Великий Ганнибал. «Враг у ворот!»

Тем самым римлянин свел на нет все преимущества тактической задумки своего оппонента.

Итак, используя резервы, оба полководца попытались пехотой охватить фланги друг друга. Правда, среди исследователей нет единства о численности сторон на тот момент. Кто-то полагает, что линия римских войск была тоньше карфагенской, а кто-то считает иначе.

…Между прочим, сегодня кое-кто из историков предполагает, что это Сципион первым затеял перегруппировку своей пехоты, удлинив за счет резерва свой фронт в расчете охватить фланги врага, а Ганнибал ему достойно ответил. Не в этом суть дела. Важнее то, что в ходе всего боя Сципион действовал исключительно точно, можно сказать, с математической точностью. Холодная расчетливость не изменила ему даже в минуты кризиса. Перед лицом гигантской живой стены итальянских ветеранов Ганнибала, на расстоянии меньше полета стрелы, он спокойно перестраивает свои войска, которые демонстрируют отменную дисциплину, повинуясь звукам рожков, как превосходно тренированная грозная стая гончих псов. Если против первых двух вражеских линий римский фронт был построен реже, чем сомкнутые фаланги врага, что позволяло римлянам охватывать фланги врага, то теперь римский полководец тоже уплотнил ряды. Для решающего усилия он как можно плотнее сосредоточил своих пехотинцев: во-первых, возрастала ударная сила их метательных снарядов (стрел, дротиков и копий); во-вторых, сейчас, когда уже не требовалась серия атак, настало время концентрированного удара по всему фронту; в-третьих, вот-вот могли вернуться всадники Лелия и Массанассы, и задачей римской пехоты стало сковать пешие силы Ганнибала, подставив их под сокрушительный удар идущей полным галопом кавалерии. Все свои перестроения Сципион делал не только очень продуманно, но и весьма неторопливо – чем дольше мог он оттянуть финальную схватку, тем больше времени он выигрывал для возвращения своей кавалерии. Несмотря на захвативший их азарт погони, кавалеристы Массанассы и Лелия не имели права уйти слишком далеко, оставив свою пехоту один на один с вражеской. Именно их удару отводилась решающая роль в замысле Сципиона. Одноглазый Пуниец это прекрасно понимал и в ходе пехотного сражения, очевидно, не раз и не два с тревогой оборачивался назад, напряженно вглядываясь своим единственным глазом, не приближаются ли с горизонта клубы пыли, поднятые умчавшейся, а теперь возвращавшейся вражеской кавалерией. Не исключено, что пока стороны приводили свои силы в порядок для решающей схватки, у Ганнибала был шанс первым напасть на перестраивавшегося врага. Но, скорее всего, ему, подобно его визави, тоже требовалось время, чтобы собрать остатки своих первых двух линий и заставить этих уже потрепанных и отчасти побежденных воинов снова вступить в бой с победоносно-наступавшим врагом. Бросить в бой только свою «Старую Гвардию» он не счел возможным, поскольку без остатков первых двух линий он бы уступал римлянам численно. А так ему, скорее всего, удалось восстановить некий паритет: кое-кто из историков полагает, что в последней схватке могло сойтись порядка 23 тыс. пунов с примерно 26 тыс. римлян, т. е. силы сторон могли быть примерно равны!? Не исключено, что примерно столько могло оказаться под рукой у обоих полководцев после всех потерь в предыдущих фазах сражения. Нам неизвестно, сколько ушло времени у соперников на приготовление к решающей схватке, но в любом случае время работало на Сципиона, явно затягивавшего перестроение в ожидании возврата на поле боя своей кавалерии. И тем не менее напрашивается сравнение этого судьбоносного эпизода с другим всемирно известным судьбоносным эпизодом в истории войн. Точно так же много веков спустя Наполеон в критический момент битвы под Ватерлоо в 1815 г. опоздает бросить в пекло сражения на обескровленный центр Веллингтона свою Старую и Среднюю гвардии и, тем самым, возможно, упустит свой последний шанс выиграть это сражение и, как полагают некоторые «бонапартисты»… повернуть вспять ход истории…

Но вот сражение возобновилось!

