Великий карбункул

для нас - ответить на нее смехом. Но смотрите! Вон еще идут!

Новая группа фигур спускалась с лестницы. Ее возглавлял почтенный

седобородый патриарх, посохом нащупывающий путь. За ним, вытянув вперед руку

в железной перчатке, словно желая схватить старца за плечо, торопился

высокий воин в шлеме, украшенном перьями, в блестящем панцире и с длинной

шпагой, громыхавшей по ступеням. Следующим был тучный человек в богатой

одежде придворного вельможи, но отнюдь не с вельможной повадкой; шел он

вразвалку, как ходят моряки, а ненароком споткнувшись на лестнице, сразу

рассвирепел и довольно явственно выбранился. Шествие замыкал

аристократического вида джентльмен в завитом парике, каких можно увидеть на

портретах времен королевы Анны или даже более ранней эпохи; на груди его

кафтана была вышита звезда. По дороге он беспрестанно отвешивал изысканные и

льстивые поклоны во все стороны, но, дойдя до двери, в отличие от

губернаторов-пуритан, заломил руки в жесте отчаяния.

– Дорогой доктор Байлз, прошу вас взять на себя роль греческого хора, -

сказал сэр Уильям Хоу.
– Кто эти особы?

– Увы, ваше превосходительство, они, видимо, принадлежат к более ранним

поколениям, чем мое, - ответил священник.
– Но вот наш друг полковник, без

сомнения, был с ними на дружеской ноге.

– Нет, я никого из них не видал при жизни, - сказал полковник Джолиф

серьезным тоном, - хотя мне довелось беседовать лично со многими правителями

этой страны, и я надеюсь приветствовать своим стариковским благословением

еще одного, прежде чем сойду в могилу. Но вы спрашиваете об этих лицах.

Почтенный старец, как я полагаю, - Брэдстрит, последний из

губернаторов-пуритан, правивший здесь, когда ему было девяносто лет или

около того. За ним идет сэр Эдмунд Эндрос, жестокий тиран - любой школьник

Новой Англии вам это скажет; именно потому он и был свергнут народом с

высокого места, которое занимал, и заточен в темницу. Следующий - сэр Уильям

Фиппс, пастух, бочар, шкипер и затем губернатор. Побольше бы его

соотечественников, выйдя из таких же низов, достигло таких же высот! И, наконец, последним мы видели любезного графа Белламонта, который правил нами

при короле Вильгельме.

– Но что вообще все это означает?
– спросил лорд Перси.

– Будь я мятежницей, - вполголоса заметила мисс Джолиф, - я бы, пожалуй, вообразила, что тени всех прежних губернаторов призваны сюда, чтобы

составить траурный кортеж при погребении королевской власти в Новой Англии.

Меж тем на площадке лестницы показалось еще несколько фигур. У того, кто шел впереди, было настороженное, тревожное, какое-то лисье выражение

лица; но, несмотря на надменную осанку - следствие как природного

честолюбия, так и долгого пребывания на высоких должностях - чувствовалось, что это человек, способный раболепствовать перед теми, кто сильнее его. За

ним, чуть поодаль, следовал офицер в расшитом пурпурном мундире старинного

покроя, какой, вероятно, носил еще герцог Марлборо. По румяной окраске его

носа и огоньку в глазах можно было распознать в нем большого охотника до

чаши с вином и веселой компании, однако сейчас он, видимо, был чем-то

встревожен и то и дело поглядывал по сторонам, словно опасаясь какой-то

тайной напасти. Третьим шел тучный человек в одежде из ворсистого сукна, подбитого шелковым бархатом, с толстым фолиантом под мышкой; в глазах его

светился ум, проницательный и насмешливый, но видно было, что он доведен до

полного изнеможения какими-то неотступными и мучительными заботами. Он

прошел вниз торопливым шагом, а за ним появился новый персонаж, осанистый

джентльмен в платье из пурпурного бархата, богато украшенном вышивкой; поступь его можно было бы назвать величественной. если бы не подагрические

боли, из-за которых при каждом шаге гримаса искажала его лицо и тело

передергивала судорога. Когда доктор Байлз увидел эту фигуру на лестнице, он

весь затрясся, точно в лихорадке, но продолжал смотреть на подагрического

джентльмена, пока тот не достиг порога и с жестом, выражавшим злобу и

отчаяние, не исчез в темноте улицы, куда звала его траурная музыка.

– Губернатор Белчер, мой покойный покровитель, в подлинном своем

обличье!
– прохрипел доктор Байлз.
– Какая ужасная, кощунственная комедия!

– А по-моему, просто скучная и глупая, - с подчеркнутым равнодушием

возразил сэр Уильям Хоу.
– Но кто же были остальные трое?

– Губернатор Дадли, хитроумный политик, которого собственное коварство

однажды довело до тюрьмы, - ответил ему полковник Джолиф.
– Губернатор Шют, прежде командовавший полком в войсках герцога Марлборо; он вынужден был

бежать отсюда из страха перед народом. И губернатор Бернет, ученый муж; он

не выдержал напряжения своей законодательской деятельности и смертельно

заболел.

– Невеселая же у них была жизнь, у всех этих королевских губернаторов

Массачусетса, - заметила мисс Джолиф.
– Но что это? Отчего вдруг меркнет

свет?

И в самом деле, большой фонарь, освещавший лестницу, теперь едва

мерцал, так что новые фигуры, торопливо спускавшиеся по ступенькам, казались

скорее призраками, нежели созданиями из плоти и крови.

Сэр Уильям Хоу и его гости стояли в дверях апартаментов и молча

наблюдали это странное шествие - кто с гневом, кто с пренебрежением, кто со

смутным чувством страха, но все с невольным тревожным любопытством. Узнать

ту или иную историческую личность в каждой из фигур, спешивших примкнуть к

таинственной погребальной процессии, можно было теперь только по

особенностям одежды или каким-нибудь характерным повадкам, а не по