Великие реалисты и не только… Лучшие художники послепетровской России
Шрифт:
Хождение в народ было продолжено «Портретом торжковской крестьянки Христиньи» (1795): здесь автор оставил модели родной наряд – сарафан, причудливый головной убор. Прекрасный чистый облик девушки свидетельствует о желании живописца увидеть и показать в народе самое лучшее. Недаром Боровиковский стал учителем Алексея Венецианова, создавшего впечатляющую галерею простых людей и окончательно легитимировавшего эту тему в русском искусстве.
Одну из важнейших картин – портрет Екатерины II на прогулке в Царскосельском парке (1794) – Владимир Лукич также написал в сентиментальном, подчеркнуто непарадном ключе, чем, по слухам, вызвал недовольство тщеславной императрицы. Полотно создавалось не на заказ. Инициатива принадлежала Львову и его друзьям, желавшим укрепить позиции художника. В определенной мере это удалось, хотя эффект оказался
Мастер выполнял и парадные портреты, которые выглядели более человечными и живыми, чем работы предшественников. Считалось, что он, как никто другой, умел передать внешнее сходство и в то же время показать внутреннюю красоту. Кроме того, за каждой картиной нередко скрывалась любопытная история. Скажем, Лопухина была родной сестрой известного дебошира, авантюриста и смутьяна Федора Толстого, прозванного «Американцем» за опасное путешествие на Аляску. Героиня другой работы, прекрасная Елена Нарышкина (1799), также являлась источником сплетен и пересудов. Рано вышедшая замуж за сына полководца Суворова, она быстро разочаровалась в семейной жизни и с удовольствием принимала ухаживания поклонников. После гибели молодого супруга в Русско-турецкой войне веселилась в блестящей Вене, отдыхала на немецких курортах, посещала Рим, где очарованный Россини посвятил ей кантату, включенную затем в оперу «Севильский цирюльник». В почти сорокалетнем возрасте Нарышкина приняла предложение руки и сердца от 30-летнего князя Василия Голицына, чем вновь вызвала переполох в обществе. Однако затем угомонилась, оставшуюся часть жизни провела в тишине и спокойствии на юге России, в основном в крымском имении мужа.
«Несветская» ипостась Боровиковского известна куда меньше. Происходивший из рода иконописцев, он начинал с религиозных тем, писал образа для миргородских храмов. К сожалению, из ранних работ уцелело немного. Те редкие вещи, что дошли до наших дней, вроде «Царя Давида», хранящегося в Русском музее, обнаруживают влияние украинской церковной живописи, более пышной, барочной. Впоследствии, уже став светским мастером.
Владимир Лукич работал над убранством Казанского собора в Санкт-Петербурге, в частности, над образами для Царских врат главного иконостаса. На протяжении многих лет создавал портреты духовных лиц, причем порой они получались даже выразительнее, нежели парадные изображения знати. Одним из самых удачных считается портрет Михаила (Десницкого) (1803), ставшего в 1814 году членом Святейшего синода. Здесь Боровиковский ушел от рокайльной дымки, характерной для ранних вещей, и создал экспрессивную работу, особый драматизм которой придает фигура распятого Христа на заднем плане.
Религиозные поиски автора не всегда увенчивались успехом. В 1819-м, когда слава уже сходила на нет и на слуху были новые имена, он вступил в кружок «Союз братства», своеобразную секту. Ее члены увлекались мистическими практиками. Стремившийся обрести мир и гармонию Владимир Лукич, однако, вскоре испытал разочарование. Из записных книжек известно, что ему не раз указывали на его место, а когда в картине «Собор» он изобразил себя среди других участников кружка, и вовсе повелели убрать автопортрет.
Умер одинокий и бездетный художник в 1825 году и был похоронен на Смоленском кладбище. Что это, если не грустный итог блестящей в общем и целом жизни? Впрочем, потомки оказались внимательнее и чувствительнее современников: в начале XX столетия, после выставки русских портретов в Таврическом дворце, устроенной Сергеем Дягилевым, имя мастера вновь заняло место в сердцах любителей искусства. И теперь каждому поколению предстоит изысканное удовольствие – открывать вновь и вновь для себя творчество Владимира Боровиковского, рассматривать пленительных крестьянок и графинь, находить в них нечто непреходящее, вечное.
