Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»

Без Ганнибала, с малыми силами (10 тысяч пехоты, 500 всадников и всего лишь с шестью слонами) Антиох попытался вторгнуться в Грецию – через Фессалию, надеясь, что все греческие государства примут его как нового освободителя – на этот раз от назойливой опеки Рима. Однако греки не оказали ему помощи, не веря уже никаким «друзьям», а римляне, спешно перебросив войска консула Марка Ацилия Галабриона (близкого друга Публия Корнелия Сципиона Африканского) и военного трибуна (легата?) Марка Порция Катона-Старшего (заклятого врага победителя Ганнибала), в середине апреля 191 г. до н. э. двинулись навстречу Антиоху. Последний надеялся задержать их в Фермопильском ущелье, издавна служившем «воротами» в Центральную Грецию и ставшем знаменитым после гибели здесь в 480 г. до н. э. в бою 300 спартанцев и их отважного царя Леонида с персидскими полчищами Ксеркса I.

Естественно, что самонадеянный «царь царей» Антиох не смог повторить героическое сопротивление бессмертных спартанцев и был разгромлен.

Хотя поначалу лучники и пращники Антиоха, рассыпавшиеся по склонам ущелья, обрушили град своих стрел и дротиков на правый фланг римского войска, не давая противнику приблизиться к фаланге, основательно укрепившейся в его глубине. Тогда Катон, взяв 2-тысячный отряд, ночью преодолел горный кряж и внезапно на рассвете напал на армию Антиоха с тыла, обратив ее в беспорядочное бегство. Наголову разбитый в том скоротечном бою самоуверенный сирийский царь спасся с поля боя в сопровождении всего лишь 500 воинов. Язвительный Катон отправил в сенат краткое послание: «Царь Антиох не смог удержать даже Фермопилы». Правда, оказавшиеся в арьергарде селевкидские слоны сумели сыграть роль живого заслона: они не позволяли римским легионерам активно преследовать своего стремительно ретировавшегося царя, а кавалерия из-за ее пугавшихся слонов лошадей и вовсе была бесполезна. Пока римляне не ухитрились перебить всех слонов, они не смогли осуществить полноценного преследования.

В конце лета у мыса Корика был разгромлен и военно-морской флот Антиоха.

…Кстати, перед походом амбициозный Антиох, желая заслужить похвалу самого Ганнибала, хвастливо продемонстрировал ему свою огромную армию. Знаменитая македонская фаланга, вступавшая в бой, ощерившись, словно «еж» иглами, 5—7-метровыми копьями-сариссами, не вызвала у старого полководца никакого энтузиазма. Он, почти 20 лет воевавший с подвижными и мобильными римскими легионами, прекрасно знал, что фаланга при всей ее «непробиваемости» отличалась малой маневренностью и в борьбе с римскими манипулами, умело вклинивавшимися в ряды противника, ловко окружавшими и цепко бравшими его в кольцо, не имела никаких шансов на успех. Столь же критически отнесся Ганнибал и к огромным азиатским слонам, которые были куда больше тех, что использовались в его армии, но, как известно, «чаще приносили больше проблем тем, кто их применял в бою, чем тем, против кого они применялись». А про блиставшую серебром и золотом драгоценной упряжи многочисленную кавалерию сирийского царя Ганнибал и вовсе отозвался крайне ехидно, заявив, что, как бы жадны ни были римляне, но такой военной добычи хватит даже им. А на прямой вопрос хваставшегося своей огромной кавалерией Антиоха, не достаточно ли этого, чтобы победить римлян, он и вовсе презрительно буркнул, что ее достаточно для… болтовни. Возможно, он и имел право на столь откровенную оценку «опереточной» армии властителя Сирии, но, с другой стороны, тем самым он окончательно настроил Антиоха против себя…

Так и не получив в свои руки инициативы, о которой он мечтал для широкомасштабной борьбы с Римом, старый испытанный карфагенский полководец вскоре получил неожиданный шанс испытать себя в новой для него роли… флотоводца!

Это знаменательное событие случилось в морской битве, разыгравшейся в Эгейском море неподалеку от полуострова Сида (побережье Памфилии) в августе 190 г. до н. э. Этот парадокс объяснялся очень просто: стремясь всеми силами помешать римлянам переправить свои легионы из Европы в Азию, Антиох надеялся разбить их на море. Пытаясь добиться этого, он все же призвал под свои военно-морские знамена и величайшего солдата той поры – Одноглазого Пунийца. Правда, Ганнибал командовал лишь левым флангом спешно сформированной эскадры, противостоявшей союзному Риму родосскому флоту.

