Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»

И тем не менее Ганнибал так на этот шаг и не решился. Ни тогда – после разгрома римлян на Тразименском озере, ни потом – после фееричного триумфа под Каннами. Он предпочел продолжить тактику уничтожения живой силы Рима в открытом поле: в четырех сражениях с ним – Ломелло, Треббия, Тразимен и Ассизи – римляне уже лишились убитыми и пленными порядка 43 тыс. человек, т. е. почти 10 легионов! Он явно рассчитывал на «здравый смысл» неоднократно битых им римлян, которые, в конце концов, сами униженно придут к нему с мирными инициативами.

Как показало время, это была роковая ошибка одного из самых смелых и дерзких полководцев, когда-либо воевавших с Римом.

…Между прочим, вскоре после триумфа на Тразименском озере Ганнибал все же пошел на… Рим по Фламиниевой дороге. По пути оказался умбрийский городок Сполетия. Пройти мимо не получилось. Началась осада, которая, как это часто случалось с Ганнибалом, сложилась для него неудачно. Что-то не заладилось в механизме «военной машины» Одноглазого Пунийца, и он повернул в сторону со… столбовой дороги – дороги на Рим! Не судьба – не так ли?..

Хорошо изучив римское войско в действии, Ганнибал решил перевооружить своих солдат.

Ливийским и иберийским пехотинцам выдали собранное на берегу Тразименского озера римское оружие: большие и тяжелые щиты римских легионеров лучше защищали бойцов, чем легкие, но небольшие круглые карфагенские; конница, тоже получившая более тяжелое римское оружие, оказалась расформированной на более мобильные отряды по 500 и 150 всадников. Не тронутой осталась только его изумительная нумидийская кавалерия, которая вся подчинялась теперь Махарбалу. С ней Ганнибал явно действовал по принципу «лучшее – враг хорошего!»

Закончив с «перестройкой» армии, карфагенский полководец двинулся на Кампанийскую равнину, плодородную и желанную, с ее маленькими богатыми городами, перепуганными и почти безоружными. Наемники Ганнибала хотели вкусить того, чего так долго были лишены. В каждом городе они устраивали резню и грабеж, набрасываясь на недоступные им прежде яства, вина и… женщин (всего было в изобилии, и пунийская солдатня «гуляла по полной программе»!), а затем покидали горящие развалины. Разорив богатую Кампанию, пуниец направил свою армию через Умбрию к побережью Адриатического моря в богатую Апулию. Здесь у моря его солдаты и лошади лечились от одолевавшей их коросты и чесотки, купаясь в вине многолетней выдержки. Все народы, жившие на севере Италии, теперь восстали против Рима, чтобы примкнуть к карфагенянам. Делали они это не потому, что жаждали оказаться под карфагенской властью, а из ненависти к римскому господству. Кроме того, Ганнибал рассчитывал на поддержку, а может быть, и на восстание населения Средней и Южной Италии против власти Рима. Поэтому, опустошая на своем пути поля и хозяйства римских граждан, Ганнибал щадил владения италиков, а пленных италиков отпускал без выкупа. Добычи захватили так много, что ее уже не могли нести за собой, и это удесятеряло силы пунийских наемников, заставляло всю эту разношерстную братию отъявленных головорезов рваться к новым сражениям.

Выйдя на побережье Адриатики, Ганнибал попытался восстановить морские связи с родиной. Отсюда он начал продавать работорговцам захваченных им в плен римских легионеров. Как только скованные цепями понурые сыны Рима оказались на рынках рабов Средиземноморья, «акции» Ганнибала на родине возросли и в Большом Совете 104-х Карфагена почти затихли голоса его недругов и, наоборот, многие заговорили о необходимости оказать помощь своим войскам в Италии и Иберии. Правда, как водится в таких случаях, это были всего лишь разговоры.

