Великий князь

– Ох, ну наконец-то...

Когда Авдотья добралась до личных покоев Великого князя, то первым же делом избавилась от своих сафьяновых полусапожек - новых, красивых, очень дорогих и вместе с тем уж-жасно жарких! Распахнула створки небольшого окна, немного походила по отдающему приятным легким холодком полу, мимоходом глянув на великокняжеское ложе - места на коем только-только и хватало, чтобы умоститься ее соколику и его рыжей наложнице. Ну, может и еще бы одна-две девицы поместилась, но это уже получился бы сущий разврат... Отчего-то вспомнив плотное и местами очень твердое тело супруга, Авдотья порозовела и смущенно фыркнула.

– Да что это сегодня со мной?..

Сотворив краткую молитву, статная красавица раздраженно потерла виски, после чего решила поискать спокойствия и равновесия духа в привычном, и давно уже любимом занятии. То есть неспешном чтении печатных и рукописных книг. Надо сказать, что у боярыни Дубцовой даже в этом сомнительном (особенно с церковной точки зрения) занятии были свои предпочтения: больше всего ей нравилось впитывать в себя одинаково-ровные строчки отпечатанной на белой "царской" бумаге новой скорописи, попутно разглядывая искусные рисунки-иллюстрации. На втором месте были рукописные скаски посольских дьячков о странах заморских, ну или купцов - об их торговых путешествиях. На третьем давно и прочно укоренились переводы разных чужеземных книг, коими в учебных (или личных) целях занимались младшие дети в царской семье. Царевич Иоанн, к примеру, увлекался вроде бы скучными для любой женщины трактатами о военных искусствах - в которые нередко входили и жизнеописания великих полководцев и завоевателей. Александр Македонский, разгромивший громадную империю персов; Ганнибал Карфагенский, едва не поставивший на колени гордый Рим; правитель гуннов Атилла, всего за двадцать лет огнем и мечем создавший державу, простирающуюся от Рейна и до Волги; султан Мехмед Второй, взявший на копье Константинополь и переименовавший столицу православия в басурманский Истамбул... Их деяния удивляли и ужасали в равной мере.

В отличие от среднего брата, младший царевич Федор к делам воинским был почти равнодушен - зато неподдельно интересовался каменным зодчеством и златокузнечным делом. Его переводы были по большей части скучны и непонятны, но вот рисунки на полях и свободных страницах поневоле приковывали внимание. Наброски настенных росписей и женских украшений; намеченные тонкими линиями очертания дворцов и крепостей; парсуны всех, кто только вспоминался или просто попадался на глаза... Кстати, царевна Евдокия тоже рисовала (хотя до брата ей, конечно, было далеко). С детства увлекавшаяся сказками и чужеземными былинами вроде "Сказания о короле Артуре" и "Песни о рыцаре Тристане и королеве Изольде", к своим четырнадцати годам царственная дева совершенно утратила к ним прежний интерес - безмерно опечалив всех верховых челядинок Теремного дворца, лишенных новых историй. Взамен царевна полюбила книги о травничестве, трактаты о лекарском деле и особые рукописи старшего брата, украшенные его личной тугрой. Несколько раз верная служанка государя-наследника с милостивого дозволения своего господина пробовала прочитать "Курс физики" и "Химию", но... Вроде и были писаны те фолианты привычной кириллицей, да только ей на дюжину слов хорошо, если одно чуть-чуть да понятное попадалось!..

Отринув тягучие мысли, замужняя боярыня подошла к большому ростовому зеркалу. Пытливо вгляделась в отражение, затем довольно улыбнулась, потянувшись словно большая кошка.

– Хороша...

Бросив последний взгляд на ровную зеркальную гладь, родовитая красавица направилась в дальний угол Опочивальни. Тот самый, где цветастый ворс хорасанского ковра попирали точеными ножками изящный стол и стулец - попирали, одновременно скрывая за собой угрюмую глыбу массивного стального хранилища.

Р-бум!!!

Однако, стоило ей сделать несколько шагов, как сквозь раскрытое окно ей в спину грянул грозный хор множества орудий, возвестивших наступление новой эпохи в жизни Великого княжества Литовского.

– Ох ты ж, Господи!..

Вздрогнув от неожиданности, Авдотья опасливо перекрестилась. Впрочем, надолго ее это не заняло, и даже не отвлекло. Ступни утонули в теплом ворсе ковра, плотная ткань одеяний безуспешно попыталось зацепиться за подлокотник небольшого стульца - а затем тонкие длинные пальчики придавили верх стопки рыхловатой писчей бумаги. Одной из полудюжины таких стопок, если быть точнее.

