Великий Могол

Шах определил, где именно колонна должна останавливаться на каждый ночлег, чтобы, когда они прибудут, там уже стояли белые вышитые шатры с отделкой из бархата и шелка. Каждая ночь сопровождалась роскошным пиром, на котором подавались золотые блюда сладкого белого хлеба, испеченного на молоке и масле и посыпанного маком и семенами фенхеля, утка под соусом из грецких орехов, барашек, жаренный с айвой и сушеным лимоном, разнообразные орехи в золотой и серебряной фольге, мед и горки варенных в меду фруктов, ароматизированных розовой водой и посыпанных рубиновыми зернами граната.

Каждый день прибывали подарки – драгоценные кинжалы и одежды из золотой и разноцветной парчи для Хумаюна, и янтарь и редкие духи, посланные сестрой шаха Шахзаде Султанам для Хамиды и Гульбадан. Остальные люди Хумаюна тоже не были забыты. Шах Тахмасп послал им кинжалы и мечи, выкованные самыми лучшими оружейниками. У всех была новая одежда. Обтрепанная, изнуренная банда, переправившаяся через реку Гильменд, преобразилась.

Шли недели, и процессия приближалась к Казвину, минуя персиковые и абрикосовые сады и берега рек, обсаженных плакучими ивами. Но Хумаюн так и не нашел ответ на мучивший его вопрос. Зачем шах Тахмасп идет на такие затраты? Для того ли, чтобы просто произвести на него впечатление? Тешит ли он свое самолюбие, что приютил беглого падишаха моголов, или в этом есть какой-то более глубокий смысл?

Хумаюн поделился своими сомнениями с Заид-беком, но он знал, что с Хамидой это обсуждать нельзя. Казалось, что каждый знак внимания шаха возвращает ее к жизни. В ее глазах это сулило надежду, что Тахмасп поможет Хумаюну в борьбе с его братьями и в спасении Акбара. Конечно, в какой-то степени Хамида была права. Каковы бы ни были истинные мотивы шаха – вполне возможно, что они совершенно доброжелательные, – он должен сделать его своим союзником…

Наконец ранним солнечным утром наступил момент, которого Хумаюн ждал с таким нетерпением. В долине, переполненной яркими цветами, возле Казвина шах Тахмасп в сопровождении десяти тысяч всадников поджидал его, чтобы приветствовать падишаха Великих Моголов. Как и ожидал Хумаюн, шах продумал все до мельчайших деталей, точно определив место, где гость сойдет с коня и где должны ждать его люди. Темно-красные пушистые ковры, посыпанные сушеными бутонами роз, вели к середине лужайки, где был разостлан огромный круглый ковер, сверкающий на солнце шелковыми нитями.

В его центре стоял сам шах, одетый в алый бархат, в высоком остроконечном головном уборе из алого шелка, усыпанном драгоценностями и расшитом золотыми нитями. Хумаюн знал, что символизирует эта шапка. Это был тадж – символ исламского шиитского вероисповедания. Когда падишах приблизился к краю ковра, Тахмасп подошел к нему и, взяв за плечи, с улыбкой обнял. Потом он подвел Хумаюна к большому помосту и усадил его справа от себя, а сам сел рядом.

– Брат мой, добро пожаловать. – Хумаюн заметил, что Тахмасп был почти его возраста, с резкими чертами лица, светлой кожей и сверкающими черными глазами под густыми бровями.

– Благодарю тебя за гостеприимство. Наслышан о великолепии Персии – и вот я вижу его своими глазами.

Тахмасп улыбнулся.

– Уверен, то малое, что я смог дать тебе во время твоего путешествия, не идет ни в какое сравнение с величием Моголов, о котором я наслышан.

Хумаюн резко взглянул на него. Тахмасп очень хорошо знал, что ничего великого в его бегстве в Персию не было. Неужели в этих льстивых словах содержалась издевка? Понимая, что на него смотрят тысячи глаз, которые должны были видеть, что ему придется сделать, Хумаюн вдруг принял решение. Он покажет им всем, что пришел в Персию не как проситель. Он совершит поступок настолько великий, что даже сказочная Персия будет говорить об этом спустя века. Это будет жест, настолько ни с чем не сравнимый, от которого персидский правитель сам станет должником.

– Шах Тахмасп, я принес тебе подарок из Индостана…

Достав из-за пазухи цветастый шелковый мешочек, в котором он хранил у сердца во все тяжелые времена величайшее сокровище, нарочито медленно Хумаюн вынул Кох-и-Нур и поднял его над головой. Камень засиял, словно солнце, и Хумаюн услышал, как ахнул шах Тахмасп.

