Великие пророки и мыслители. Нравственные учения от Моисея до наших дней

Основной сформулированный еще Аристотелем упрек против этического интеллектуализма Сократа состоит в том, что он отождествляет добродетель с разумной частью души, игнорируя тем самым ее неразумную часть. Сам этот упрек нельзя признать безупречным. Сократ, конечно же, понимал, что душа содержит в себе некое иррациональное начало (к примеру, он отмечает, что поэты, подобно прорицателям и гадателям, творят в некотором исступлении, не зная того, о чем они говорят, — см. 1, 89). Но оно не интересовало его. В иррациональной, неразумной своей части душа так же не подвластна человеку, как не подвластны ему и внешние обстоятельства его жизни. А Сократ ищет такую совокупность действий, последнее и решающее слово по поводу которых принадлежало бы самому индивиду — это и есть действия, которые целиком зависят от знаний. Знания есть тот канал, через который человек осуществляет контроль над своим выбором. Они обозначают зону автономного, свободного и ответственного поведения. Тот, кто желает действительно опровергнуть Сократа, должен доказать, что существуют какие-то другие факторы, помимо знаний, которые позволяют человеку действовать ответственно, самому управлять своим поведением.

Не только добродетель конституирует себя в форме знания. Но и знание, разум имеют единственный достойный предмет — добродетель. Поэтому не может быть такого, чтобы человек был знающим, мудрым без того, чтобы он не был одновременно добродетельным, нравственным. Никто не может считать себя знающим, если он не знает, как стать добродетельным. А знает ли он, как стать добродетельным, или нет, удостоверяется только тем, практикует ли он добродетель или нет. Поэтому, когда Сократ говорит: «Я знаю, что я ничего не знаю», он фактически утверждает, что нет в мире ничего более важного, чем добродетель, и нет для разума другого предназначения, кроме как искать путь к добродетели. Не для того дан разум человеку, чтобы исследовать, что находится «в небесах и под землею» (1, 91), а для того, чтобы стать совершенным. Сократ считает, что необходимо «заботиться прежде и сильнее всего не о теле и не о деньгах, но о душе, чтобы она была как можно лучше» (1, 99).

Состояние человеческих нравов не позволяет никого считать мудрым. И сократовский идеал знающего незнания есть одновременно упрек, обращенный к афинянину, а через него и к каждому из нас: «Не стыдно ли тебе заботиться о деньгах, чтобы их у тебя было как можно больше, о славе и о почестях, а о разуме, об истине и о душе своей не заботиться и не помышлять, чтобы она была как можно лучше?» (1, 98).

Таким образом, тезисом «добродетель есть знание» Сократ определяет нравственность как пространство ответственного поведения индивида, а тезисом «я знаю, что ничего не знаю» возвышает ее до личностно формирующего фактора, более важного, чем власть, деньги, другие внешние и телесные блага.

ЭПИКУР: ЖИВИ НЕЗАМЕТНО

Противоречие между добродетелью и счастьем воспроизводится также в каждой из этих противоположностей в отдельности. Добродетель — не просто служение другим людям, а такое служение, за которое индивид не отдает отчета никому, кроме себя. Это — обязанности индивида перед самим собой за других людей. Так, нравственного человека, совершившего недостойный поступок, мучают угрызения совести независимо от того, стало об этом известно другим или нет. В свою очередь счастье — не просто служение себе, а такое служение, которое санкционируется мнением окружающих. Это — обязанность индивида перед другими за самого себя. К примеру, доволен человек своим достатком или нет, в решающей степени зависит от того, каким достатком обладают его соседи, знакомые, какой достаток считается достаточным в его среде и в его время, от того, стыдно ему за свое положение перед другими людьми или нет. Если понимать под добродетелью бескорыстие, а под счастьем — корысть, то первую можно конкретизировать как корыстное бескорыстие, а второе — как бескорыстную корысть.

Противоречия между добродетелью и счастьем могут пролегать через преодоление самопротиворечивости одной из его сторон. Сократ предложил версию этики, основанную на преодолении самопротиворечивости добродетели. Отождествив добродетель со знанием, он придал добродетели общезначимый вид. По сути дела, Сократ истолковал добродетели как такого рода обязанности индивида перед другими людьми, которые для них, других людей, обладают такой же достоверностью, как и для самого индивида. Эпикур подошел к проблеме с другого конца. В отличие от сократовой этики, которую можно назвать моралистической, его этика является эвдемонистической (от греческого слова , eudaimonia, означающего счастье). Эпикур считал, что решение этической проблемы заключено в правильном истолковании счастья, преодолении его противоречивости. Для Сократа добродетельные люди являются счастливыми. Для Эпикура счастливые люди являются добродетельными. У счастливых людей нет ни нужды, ни повода ссориться между собой — таков моральный пафос учения Эпикура. Под эвдемонизмом обычно понимают учение, рассматривающее счастье в качестве высшей цели человека. Это верно, если рассматривать эвдемонизм в контексте антропологии. Но в этике эвдемонизм означает нечто иное. Здесь стремление к счастью рассматривается в качестве способа разрешения моральной проблемы и по этой только причине в качестве высшей цели (блага).

Первоначально понятие счастья означало везенье, удачливость, благосклонность судьбы (на это указывает этимология слова eudeimonia, означавшего поддержку доброго божества, в русском слове «счастье» также содержится сходный смысл — получить свою часть, свой удел). Аристотель расчленил понятие счастья на две составляющих: а) внутреннее (душевное) совершенство — то, что зависит от самого человека, и б) внешнее (материальное) — то, что от человека не зависит. Они соотносятся между собой таким образом, что душевные качества человека определяют его счастье в существенной мере, но не полностью. Эпикур идет дальше, полагая, что счастье целиком находится во власти индивида. Он понимает счастье как самодостаточность индивида. Для достижения такого состояния, считает Эпикур, человек должен жить незаметно, свернуть свое бытие до безмятежного покоя. Основными источниками этики Эпикура являются его письмо некоему Менекею, в котором он излагает свои основные этические идеи; два собрания кратких изречений; очерк жизни и творчества Эпикура в историко-философском сочинении Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов».