Две сплошные линии бойцов с хрустом столкнулись!

Противники оказались достойны друг другу и по вооружению, и по боевому опыту, и по славе побед. (Недаром спустя годы Публий Корнелий Сципион открыто признает, что в битве при Заме-Нараггаре Ганнибал сделал для победы все, что было в человеческих силах!) Но римляне имели в этой битве моральное превосходство: они уже разогнали слонов и кавалерию противника, уничтожили первую линию Ганнибаловой пехоты и заставили попятиться вторую.

И все же, судя по некоторым намекам античных историков, никто не знает, чем бы закончилась эта битва для римской пехоты, если бы не вернулась прогнавшая неприятельских всадников римская конница Лелия и нумидийцы Массанассы. По словам Полибия, они «каким-то чудом вовремя подоспели к делу»! Эти слова позволили потом некоторым историкам предположить, что Ганнибал был разбит… в шаге от победы!

Как все это напоминает стенания «бонапартистов» по поводу проигрыша Наполеоном битвы при Ватерлоо, где он тоже был в шаге от победы над Веллингтоном, если бы не вовремя подоспевшие пруссаки Блюхера!

Задние ряды итальянских ветеранов Ганнибала, повинуясь команде своего многоопытного полководца, бесшумно развернулись и молча, с мрачной решимостью встретили налетевшую на них с криками и топотом вражескую конницу. Окруженные со всех сторон, гвардейцы сражались так, как сражаются воины, которым нечего терять.

Развязка наступила нескоро, и ветераны – профессионалы высший пробы – либо в большинстве своем полегли костьми в своей последней битве, либо израненные попали в плен.

Лагерь Ганнибала был быстро захвачен легионерами Сципиона, и спасаться пехоте от конницы было некуда – вокруг лежала совершенно открытая местность. Бегущие карфагеняне и их наемники стали удобными мишенями для нумидийских всадников Массанассы. Они оказались в своей стихии, и их дротики летели без промаха.

Это был конец.

В первый и последний раз в жизни Ганнибал проиграл большую битву, потеряв при этом от 10 до 25 тысяч убитыми (во время преследования нумидийские всадники убили карфагенян больше, чем римские легионеры во время боя) и не менее 10 тысяч ранеными и пленными. Это, так сказать, усредненные данные о карфагенских потерях, поскольку есть и более экзотические сведения, явно призванные возвеличить римскую победу. Победителям свойственно преувеличивать свои победы: их ведь, как известно, не судят!

Если верить римским историкам, потери римлян были минимальны – от 1,5 до 2,5 тысяч человек убитыми и почти 4 тысячи ранеными. (Скорее всего, они все же были больше, поскольку ветераны Ганнибала – профессионалы высшей пробы – дорого отдали свои жизни, но победителям свойственно преуменьшать свои потери и их, как известно, не судят!) К несоизмеримому соотношению римско-пунийских потерь можно относиться по-разному – важно другое, под Замой Ганнибал потерял свое любимое детище – прославленную армию, которой успешно командовал более 20 лет!

Другой армии у него не было, и теперь мировая история могла развиваться так, как было выгодно Риму.

Во время отступления легкоконные нумидийцы Массанассы попытались захватить Ганнибала, но потерпели неудачу, и под прикрытием горстки телохранителей ему удалось скрыться с поле боя в направлении Гадрумета.