– Записки дьяка Посольского приказа Ондрия Совина о его плавании в землю Англицкую.

Поворошив остальные страницы и убедившись, что они заполнены исключительно старой скорописью, боярыня Дубцова страдальчески поморщилась. Буквицы начертаны вкривь и вкось, налезают друг на друга словно пьяные, полно клякс и непонятных сокращений!.. Выдернув несколько листов из середины и безуспешно попытавшись разобрать хоть что-то, опытная читательница вскоре сдалась, перенеся свое внимание на другую стопку приличной высоты и пухлости. И вновь неудача! Досадливо поджав коралловые губки, личная служанка государя Московского и Великого князя Литовского все решила прочитать хотя бы название неведомой ей книги.

– Il Catalogo di tutte... le principale et pi`u... honorate cortigiane di Venezia.

Задумавшись, белокожая красавица неуверенно сложила чужеземные слова в понятную речь:

– Перечень всех основных и наиболее уважаемых куртизанок Венеции.

Озадаченно похлопав глазами (кто такие куртизанки, и за что они уважаемы?), Авдотья на чистом упрямстве продолжила продираться сквозь итальянское письмо. И всего через каких-то десять минут поняла, что видит перед собой настоящее чудо!.. Явленное в виде стихотворных и философских трудов неизвестных ей девиц благородного происхождения, неких Туллии д"Арагон и Вероники Франко . Немало удивившись такому открытию и печально повздыхав (наверняка ведь вирши о любви писаны!) ценительница итальянской и испанской поэзии бережно вернула на место ставшие вдруг удивительно притягательными листки.

– История и причины Великого раскола христианской церкви.

Опасливо поглядев на Митину рукопись (вдобавок ко всему еще и отмеченную его личной тугрой), боярыня обратила свой взгляд на последнюю стопку.

– О-оо! Четвертые приключения Ивана-морехода: путешествие за семь морей!..

Вспыхнув румянцем радости и предвкушающей надежды, она немедля завладела сим сокровищем.

Р-бум!!!

Не обращая внимания на очередной пушечный залп (уже второй и запланированных десяти) Авдотья расположилась в стульце поудобнее и погрузилась в сказочный мир. Причем так глубоко и надолго, что только робкий стук в дверь Опочивальни заставил ее вынырнуть обратно. С горестным вздохом отложив недочитанную (и что гораздо хуже - еще и недописанную) сказку, боярыня вложила все свое раздражение в короткое и очень сухое разрешение войти.

– Манефа!?! Да как ты посмела...

Сжавшись и всем своим видом отображая полную покорность судьбе, опальная служанка осмелилась напомнить госпоже о времени. Та, в свою очередь, глянула за окно в вечерние сумерки, коротко охнула и вскочила на ноги - тут же даровав челядинке свою милость, а вместе с ней и полное прощение.

– Все ли приуготовили?

– Как есть все, матушка-боярыня.

Вылетев живым вихрем в смежные покои (и совершенно позабыв про снятые полусапожки), босоногая красавица тут же принялась все торопливо проверять:

– Не сильно ли горяча вода?

Сунув ладонь в громадную дубовую лохань, боярыня Евдокия Фоминишна лично убедилась - водичка в самый раз. Вылила в нее поочередно содержимое трех скляниц и размешала (отчего по мыльне потек легкий аромат луговых трав), затем оценила мягкость рушников и чистоту льняных простынок, духовитость лыкового мочала и... И все, больше ничего не успела - в покои быстро просочился взбудораженный чем-то супруг. Махнул повелительно ближней дворне, чтобы немедля убиралась прочь, мимоходом заглянул в Опочивальню, и - взял благоверную в плен своих объятий.

– Люблю тебя, люблю больше жизни...

Запечатав удивленные уста длинным и на диво нежным поцелуем, напоследок Петр Лукич чувствительно тиснул любимую жену ниже пояса - и вышел прочь, всего за несколько мгновений до прихода смертельно уставшего Великого князя. Живое серебро его волос выцвело едва ли не в седину, лицо заметно осунулось и побледнело, и лишь сапфиры глаз светились каким-то мрачным удовлетворением.

– Господин мой!

Всплеснув руками и моментально позабыв о муже с его неприличными нежностями, Авдотья закружилась вокруг своего соколика - помогая ему избавиться от коронационных одеяний, тяжеленных и почти негнущихся из-за обильного золотого шитья и частой россыпи драгоценных камней. Затем едва ли не бегом метнулась в Опочивальню за небольшой шкатулкой, чьи внутренности были оклеены толстыми пластинами янтаря и хранили в себе исключительно опасный предмет - рубиновые четки государя Димитрия Иоанновича.