Великий Наполеон
Шрифт:
Весь государственный бюджет 1803 года измерялся в 589 миллионов франков, но адмиралу Декре (Decres) было выделено 130 миллионов франков. T есть больше 20 процентов всех средств казны.
Их не хватило.
XII
Деньги, припасы и снаряжение выжимались отовсюду, где только можно. У Голландии практически был конфискован весь ее флот. В Италию к поставленному там наместником Эжену де Богарнэ летели приказы об «…оказании помощи национальной флотилии…» – и они неукоснительно выполнялись. Среди военных был проведен патриотический заем – солдаты отдавали свое жалованье за один день как «…добровольный дар…»,
Наполеон продал Луизиану (доставшуюся ему от Испании) Соединенным Штатам. Всего, после всевозможных вычетов, удалось реализовать 54 миллиона франков. Еще 20 миллионов было взято взаймы у банкиров. Казалось бы, средств хватало. Император известил адмирала Брюи, что теперь наконец имеются те две тысячи десантных судов, что требуются для вторжения. Брюи провел инспекцию – и доложил, что на самом деле в наличии есть только половина, а именно – 1026 единиц. А остальные или исчезли, или развалились, или не окончены постройкой, потому что многие счета так и оставались неоплаченными. Подрядчики и морское министерство обвиняли друг друга в недобросовестности и коррупции – и Наполеон назначил инспекторскую проверку, которую поручил человеку, которому он доверял. Это был Монж, физик с превосходной репутацией, входивший в состав египетской научной экспедиции.
Оказалось, что правы и те, и другие. И еще оказалось, что нетерпеливое вмешательство верховной администрации сильно портило дело, потому что Наполеон приказывал занижать платежи по уже согласованным контрактам, в результате чего подрядчики норовили сдать недоделанные суда, убеждая чиновников морского министерства принимать их «…некоторыми знаками внимания…», которые стоили немало, но были куда выгоднее разорительной достройки судов без всякой оплаты со стороны правительства.
Помимо флота, надо было иметь дело и с армией. На побережье у Булони и Брюгге накапливались войска. Под бодрые тосты офицеров: «За первый смотр в парке Сент-Джеймс!» строились казармы и бараки, и к весне 1805-го в составе Английской армии было накоплено 167 тысяч солдат, которых надо было кормить, снаряжать и размещать так, чтобы они не мешали друг другу. Все эти заботы легли на плечи генерала Бертье, начальника штаба этого нового соединения.
К хлопотам по устройству портов, которые не могли вместить строящиеся десантные суда, и размещению прибывающих частей прибавилась и новая проблема: англичане начали регулярные обстрелы побережья. Пришлось в срочном порядке строить береговые батареи, способные прикрыть якорные стоянки. Для них не хватало артиллерии, и приходилось снимать землекопов, каменщиков и плотников с других работ, что тормозило все предприятие.
Хуже всего было то, что никак не удавалось собрать линейный флот, необходимый для того, чтобы эскортировать «национальную флотилию» в ее походе через Ла-Манш. То есть корабли были, и они были достаточно многочисленны и хорошо вооружены, но разбросаны между Брестом, Тулоном и испанскими портами, и все они были блокированы английским флотом.
В итоге был предложен план: адмирал Вильнев должен был прорваться со своей тулонской эскадрой в Кадис, на соединение с испанцами.
XIII
В начале XIX века средства связи оставляли желать лучшего. Теоретически по оптическому телеграфу можно было передавать срочные сведения, которые в течение нескольких часов достигали столицы от любой границы Франции, – но телеграф действовал не всегда и далеко не везде. В силу этого командующие армиями на отдельных театрах боевых действий должны были выбираться из людей, способных действовать самостоятельно. Еще в большей мере это относилось к адмиралам – адмиралу Ф.Ф. Ушакову в ходе его средиземноморской кампании сноситься с Петербургом было нелегко, приказы к нему шли месяцами.