…Благодаря численному перевесу тяжелых сирийских пентеконтер Ганнибалу на своем фланге поначалу удалось нанести противнику ощутимый урон, но затем сказалась прекрасная выучка считавшегося лучшим в Средиземноморье той поры родосского флота. Его моряки умело использовали маневренность, прочность и скорость своих трирем, редкостное мастерство своих кормчих. Легкие родосские суда врывались в проходы между тяжелыми вражескими галерами, ловко тараня их своими бронзовыми «клювами». Сирийские гиганты были построены для того, чтобы, встретив римские суда, набитые легионерами, взять их на абордаж и завязать рукопашную. Но в этой битве не участвовало ни одного римского судна. Родосцы сумели, в конце концов, опрокинуть правое крыло Антиоха под началом его придворного Аполлония и тем самым переломить ход сражения в свою пользу…

К концу дня выяснилось, что потери Ганнибала больше, чем у противника, и гений сухопутной войны, впервые оказавшийся в непривычной для него роли флотоводца, счел за благо выйти из боя.

Так – вничью – закончился последний бой (парадоксально, но факт: морской бой!) – одного из величайших полководцев древности.

…Кстати, нетрудно представить, каким испытанием стал для почти 60-летнего Ганнибала этот продолжавшийся целый день под безжалостным палящим солнцем ожесточенный бой. Нельзя сказать, что для легендарного Ганнибала «первый блин оказался комом», но, судя по всему, битва на суше и на море – это все же две совершенно разные стороны войны. Все-таки не всё боги даруют даже своим любимцам: блестящий полководец не оказался столь же удачлив, превратившись во флотоводца…

После того, как в сентябре того же года сирийский флот Поликсенида проиграл в пух и прах генеральное сражение римско-родосскому флоту Луция Эмилия Регилла, ни о каких претензиях Антиоха на господство в Эгейском море уже не могло идти и речи. Ганнибал в своих прогнозах на развитие событий пошел еще дальше: он открыто заявил, что «скорее удивлен тем, что римляне еще не в Азии, чем сомневается в их прибытии». И действительно, теперь Антиоху оставалось надеяться лишь на… сухопутные успехи. Правда, собирался ли он привлечь в жаркое дело – теперь уже на суше – лучшего профессионала той поры – легендарного Одноглазого Пунийца – вот в чем вопрос?!

Спустя год, в 189 г. до н. э., 30-тысячная римская армия (27 600 тыс. пехоты, 2800 кавалерии с 16 слонами) при всесторонней поддержке своего нового союзника македонского царя Филиппа V – кстати, большого поклонника талантов и достижений Сципиона Африканского – без помех переправилась через Геллеспонт и вступила в Малую Азию, многие области которой подчинялись Антиоху.

Римским войском командовал консул Луций Корнелий Сципион – брат великого полководца, а Публий Корнелий Сципион Африканский был его главным советником и по сути дела руководил ведением войны.

…Всем известно, что у знаменитого полководца и политика Публия Корнелия Сципиона был младший брат Луций Корнелий Сципион. Так сложилось, что с детства он был под покровительством своего старшего совершенно самостоятельного брата. Он побывал с Публием везде – и в Испании, и в Сицилии, и в Африке. Человек он был исполнительный, но без искры божьей в отличие от своего брата Публия. Дело доходило до того, что в Риме его считали не только непримечательным и серым, но даже недалеким. Скорее всего, это следует объяснять тем, что на фоне его блестящего брата было весьма сложно не казаться тусклым. Луций, как младший брат, пытался подражать своему выдающемуся брату как внешне, так и поведением вплоть до слов и жестов. Вполне понятно, что копия всегда хуже оригинала: также и в случае с нашими братьями. Порой дело доходило до парадоксов, но старший брат смотрел на все эти «потуги-проделки» младшенького снисходительно. Очевидно, он считал своим братским долгом всячески тащить брата за собой по лестнице общественной славы. И это при том, что порой Луций был для Публия весьма серьезной обузой и иногда должен был казаться старшему брату тяжелой гирей, но надо отдать ему должное, он никогда ничем не показал младшему своего недовольства. По крайней мере, у нас нет об этом серьезных свидетельств…