…Между прочим, не исключено, что одной из причин поражения Ганнибала под Замой стал провал его… ставки на генеральное сражение. Как известно, выигранная им с блеском битва под Каннами стала высшим достижением всего военного искусства античности, но ее оказалось недостаточно ни для достижения решительного преимущества над римлянами, позволявшего штурмовать их столицу, ни для распада римско-италийского союза. Феноменальная по исполнительскому мастерству каннская победа стала роковой для Ганнибала, поскольку она окончательно показала римским полководцам, что гения можно победить терпением, выдержкой и стойкостью, воюя с ним в манере а-ля Квинт Фабий Кунктатор. А когда ему противостояли такие полководцы, как Марк Клавдий Марцелл или Гай Клавдий Нерон, чей уровень мастерства был выше среднего, то у Ганнибала возникали непреодолимые проблемы стратегического характера: везде и всюду он чисто физически успеть не мог. Затем в Риме подрос и «расправил крылья» свой гений – Публий Корнелий Сципион-Младший (Африканский), поставивший крест на полководческой карьере Ганнибала. При этом гений Ганнибала в его последней битве не потускнел. Наоборот, Ганнибал управлял своими войсками с редким мастерством! И это при том, что на этот раз у него под рукой уже была совсем не та по составу и по качеству армия, с которой он много лет назад вторгся в Италию и опрокидывал римские легионы раз за разом. Он попытался было взломать римский строй с помощью слонов, но… не вышло: одновременный рев римских труб перепугал его «бронетехнику» и она либо потоптала своих, либо кинулась драпать в «коридоры». Он поставил галло-лигуро-иберийских наемников впереди, выстроив позади них карфагенян, чтобы утомить римлян перед решающей схваткой. Это ему удалось, но только отчасти. Он заставил карфагенян, зажатых спереди и сзади, держаться стойко и драться, так как бьется даже трусливый, который понимает, что отступать ему некуда. Но и они не смогли выдержать неотразимого натиска вымуштрованных римских манипул гастатов и принципов. Свои самые стойкие и сильные войска – свою «Старую гвардию» – он все время держал позади, на приличном расстоянии от происходящего. Им приходилось наблюдать издалека за ходом битвы, чтобы со свежими силами и бодрыми духом постараться повлиять на ее исход в нужный момент. И они сделали все от них зависящее, но вернулась вражеская кавалерия (которую не смогла увести с поля боя карфагенская конница?), и все свершилось так, как завершилось. Дело в том, что в финальной схватке этой изматывающей войны карфагенянин Ганнибал – этот признанный мастер войны (многие историки считали и считают его величайшим тактиком в истории!), наконец-то встретил достойного соперника – римлянина Публия Корнелия Сципиона, обладавшего уникальным военным дарованием: талантом как тактика, так и стратега. При Заме-Нараггаре оба великих полководца сделали все, что умели и могли. Но именно Сципион выманил противника на то поле боя, где ему было удобнее развернуть все свои силы (в первую очередь свою превосходную кавалерию), и тем самым компенсировать численную слабость пехоты. Но именно Сципион показал редчайшее умение нейтрализовывать каждый замысел Ганнибала, а затем обратил против Одноглазого Пунийца его прежнюю козырную карту – кавалерию, превосходство в которой на этот раз было на стороне римлян. Любопытно, но получается, что «ученик» (а пытливый Сципион, безусловно, многому научился у своего матерого противника) превзошел своего «учителя» (Ганнибала), одержав над ним верх. Интересно и другое: в истории очень мало битв, где на поле боя сходились бы два таких выдающихся полководца и один из них наголову разбивал бы другого. Любопытно, но разгром римлян при Каннах принято считать классикой полководческого искусства, и во всех школьных учебниках по истории он занимал, занимает и будет занимать достойное место – вплоть до наглядной схемы этого идеального сражения, признанного образцом тактического мастерства на все времена. А вот разгром карфагенян при Заме, в силу ряда причин (якобы не те масштабы, не те тактические уроки, не те последствия для римлян в случае их поражения и т. п.) так и не стал ею, хотя, несомненно, имеет полное на это право. Тем более что для Публия Корнелия Сципиона эта победа стала вершиной его ратного мастерства и поставила точку в 16-летней изнуряющей войне с Ганнибалом. Ведь в случае поражения Сципиона римской армии грозила участь десантных войск Регула. Тогда как Карфаген устоял бы и смог бы добиться весьма приемлемых для себя условий мира. Слава непобедимого Ганнибала стала бы вообще недосягаемой, и одна она удерживала бы римских полководцев от вторжения в Африку. Представляется, что Публий Корнелий Сципион незаслуженно остался «в тени» своего великого современника, чье легендарное имя знает каждый школьник, а его – лишь те, для кого штудирование военной истории – не просто хобби, а порой и… стиль жизни. И последнее, как и другой гениальный полководец Наполеон в битве при Ватерлоо, Ганнибал завершил свою феноменальную военную карьеру… тяжелейшим поражением – разгромом и бегством, но это не помешало ему внести бесценный вклад в историю военного искусства…