Одноглазый Пуниец не сидел сложа руки, он пытался вести активную политику с врагами Рима. Так, он предложил царю Македонии Филиппу V объединить свои усилия в борьбе с их общим врагом. Пока Ганнибал занимался дипломатией, его младший брат Магон, дважды благополучно проскочивший мимо сторожевых судов римлян на небольшой быстроходной галере в Испанию и обратно, привез не слишком радужные вести от Гасдрубала Баркида: братья Сципионы оказались «крепкими орешками». Они так умело и энергично повели борьбу с Гасдрубалом в Испании, что надеяться на подкрепления оттуда не приходилось. Почтовая связь с Карфагеном, естественно, не могла доставить пунийскому полководцу подкреплений, а сильный римский флот под началом пониженного в должности бывшего консула Сервилия перекрыл морскую связь с африканским побережьем. Для дальнейшей успешной борьбы с Римом нужны были заблокированные Сципионами серебро Иберии, леса Корсики, зерно Сардинии и богатства Сицилии.

Но, несмотря на все удачи Ганнибала в Италии, все это пока было недоступно.

…Кстати, Гнея Сервилия действительно «понизили», отправив командовать римским флотом! Во флоте в ту эпоху служить не очень-то любили, поскольку это не считалось престижным! Так вот, ему предписывалось обеспечивать контроль над морскими путями из Карфагена в Испанию, чтобы всячески мешать пунам воевать там, на равных с братьями Сципионами…

Повинуясь разуму и пойдя на юг Италии, где он смог захватить богатейшую добычу и дать своему войску необходимый отдых, Ганнибал, как это ни парадоксально, допустил одну из своих роковых ошибок! Карфагенский полководец дал римлянам возможность выиграть бесценное время и восстановить боеспособность своей армии. Четыре наспех собранных ими легиона успели-таки соединиться с остатками войск Сервилия, и… Ганнибалу по сути дела приходилось начинать все с начала.

Пришла пора карфагенскому полководцу послать гонца к глубоко законспирированному шпиону в самое логово врага – в Рим. И хотя нашлось достаточно претендентов на эту трудную роль, но Ганнибал долго сомневался: кого послать! Как часто бывает в таких случаях, решение пришло само по себе и весьма неожиданное!

…После того, как Ганнибал заключил Имильку в свои объятия (или, скорее, она его?), неистовая испанка была счастлива, как только может быть счастлива любящая женщина, делящая ложе со своим избранником. Снискав расположение и ласку человека, который в ее глазах принял блистательный образ полубога, она чувствовала себя способной на подвиг. Ей удалось убедить предводителя пунийцев, что именно ей, женщине, будет легче проникнуть в Рим.

…Облаченная в малоприметную, поношенную, невзрачную одежду, скрадывавшую ее восхитительные формы, поздней ночью Имилька собралась в путь. Совершенно непостижимым образом эти приготовления, изменившие ее внешность, только прибавили ее красоте чуточку дикого, лесного очарования. Вскочив на коня, она тихонько выехала из карфагенского лагеря и только потом пустила горячего скакуна крупной рысью в сторону Рима…

Оказавшись в его окрестностях, Имилька бросила своего коня, предпочтя отправиться дальше пешком, чтобы не привлекать внимания римских аванпостов. Но ей не повезло, в предрассветной мгле лесной опушки ее остановил грозный окрик:

– Стой! Кто идет?

Это был патруль легионеров, который караулил Аппиеву дорогу на подходе к Риму. Имилька еще не успела ничего ответить, как услышала зловещий звон тетивы…

Не получив отзыва, следуя суровому приказу своего центуриона стрелять без предупреждения – Рим оказался на особом положении, оба караульных, быстро сорвав луки и прицелившись, одновременно спустили тетивы своих луков в замаячившую неподалеку маленькую фигурку. Они были меткими лучниками: обе стрелы, глухо свистя, вылетели и впились в девичье тело…

В глазах у иберийки потемнело. Она ощутила резкую боль в животе и под грудью: стрелы пронзили и… алую «змейку» и… сине-зеленую «птичку»! Прекрасное лицо Имильки стало восковым; взор помутился, лишь глухой стон вырвался из побелевших уст и, запрокинув голову, она упала навзничь, застыв без единого слова, без единого движения…

Тяжелораненая, истекающая кровью, бесстрашная испанка лежала на опушке. Легионеры наклонились над телом упавшей, пытаясь разузнать, кто она и что ей нужно в столь ранний час поблизости от находившегося на военном положении Рима. В ответ бедная жертва их меткой стрельбы только хрипела, она не могла произнести ни слова. Смертельная бледность уже разливалась по чертам ее прекрасного лица; губы синели, руки и ноги немели…