Великий Могол

– Надо поговорить с хакимами…

– Они сделали все что смогли. Мы даже отсылали гонцов, чтобы посоветоваться с Абдул-Маликом, помня, как он спас твоего отца, когда его пытались отравить. Хотя он уже стар и почти слеп, ум его все еще ясен. Но, узнав о симптомах болезни, он сказал, что сделать больше ничего нельзя, только избавить Махам от боли. – Ханзада замолчала. – Она ждала лишь одного – увидеть тебя снова, Хумаюн. Теперь она умрет счастливой…

Хумаюн глянул на кольцо Тимура на своей раненой руке.

– Только что я ей солгал… Сказал, что победил своих врагов. Теперь она будет глядеть на меня из Рая, и я добьюсь, чтобы она мною гордилась… Клянусь… – Неожиданно он почувствовал, как по щекам потекли слезы.

Через два дня Хумаюн вместе с другими мужчинами нес сандаловый гроб с телом его матери, омытым камфарной водой и завернутым в мягкие шерстяные покрывала, вниз к берегу Джамны, где их ждала лодка. Прекрасный, утопающий в цветах сад, один из нескольких посаженных его отцом Бабуром на дальнем берегу реки, теперь достигший своей зрелости, должен стать местом ее упокоения. Хумаюн посмотрел на идущего рядом Байсангара. Несмотря на возраст, дед настоял на том, чтобы сопровождать свою дочь в ее последний путь. Как он сгорбился и осунулся – больше не воин, рисковавший жизнью, помогая Бабуру захватить Самарканд. Еще более глубокая печаль завладела Хумаюном. Ранила его не только смерть Махам, но и чувство того, что рушились многие истины юности. Всю жизнь он был обожаемым принцем, воспитанным так, чтобы творить великие дела, по праву занимавшим свое место в мире. Никогда прежде не знал он, как трудно управлять своей судьбой.

Когда мужчины донесли гроб до реки, Хумаюн поднял лицо к тяжелым серым небесам. Вдруг пошел сильный дождь – поначалу большими, грузными каплями, потом сплошным ливнем, вымочив насквозь его темные траурные одежды. Возможно, этот дождь – знак, посланный, чтобы смыть с него все сомнения, чтобы сказать ему, что, хотя многое имеет свой конец, всегда будет новое начало у того, кто никогда не отчаивается перед лицом горя, несчастья, но продолжает верить в себя и в свою неизбежную свободу.

* * *

Хумаюн оглядел своих советников, так же, как и он, облаченных в траур, который, согласно обычаю, не снимается в течение сорока дней. Махам нет всего четырнадцать дней, но если тревожные донесения точны, осталось мало времени для соблюдения почестей в отношении умершей.

– Ахмед-хан, ты уверен?..

– Да, повелитель, – ответил старший разведчик, все еще покрытый дорожной пылью. – Шер-шах стремительно приближается с армией не меньше трехсот тысяч человек. Я видел его авангард собственными глазами всего в пяти днях езды отсюда.

– Это совпадает с другими донесениями, повелитель, – сказал Касим. – Несмотря на дожди, Шер-шах далеко продвинулся.

По крайней мере враг не догнал отступающую армию, подумал Хумаюн. Основные силы спокойно добрались до Агры почти неделю тому назад, хотя по пути многие сбежали.

– Значит, он собирается атаковать нас здесь, в Агре… Сколько у нас осталось войск? – Хумаюн повернулся к Заид-беку, высокому, худощавому военачальнику, которого он назначил командиром конницы вместо Баба Ясавала.

– Около восьмидесяти тысяч, включая войска, вернувшиеся из Канауджа, повелитель. Но с каждым днем число их уменьшается.

Подняв голову, Хумаюн оглядел присутствующих в зале и во дворе за ним. Дождь временно прекратился, и в солнечных лучах засиял красный песчаник. Эта крепость была самым сильным укреплением Великих Моголов с тех самых пор, как они пришли завоевывать Индостан. Прошлой ночью, перед тем как уйти в гарем, падишах стоял на крепостной стене вместе со своим астрологом Шарафом, и они вместе всматривались в ночное небо. Но Шараф не смог найти никаких посланий ни там, ни в своих картах и таблицах. Неужели безмолвием звезд Всевышний сказал ему, что только он сам, Хумаюн, должен найти способ спасти свою династию?..

– Сообщение Ахмед-хана подтверждает то, чего я боялся. У нас нет выбора, остается лишь уйти из Агры, – наконец произнес Хумаюн.

– Оставить Агру, повелитель? – Касим был поражен.

