Великий князь
Шрифт:
– Государь мой. Избрание твое Вальным сеймом на трон Великого княжества было для меня великой радостью. Когда чело твое увенчала Гедиминова шапка, сердце мое пело осанну - ибо кончилось темное время гонений и утеснений наших...
Дмитрий уже привык, что архипастырь Иона приходит к нему с самыми разными просьбами - Римская курия действительно изрядно постаралась, ослабляя и "загоняя в стойло" Киевскую митрополию. Но сейчас, слушая непривычно-многословное вступление седовласого старца, и попутно удивляясь бурлящему внутри него противоречивому клубку эмоций, он начал подозревать нехорошее.
– Узнал я, что епископ Виленский собирается отстроить в стольном граде училище для отроков знатных родов. С твоего на то, государь, дозволения.
Пошевелив кустистыми бровями, церковник вопросительно замолчал.
– Все так, отче. Однако прежде устроения первого в Великом княжестве университета, Валериан обязался за счет своего епископата отстроить богадельню и дом для сирот-подкидышей.
Увы, но из всех объяснений предстоятель услышал лишь отдельные слова:
– Уже, значит, Валериан... А ведаешь ли ты, государь!
Сжав наперсный крест так, что на морщинистой руке проступили синие венки, Иона постарался успокоиться.
– Что епископ, коего ты по имени величаешь, еще в прошлом году в Вильне дом купил, и пятерых монахов-папистов в него заселил? А ныне собирается их в наставники университетские определить, о чем верные люди доподлинно мне доносили!!!
"Вообще-то, он еще полтора десятка иезуитов себе на подмогу в Обществе Иисуса выписал, но тебе это пока знать не следует. А то еще удар хватит и привет - выборы нового митрополита всея Юго-Западной Руси".
– Он же в своем университете отроков неразумных с пути верного сбивать будет, государь! Разум им туманить речами сладкими, в веру папскую склонять, непотребщине и бесовщине учить!..
Задохнувшись от переизбытка чувств, церковник закашлялся и трижды осенил себя крестным знамением - каковое хозяин Кабинета тут же и отзеркалил. Затем правитель ненадолго покинул своего собеседника, вернувшись с небольшим хрустальным кубком и таким же кувшинчиком простой воды. Налил, небрежно перекрестил и пододвинул к митрополиту.
– Отче.
Отпив глоток драгоценной влаги, старик моментально порозовел и ожил.
– В упреках своих - помнишь ли ты, как звучала клятва, данная мной перед церемонией возвышения мечом?
В ответ на это митрополит вцепился в кубок еще сильнее и нахмурился.
– Помню, государь. Защищать и оберегать веру христианскую...
Вообще-то, клятва много чего оговаривала, но общая ее идея была весьма четкой и прозрачной - Великий князь должен был править в полном соответствии с Литовским Статутом. Никаких гонений на католиков или служилых татар-мусульман, конфискаций костелов в пользу Киевской метрополии и тому подобных мероприятий с религиозной окраской. Даже изгнать евреев по примеру многих просвещенных европейских монархов, и то было проблематично, ибо - "равно и милостиво относясь ко всем своим подданным, да буду я прибежищем справедливости".
– Так чего же ты от меня хочешь? Щедрое предложение епископа Виленского, будучи воплощено, послужит
лишь к вящей славе и пользе всей моей державы.Нахохлившись наподобие очень старого ворона, предстоятель отгородился от Дмитрия гладким хрусталем на тонкой витой ножке. Помолчал, затем пожевал губами и тихо спросил, не рассчитывая на внятный ответ:
– Как же тогда, государь?
Откинувшись на удобную спинку Малого трона, молодой Рюрикович с философскими нотками в голосе напомнил:
– Человек может предполагать сколько угодно, но располагает один лишь Господь. Пусть епископ Виленский отстроит все, что обещал - а там уже и посмотрим, чему будут учить в стенах моего университета.
Несколько успокоившись, пастырь душ человеческих осторожно, буквально парой намеков прощупал своего венценосного собеседника насчет устроения в Полоцке нового православного храма. Большого, красивого, высокого, и желательно - на месте кальвинистской кирхи, недавно заложенной Николаем Радзивиллом. Увы, но намеки остались демонстративно "не понятыми".
– Обсудим лучше иное, отче. Скажи, почему я до сих пор не услышал от тебя ни одной ПРАВИЛЬНОЙ просьбы?
– Э-ээ?.. Прости, государь, разум мой с годами все чаще меня подводит. О чем ты?
Оглядев митрополита Киевского, Галицкого и вроде как всея Руси с ясно видимым неудовольствием, Великий князь положил руки на подлокотники трона:
– Странно мне слушать о слабости твоего разума, отче.
Затянутые в черные перчатки пальцы крепко сжались на резных головах львов.
– Некогда вся Литва, от князей и бояр до самого последнего пахаря, была едина в православии - но стараниями Ягеллонов и Римской курии прежнее единство было расколото, и ныне лишь народ пребывает в вере отцов и дедов. Родовитые же... Впрочем, ты и сам все это прекрасно знаешь.
Повинуясь требовательному взгляду, иерарх смиренно кивнул - по-прежнему не понимая причин великокняжеского недовольства.
– Ведомо мне все это, государь.
– Тогда почему Киевская метрополия ничего не делает для исправления того неисчислимого вреда, что понесла наша земля от проклятых папистов?
– Да... Как же не делаем, государь?..
Пожилой, и посему весьма многоопытный иерарх поневоле растерялся. Это что же, его винят в небрежении долгом и недостаточном усердии, что ли?
– Епископ Валериан вдруг озаботился воспитанием и обучением родовитых отроков - настолько, что предложил Трону возвести лучший в Европе университет. Самый высокий, большой и красивый - и что самое главное, построенный за счет добровольных пожертвований магнатов-католиков и денег епископства. Разумеется, я принял это предложение.
При этих словах Иона не удержался и покривил лицом.
– Что же должно предпринять в таком случае тебе, владыко? НАВЕРНОЕ, тоже подумать об том, чтобы устроить в каждом, даже самом малом приходе по малой школе-обучилищу для юниц и отроков. Принимать ВСЕХ детей с шести-семи лет, учить началам письма и чтения, счетной цифири и Закону Божию. Все учебники - на родном языке, все обучение на нем же, никакой латынщины и иноземщины.
Поглядев на собеседника, Великий князь остался доволен - кажется, его посыл начали понимать!..