Жизнь

Жизненный путь Эпикура (341–270 до и. э.) не был ярким, событийно насыщенным, что вполне естественно для мыслителя, одно из изречений которого гласит: «Живи незаметно!» [50] . Он родился и вырос на острове Самосе, где было поселение афинян. Интерес к философии у него проснулся рано, с 14 лет. Толчком к этому послужило, по одним свидетельствам, случайное знакомство с сочинениями Демокрита, по другим — разочарование в учителях литературы, которые не могли объяснить, что значит слово «хаос» у Гесиода и откуда хаос возникает. О других философах он по преимуществу отзывается нелестно, имея в виду философские учения своего времени. Он писал в одном из писем: «От всякого воспитания, радость моя, спасайся на всех парусах!» [51] Своего учителя философии Нафсифана считал неучем, не выказывал он особого почтения даже к Демокриту. В философии Эпикур считал себя самоучкой. Такая акцентированно спесивая позиция Эпикура, по всей видимости, связана с его этической концепцией. Если идеалом является самодовлеющий индивид, а важнейшим средством его достижения — философия, то необходимо было доказать, что индивид сам может овладеть философией, что и в этом случае он мало от кого зависит.

50

Материалисты древней Греции. М., 1955. С. 236.

51

Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1986. С. 370. В дальнейшем ссылки на это издание будут даваться в тексте указанием страниц.

В 35-летнем возрасте Эпикур стал учить философии, основав в 306 г. до н. э. в Афинах философскую школу. На воротах его школы-сада было начертано: «Гость, тебе здесь будет хорошо, здесь удовольствие — высшее благо», а у входа стояли наготове кувшин с водой и лепешка хлеба. Школа Эпикура, насколько можно судить, была общиной друзей-единомышленников, спаянных философско-жизненными целями. Она основывалась на философии Эпикура и почитании его личности. Ее можно еще назвать философской сектой. Ее не посещали, в нее уходили, подобно тому как в христианскую эру уходили в монастыри. Эпикурейская община была беспримерной в истории по своей длительности и преданности необожествленному учителю. В течение почти 600 лет, сменяя друг друга, последователи Эпикура сохраняли в неизменном виде его учение и благоговейную память о нем.

Умер Эпикур в возрасте 71 года. По свидетельству одного из его учеников, «он лег в медную ванну с горячей водой, попросил неразбавленного вина, выпил, пожелал друзьям не забывать его учений и так скончался» (373). Последнее письмо Эпикура, написанное им накануне смерти другу Идоменею, свидетельствует о силе духа философа и его ценностных предпочтениях: «Писал я это тебе в блаженный мой и последний мой день. Боли мои от поноса и от мочеиспускания уже так велики, что больше стать не могут; но во всем им противостоит душевная моя радость при воспоминании о беседах, которые были между нами. И по тому, как с малых лет относился ты ко мне и к философии, подобает тебе принять на себя заботу и о Метродоровых (Метродор — друг и талантливый ученик Эпикура, умерший за семь лет до него. — А. Г.) детях» (374). Даже невыносимые телесные боли нипочем Эпикуру, так как он может вспомнить о прекрасных философских беседах с одним своим другом и позаботиться о детях другого. В завещании Эпикур позаботился об «устроении сада и житья в нем», чтобы его преемники могли проводить там «время, как подобает философам» (373).

Эпикур был плодовитым философом, он написал около 300 сочинений, многие из которых, судя по названиям («О любви», «О цели жизни», «О справедливом поведении» и др.), были посвящены моральным темам. Его наследие дошло до нас лишь частично — в виде отдельных писем, изречений, свидетельств античных авторов. У Эпикура и его учения было много раздраженных и злобных противников, его обвиняли в чванливости, невежестве, разврате и обосновании разврата, лести, многих иных грехах. Эти наговоры, однако, не пристали ни к самому Эпикуру, добродетельный образ жизни которого документирован многими достоверными свидетельствами, ни к его учению, которое скорее является целомудренным, чем развратным.

Счастье как безмятежность

«Наслаждение есть первое и сродное нам благо» (404), — читаем мы у Эпикура. Человек, как и вообще все живые существа, стремится к наслаждению (удовольствию) и избегает страданий. И, казалось бы, человеческое бытие не заключает в себе никакой тайны: живи в свое удовольствие — вот и вся мудрость. Однако, как уже отмечалось в предыдущем очерке о Сократе, в опыте жизни удовольствия теснейшим образом переплетены со страданиями. Одно переходит в другое. Стремление к наслаждениям приводит к человеческим конфликтам. За удовольствия приходится платить. Проблема заключается в цене, ибо часто за удовольствия приходится платить непомерно дорого. Как устанавливать подходящую цену, как измерять «себестоимость удовольствий»? Или, говоря иначе, где проходит граница между удовольствиями и страданиями? Эти вопросы не решаются автоматически, в стихийном опыте жизни. Чтобы получать на них ответ методом проб и ошибок, понадобилось бы бесконечно долгое время, которого у человека нет. «Для плоти пределы наслаждения бесконечны, и время для такого наслаждения нужно бесконечное» (408). Поэтому требуется вмешательство мысли, разума. Нельзя жить приятно, не живя разумно. Разум вмешивается через этику, одна из важнейших задач которой состоит в том, чтобы найти правильную меру соотношения между удовольствиями и страданиями.