– Да. Это единственный выход.

– Но куда мы пойдем?

– На северо-запад, в Лахор. Так мы выиграем время, и я смогу собрать больше войск из Кабула. Тамошние кланы будут рады трофеям…

Повисло долгое молчание. Потом заговорил Байсангар:

– Много лет тому назад, когда я был молод, мы с Бабуром противостояли врагу в Самарканде. Это был Шейбани-хан и его бесчисленные узбеки, и он знал, что нам их не победить. Единственной альтернативой отступлению была гибель тысяч наших людей. Со всей своей смелостью и прозорливостью, позволившими ему стать великим, Бабур это понимал. Несмотря на боль в душе воина, вызванную необходимостью сдать город Тимура диким узбекам, он знал, что должен это сделать… Так же, как мы теперь вынуждены оставить Агру.

Хумаюн опустил глаза. Байсангар сказал правду. Но умолчал о том, что это была лишь часть сделки. Шейбани-хан потребовал себе в жены Ханзаду, и Бабур вынужден был отдать ее. Десять лет она терпела жизнь в гареме человека, люто ненавидевшего потомков Тимура, который с наслаждением пытался сломить ее дух. Но ему это не удалось. Что бы ни случилось, он, Хумаюн, не допустит такой судьбы для нее теперь.

– Мы отступаем, а не бежим. Хотя мы уходим завтра утром, все должно быть сделано в обычном порядке… Касим, собери императорских военачальников и убеди их – и их слуг – выполнять приказы быстро и без лишних вопросов. Царские сокровища должны быть упакованы в крепкие сундуки. Все остальные ценности тоже должны быть упакованы и вывезены. Я не оставлю Шер-шаху ничего, что могло бы ему помочь. Заид-бек, подготовь войска. Скажи им, что мы идем в Лахор для присоединения к нашим силам из Кабула. И убедись, что все наши мушкеты и амуниция погружены на повозки, запряженные волами, а пушки подготовлены к походу. Не рассказывай ничего, что могло бы вызвать подозрения в поражении или бегстве или заставить людей подумать, что мы боимся Шер-шаха.

Хумаюн огляделся.

– А ты, Ахмед-хан, возьми самых быстрых и молодых всадников, чтобы разнесли послания моим братьям с приказом оставить в своих провинциях достаточно войск для их безопасности и присоединиться ко мне с их воинами в Лахоре. Я напишу письма сам и запечатаю царской печатью, чтобы братья мои не сомневались, что приказ от их повелителя. А теперь спешите, времени мало.

В ту ночь Хумаюн не спал, не навещал гарем. Слишком много надо было успеть. Всю ночь разведчики сообщали новые тревожные сведения о продвижении Шер-шаха. Если враги будут идти с той же скоростью, то их авангард достигнет Агры дня через три-четыре, посчитал Хумаюн.

До первых лучей восхода авангардные отряды армии моголов под развевающимися на раннем теплом ветерке знаменами вышли из города, чтобы обеспечить безопасность пути. Одно лишь слово о том, что падишах покидает Агру, брошенное в народ, может посеять панику и поднять гибельное восстание. Задачей авангарда в сияющих доспехах и на крепких лошадях было произвести впечатление могущества. А я все еще велик, сказал себе Хумаюн. Под моими знаменами все еще оставалось восемьдесят тысяч воинов. Гораздо больше, чем было у отца под Панипатом.

Глядя из своих покоев на площадь внизу, он видел, как царственные женщины и их слуги садятся в повозки и носилки, подготовленные для них. Они поедут в самой середине колонны в окружении стражников, а спереди и сзади будут скакать особые конные отряды. Но Хумаюн распорядился, чтобы Ханзада и его сестра Гульбадан ехали рядом с ним на одном из царских слонов. Салима, его любимая наложница, поедет следом за ними на другом слоне.

За женщинами последует обоз с багажом и всем оборудованием для царского лагеря – шатры и перевозные купальни, кухонные котлы и прочая утварь, необходимая для путешествия на север длиной в четыреста миль. И, конечно же, царская казна в огромных окованных железом дорожных сундуках, чьи замысловатые замки открывались четырьмя серебряными ключами, хранившимися у разных чиновников, а пятый, золотой ключ висел на цепочке у Хумаюна на шее. Падишах был доволен, что перед первым походом против Шер-шаха он предусмотрительно приказал отослать сокровища из Дели в Агру, для большей надежности. При своих деньгах и драгоценностях и том, что захвачено у Бахадур-шаха, у него предостаточно средств, чтобы собрать и вооружить новую армию, не хуже, чем у Шер-шаха.