…Между прочим, подобное «назначение» случилось по вполне понятным причинам: на повестке дня стояло завершение войны с Антиохом, и надежды сограждан обратились на их прославленного соотечественника Сципиона Африканского. Выбрать Публия Корнелия Сципиона по римским законам в очередной раз консулом было нельзя, поскольку он уже не единожды им побывал, а на дворе стояли совсем не те времена, что в 215–207 гг. до н. э., когда Риму грозила страшная опасность в лице победоносного Ганнибала, воевавшего на территории Италии. Тогда никого не смущало, что Квинт Фабий Кунктатор, Клавдий Марцелл или Фульвий Флакк занимали высшую государственную должность в течение четырех, а то и пяти сроков. Тогда этого требовали чрезвычайные обстоятельства. Теперь ситуация была несколько иная, но в конце концов выход был найден: консулами были выбраны Гай Лелий, бывший начальник конницы у Сципиона Африканского, к тому же его близкий друг и многим ему обязанный, и родной брат Сципиона – Луций. Правда, Публия эти двойные выборы поставили в неприятное положение – приходилось поддерживать брата против друга. Оставалось выяснить, кто из них отправится в Грецию и Азию воевать с Антиохом. Лелий предложил решить этот вопрос, не полагаясь на слепой жребий, как обычно поступали в подобных случаях, а взвешенно, с учетом наличия за спиной у Антиоха злейшего врага Рима – самого Ганнибала. Самое разумное решение выдвинул сам Публий Корнелий Сципион, объявивший, что если в Грецию поедет его брат Луций, то он сам будет сопровождать его в качестве легата, т. е. правой руки. Личный авторитет покорителя Африки был столь велик, что с таким «довеском» даже безликий Луций мог рассчитывать на доверие сограждан. Как только стало известно, что в поход идет сам победитель Ганнибала Сципион Африканский, 4 тысячи ветеранов «Ганнибаловой войны» тут же явились добровольцами, чтобы служить под началом своего испытанного вожака. Характерно и другое: решение, принятое в пользу Луция, никак не омрачило дружбу Публия Сципиона с его бывшим начальником конницы в Испании и Африке Гаем Лелием. Итак, спустя четверть века после того как два других брата – Сципионы-Старшие – достойно бились плечом к плечу в Испании (в 217–211 гг. до н. э.), почетную эстафету снова приняли представители нового поколения этого известнейшего в Риме семейства. Любопытно и то, что судьба словно посылала Ганнибалу еще один шанс встретиться со своим великим противником, но теперь, как и он сам отошедшим на исторической авансцене несколько в тень, возможно, даже на вторые роли. Впрочем, забегая вперед, скажем, что новой исторической встречи двух титанов той поры на поле боя так и не произошло. Таковы гримасы истории…

Интересно, что военные действия начались с… дипломатической встречи между послом Антиоха неким Гераклидом и римскими полководцами Сципионами. Поскольку договориться о мире не удалось (братья сочли недостаточным передачу Риму всех греческих городов и половинную оплату их издержек на военный поход в Азию), то, прежде чем отправиться в обратный путь, царский посланец стал настойчиво добиваться тайной встречи со Сципионом Африканским, к которому у него было секретное предложение. Антиох просил передать римлянину, что готов без всякого выкупа возвратить ему его еще не достигшего 15 лет сына, при неясных обстоятельствах захваченного в плен в самом начале войны: то ли в море при переправе через Геллеспонт, то ли в дальней кавалерийской разведке? Правда, разумеется, при условии, что Публий поможет ему добиться заключения мира на его, Антиоха, условиях. Кроме того, царь сулил заплатить ему столько, сколько римлянин сам пожелает. Более того, его следующие предложения и вовсе были крайне фантастическими: Сципиону Африканскому обещали долю в государственной казне и даже его участие в управлении государством Селевкидов. Сципион, естественно, все эти «посулы» отверг, лаконично добавив, что с благодарностью примет своего сына, а взамен даст Антиоху разумный совет: согласиться на условия Рима и отказаться от войны. Толкового диалога не получилось и стороны разошлись, готовясь выяснить отношения на поле брани.