сам путь, конкретные нормы и поступки, из которых этот путь складывается, — дело самих индивидов. Более того, сам закон любви по сути дела есть не что иное, как требование к людям действовать как боги («будьте совершенны как совершенен Отец ваш Небесный») — во всей полноте свободы совершаемых поступков, имея в виду прежде всего свободу выбора между жизнью и смертью, добром и злом. Противоречивая странность учения Иисуса состоит в отсутствии учения.