– Если бы я не был в пути так долго, то нашел бы что-нибудь более достойное тебя. Но, надеюсь, этот камушек тебе понравится. Имя ему Кох-и-Нур, Гора Света. Да осветит его сияние тебя, шах Тахмасп, и нашу вечную дружбу.

Глава 16 Кандагар

– То, что ты обратился ко мне в своем горе, тронуло меня. Мир увидит, что, если правитель моголов обращается ко мне, я ему ответил. Я дам тебе армию и одного из моих лучших генералов, чтобы ты смог вернуть то, что было отобрано у тебя. – Шах Тахмасп тронул Хумаюна за плечо. – Мы будем союзниками, как некогда наши отцы.

Они сидели на шелковых подушках на мраморной платформе, сооруженной над слиянием двух водных каналов, текущих с севера на юг и с востока на запад через личные сады шаха. Три четверти сада были засажены фруктовыми деревьями – айвой, вишней, абрикосами, персиками и любимыми яблонями шаха, на ветвях которых уже появились небольшие золотые плоды. В кронах деревьев сновали певчие птицы в драгоценных ошейниках.

Когда Тахмасп пригласил его на аудиенцию в сад, который он называл «райским», Хумаюн питал кое-какие надежды, но предложения шаха превзошли все его ожидания. Жертва Кох-и-Нура того стоила, и он старался не выдать своей радости.

– Ты столь великодушен, – ответил он. – Я не сомневаюсь, что с помощью твоих людей победа мне обеспечена…

– Должно быть, ты удивлен, почему я так жажду тебе помочь. Это не только из-за эмоций. У меня много причин. Предательство в царских семьях, как наши, очень опасно. Ты не единственный могол, написавший мне. Твой брат Камран сообщил мне о том, что ты направляешься в Персию и что, если я тебя брошу в темницу, он даст мне многое – золото, драгоценности и даже город Кандагар. – Черные глаза Тахмаспа гневно сверкнули. – Он осмелился торговаться со мной, словно я купец на базаре… Его наглость меня возмутила. Но кроме того, спросил я себя, как могу я доверять принцу, жаждущему крови собственного брата? Если бы я захотел, то раздавил бы его, как муху, но я предпочел помочь тебе сделать это. – Он наклонился к Хумаюну. – Мне нет нужды расширять свои земли на восток. Я хочу стабильности на границах, как это было во времена твоего отца. Пока правил Бабур, да пребудет его душа в Раю, он держал под контролем племена пашаев, а также разных кафиров. Персидские купцы спокойно путешествовали, и никто их не грабил, не нападал на них от Мешеда, Исфахана и Шираза до Кашгара, до самых гор Ферганы. Но как только твой брат Камран захватил Кабул, настал беспорядок, и мои люди пострадали. С моей помощью ты можешь восстановить закон.

Пока шах говорил, Хумаюн вспомнил, что Дария упомянул о том, как Камран воспользовался золотом ограбленных персидских купцов, чтобы собрать и вооружить армию, с помощью которой он захватил Кабул, и задумался, знает ли об этом Тахмасп.

– В моих местах зима наступает рано, и как бы гостеприимен ты ни был, я хочу начать кампанию как можно скорее. Прежде всего, до первого снега собираюсь двинуться на Кандагар, а потом – на Кабул. Как ты думаешь, когда твои войска будут готовы пойти со мной?

– Я начал собирать силы за несколько недель до твоего прибытия в Казвин. Могу дать тебе десять тысяч воинов, включая конных лучников, стрелков из мушкетов и артиллеристов, а также пушки. Они и их предводитель Рустам-бек будут готовы с пушками и другим вооружением и обозом через две недели. Твои женщины хотели бы остаться здесь, в Казвине? О них позаботится моя сестра.

Хумаюн покачал головой.

– Для них опасность и трудности – ничто. Они захотят пойти со мной. Моя жена переживает за судьбу сына. Если бы она могла, то ушла бы прямо сегодня.

– Ее чувства делают честь ей как матери и как императрице. Много слышал о смелости женщин Великих Моголов. Мой отец глубоко уважал твою тетю Ханзаду Бегам.

– Она была бесконечно благодарна шаху Исмаилу…

Тахмасп оценил комплимент грациозным движением унизанной драгоценностями руки.

– Но перед тем, как мы продолжим разговор о войне, я хотел бы спросить тебя кое о чем. Ты истинный мусульманин, но меня печалит, что ты следуешь по пути сунита, а не шиита, как я. Докажи, что ты мне истинный брат, что наши узы и вправду такие же крепкие, как кровные. Стань частью сообщества шиитов, чтобы мы с тобой могли молиться бок о бок и попросить всевышнего о благословении нашего дела. – Пристальные и сверкающие темные глаза Тахмаспа впились в лицо Хумаюна.