В английском флоте было немало инициативных и способных к самостоятельной
деятельности адмиралов – достаточно назвать Нельсона. В апреле 1801 года, например, в ходе «…операции по нейтрализации датского флота…» командовавший английским флотом адмирал Паркер отдал приказ об отводе кораблей, но Нельсон, не подчинившись, продолжил сражение – и выиграл его.Во французском флоте таких адмиралов, увы, было мало. Они были храбрые люди, но противоречить Наполеону не решались. Был, правда, один случай, когда это все-таки случилось: летом 1804 года адмирал Брюи оспорил приказ императора – вывести суда «национальной флотилии» в море. Адмирал вообще был человек, способный высказать начальству свое совершенно нелицеприятное мнение. Когда морской министр Декре спросил его, в форме какого рода войск следует изобразить Наполеона на воздвигаемом ему монументе, Брюи ответил, что великого человека следует изобразить на античный манер, совершенно нагим. И пояснил свою мысль, добавив, что в этом случае министрам будет легче целовать его в задницу. История эта, как ни странно, сошла ему с рук – министр проглотил его непочтительное замечание.
Но в столкновении мнений в кабинете императора Брюи настаивал на своем мнении уже перед лицом самого Наполеона, он говорил, что «…пробный выход в море в штормовую погоду плоскодонок приведет к напрасной гибели судов и людей…».
А когда Наполеон отдал ему формальный приказ – выйти в море, – он просто отказался повиноваться. Вышла крайне неприятная сцена – отвыкший от такого обращения Наполеон замахнулся на адмирала хлыстом. Констан сообщает нам в своих мемуарах, что однажды он был свидетелем такой сцены: хозяин, неловко сев на лошадь, упал с нее. Он встал и в гневе ударил своего слугу хлыстом по лицу (на счастье Констана, это был не он). Император, говорит Констан, потом сожалел о своем резком поступке и подарил побитому три тысячи франков, загладив этим свой проступок, так что все обошлось хорошо.
Но адмирал Брюи не был слугой. Он отступил на шаг, сказал: «Сир!» и взялся за рукоять своей шпаги… Все это происходило на глазах свиты – и никто не решился (или не успел) вмешаться.
Император и его адмирал несколько мгновений постояли друг напротив друга, потом Наполеон опустил хлыст и совершенно спокойным голосом обратился к единственному, кроме Брюи, адмиралу, тоже находившемуся у него в кабинете:
«Примите командование над флотилией. Приказываю вам провести пробный выход в море».
Адмирал салютовал и отправился выполнять распоряжение.
Он его выполнил. Около 30 судов, вышедших из порта, перевернулись прямо сразу. Утонуло около 400 человек. Называлась и цифра в две тысячи. До Парижа новости дошли несколько подправленными – было сообщено, что пробное плавание прошло успешно, хотя кое-какие проблемы все-таки обнаружились.
Император Наполеон был в крайне мрачном настроении. Адмирал Брюи ушел в отставку и поселился в Голландии.
XIV
К сожалению, командующий средиземноморской эскадрой адмирал Вильнев оказался не столь самостоятельным человеком. Ему удалось вырваться из Тулона, и он, согласно приказу, отправился к Мартинике – идея состояла в том, чтобы либо отвлечь в Вест-Индию главные силы английского флота, либо разгромить английские колонии на Ямайке, либо перехватить конвои, везущие в Англию ром и сахар, – это было бы основательным ударом по лондонской бирже. Уже на Мартинике он получил приказ – возвращаться в Европу и попытаться достичь Бреста, с целью соединиться со стоящей там французской эскадрой, которой не удалось прорвать английскую блокаду и выйти в Атлантику. Не достигнув ни одной из поставленных ему первоначально задач, Вильнев поспешил выполнить отданный ему новый приказ. Но ему не удалось сделать и это – он был вынужден уйти в испанские воды.