Глава 23. Чем закончилась «Ганнибалова война»

…Спустя без малого тридцать пять лет Ганнибал снова оказался в родном городе Карфагене. Покидал он его девятилетним отроком, а возвратился прославленным полководцем. Много воды утекло с тех пор, многое изменилось: сам Ганнибал изрядно поседел, его тело украшали многочисленные шрамы от ран, полученных им в многочисленных сражениях и стычках с римлянами. Уже 15 лет смотрел он на мир одним-единственным глазом. Правый глаз он, как известно, потерял во время знаменитого марш-броска через римскую провинцию Этрурию, который помог ему опередить противника и выиграть знаменитую битву при Тразименском озере.

По дороге в Карфаген воспоминания нахлынули на 45-летнего Ганнибала. Он отрешенно глядел куда-то в одну точку и думал о себе, о прожитом. Всю жизнь он был человеком войны, но вот она закончилась.

Но не закончилась жизнь…

Как жить дальше…

Выступая с отчетом после Замы, Ганнибал не пытался приукрасить суровую действительность: он открыто признал, что проиграл не просто сражение, а войну и теперь для Карфагена есть одно спасение – принять мирный договор на римских условиях. Посланные к победителю известные своими проримскими настроениями ловкие дипломаты Гасдрубал по прозвищу Гэд (Козленок) и ярый враг Баркидов Ганнон Великий начали с ним дипломатический торг.

И хотя уже не было в живых Квинта Фабия Максима Кунктатора – он не дожил до дня «великого и неколебимого благополучия своего отечества» и умер в полной уверенности, что государство, ведомое этим удачливым «юнцом» Корнелием, стремительно летит навстречу гибели, но и без него в сенате имелось немало желающих навеки раздавить Карфаген и избавить Рим от постоянного страха.

…Между прочим, когда кое-кто из власть имущих Карфагена попытался было воспротивиться жесткому римскому диктату и даже было решено снова призвать Ганнибала, то именно он воспротивился новому витку конфронтации, и карфагеняне окончательно смирились с неизбежностью участи побежденных…

Только в 201 г. до н. э. был подписан мир между Римом и Карфагеном.

По его условиям карфагеняне остались свободными и могли жить по своим законам, но теряли все владения за пределами Африки; выдавали своих боевых слонов (и приручать их больше не будут!) и военно-морской флот (кроме 10 трирем); возвращали всех перебежчиков, военнопленных и беглых рабов; обязывались в течение 50 лет выплатить победителям 10 тысяч серебряных талантов (один талант той поры был равен 26 кг серебра; сегодня эта контрибуция равнялась бы примерно 300 млн долларов!); кроме того, им запрещалось воевать с африканскими соседями без согласия Рима и уже тем более за пределами Африки. Карфаген должен был стать другом и союзником Римской республики. Были и другие весьма «неласковые» параграфы в мирном договоре Карфагена с Римом. Все эти условия уничтожили военную мощь Карфагена.