Карл Великолепный
(Карл Брюллов)
Соотечественники восхищенно называли его «Великий Карл». Он, громко заявивший о себе еще юношей, был известен в Западной Европе не меньше, чем в России. Неброской русской красоте предпочитал средиземноморский тип внешности – о чем свидетельствуют черноволосые женские головки на его полотнах… Более десяти лет прожил в Италии и умирать уехал подальше от сырых петербургских болот. Однако в историю вошел прежде всего как выдающийся русский живописец Карл Брюллов.
Карл Павлович Брюллов (12 [23] декабря 1799, Санкт-Петербург, Российская империя – 11 [23] июня 1852, Манциана, близ Рима, Папская область). Автопортрет (1848)
Будущий художник появился на свет в Санкт-Петербурге. Со стороны матери, Марии Шрёдер, у него были немецкие корни. От отца же досталась экзотическая фамилия – Брюлло. По легенде, предки по этой линии, гугеноты, некогда бежали из Франции в северогерманский Люнебург. В 1773 году первый известный представитель рода Брюлло, Георг, перебрался в Петербург: его пригласили работать лепщиком на императорском фарфоровом заводе.
Будущее мальчика оказалось предопределено: дед Иоганн и отец Павел были скульпторами. Последний к тому же преподавал в Императорской академии художеств. Став воспитанником легендарного заведения, Карл сразу показал блестящие способности. Одна из студенческих работ «Нарцисс, смотрящийся в воду» (1819) так понравилась учителю, Андрею Иванову (отцу Александра Иванова, автора «Явления Христа народу»), что он выкупил ее. Виртуозно справившись с выпускным заданием, картиной «Явление Аврааму трех ангелов у дуба Мамврийского» (1821), Карл получил большую золотую медаль и право на поездку в Италию.
Из-за бюрократических проволочек путешествие чуть не сорвалось. Юный талант оказался в Риме благодаря «Обществу поощрения художников», которое взялось оплатить путешествие. А накануне Александр I пожаловал Карлу и его брату Александру, будущему архитектору, букву «в» в конце фамилии. Так они стали Брюлловыми.
Италия ошеломила художника. Он впитывал в себя южные краски и виды, стремился запечатлеть необычные типажи… Первый успех принесла работа «Итальянское утро» (1823): пряный медово-золотистый колорит, томная девушка с лицом античной богини брызгает на себя свежей водой… По просьбе государя Николая I позже была создана парная картина – «Итальянский полдень» (1827). Эту прелестную идиллию встретили прохладнее: лицо модели сочли слишком простым, чувственные руки – коротковатыми, а саму работу – чересчур жанровой.
Уже в этих юношеских пробах есть все то, из чего впоследствии сложился индивидуальный стиль Брюллова: и классическая ясность рисунка, и контрастный колорит, и драматичные тени (почти как у Караваджо), а также интерес к индивидуальности человека. Максимально полно такие особенности воплотились в шедевре «Последний день Помпеи» (1830–1833). Например, романтический контраст: красивые, похожие на древнегреческие статуи люди и безжалостная, сметающая все на своем пути стихия. Очаровательны женские лица: современники угадывали в них черты возлюбленной художника Юлии Самойловой. В левом углу Брюллов скромно изобразил себя, молодого художника с внешностью Аполлона (что, по отзывам современников, соответствовало действительности) и ящиком с красками на голове.
Картина была восторженно встречена в Европе, но, казалось, вряд ли могла привлечь русского зрителя. Что нам трагедия многовековой давности: чужие южные лица, скорбно воздетые к небу руки, воззвания к безжалостным языческим богам… Однако работа Брюллова, ни много ни мало, совершила переворот в русской исторической живописи. Художник не стал изображать типичного героя романтических картин – всеми покинутого борца-одиночку. Вместо этого он искусно разместил на полотне людские группы. Каждую со своей историей. Вот двое сыновей, несущих старика-отца. Тот, что взрослее, опытный, побывавший в сражениях воин, младший – испуганный мальчик. В центре – разметала руки мертвая женщина, около нее хнычет младенец. Слева мужчина пытается укрыть семью от падающих с неба раскаленных камней. Рядом мать прижимает к себе двух дочерей… Ни одна из этих историй не выходит на первый план, они звучат единым ансамблем. Тридцать лет спустя Толстой в эпохальном романе «Война и мир» повторил замысел Брюллова: сделал главным действующим лицом не сверхчеловека, а народные массы. К аналогичным идеям придет и Илья Репин в живописи. Однако первым русским художником-«народником» был именно Карл Брюллов.