Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века
Шрифт:
Лет 8 тому назад, если не ошибаюсь, у князя возникло некое подозрение на своего единоутробного брата в том, что тот, очевидно, задумал ему навредить и строит козни. Было ли это так — знает Бог. Итак, он вызвал его к себе и поднес ему яд. После того, как тот выпил его, он заболел и умер. Затем великий князь отобрал 300 опричников, предоставив им власть над жизнью и смертью людей, а также над всем имуществом, домами и домашним скарбом.
Они обошли по всему пространству между Москвой и Псковом и сровняли с землей великое множество домов; по своему усмотрению убивали мужчин, женщин и детей, грабили купцов, уничтожали рыбные пруды, а рыбу сжигали и вообще все настолько расстроили и разорили, что страшно об этом даже и говорить, а не то что видеть. Поэтому если бы приставы не доставляли нам средств, необходимых для поддержания жизни, которые привозились из других мест, мы все неизбежно погибли бы от голода и лишений. Люди впали в такую нужду, что мы почти
При этом в то же самое время царь созвал в Новгород большое количество людей, словно намеревался обсудить с ними неотложные дела. Когда они туда прибыли, он приказал всех их согнать на мост недалеко от города — тот, который мы видели каждый день. Собрав их, он велел сбросить их в текущую там реку. Были убиты и задушены многие тысячи людей, которых он подозревал из-за брата, еще раньше устраненного им с помощью яда — подозревал в том, что они якобы были на его стороне. И что более всего удивительно, так это то, что утонуло такое множество людей, что вышеупомянутая река заполнилась трупами сверх всякого человеческого ожидания и была настолько ими запружена, что не могла течь по своему прежнему руслу, но разлилась по зеленеющим лугам и плодородным полям и все затопила своей водой.
Особую достоверность сообщениям о событиях 1570 года придают именно свидетельства очевидцев. Об этом впоследствии писал А. Олеарий:
Датский дворянин Яков (Якоб Ульфельдт — руководитель датского посольства 1578 года к Ивану IV. — Г. К.)… рассказывает, что мертвыми телами многих тысяч жалким образом казненных людей река Волхов так была наполнена, что нарушено было правильное течение ее: она вышла из берегов и должна была разлиться по полям. Так как эти события случились всего за 8 лет до приезда посла, то ему о них могли дать вполне достаточные сведения новгородские жители, у которых он отдыхал более месяца.
Ревностный последователь Лютера, Ульфельдт вступал в религиозные споры с приставами и местными священниками, осуждая их за предрассудки и «идолопоклонство». Нетерпимо и враждебно относясь к православию и русским обычаям, он осудил непристойность скоморохов и даже в водосвятии не увидел ничего, кроме бесстыдства. Его выпады в адрес скоморохов и гудошников следует рассматривать в общем контексте наступления на народную культуру со стороны как православной, так и католической церкви. По морально-этическим представлениям того времени фольклор и скоморошество были на грани непристойности.
В одном из древнейших шведских областных законов — Вестерёталаге есть постановление о бродячих музыкантах, которое фактически ставит их вне закона. Музыканты не имели чести и человеческой неприкосновенности, они относились к категории бездомных нищих, игру и шутки которых слушали, но не испытывали к ним никакого почтения. Если музыканта ударили, то штраф за это платить было не нужно.
Подобно Герберштейну, наиболее яркой страницей в истории Новгорода Ульфельдт считает время независимости, об утрате которой он сожалеет. Описывая его присоединение к Москве как силовую акцию, он первым из иностранцев упоминает о сопровождавшей этот процесс политической борьбе: «Это его (Новгорода. — Г. К.) могущество продолжалось до того дня, когда возникли ненависть и распри между должностными лицами, и дело дошло до того, что они решили обратиться за посредничеством при их раздорах к московиту, который впоследствии, опираясь на наиболее слабую партию, подавил и другую и, овладев городом, сделал себя его господином». В расправе над Владимиром Андреевичем Старицким и опричном разгроме Новгорода он видит звенья одной цепи.
В своем сочинении Ульфельдт пишет о том, что в Новгороде членов посольства разместили в палатах, когда-то принадлежавших убитому брату царя. Датский историк Кнут Расмуссен считает, что речь идет о дяде Ивана IV Андрее Ивановиче Старицком, который в 1537 году поднял мятеж против правительницы Елены Глинской и бежал в Новгород, с которым князья Старицкие традиционно поддерживали дружеские связи. Он надеялся найти там сторонников, однако новгородцы не поддержали его, и он с повинной явился в Москву, был схвачен и брошен в тюрьму, где вскоре умер. По мнению же Ю.Н. Щербачева, речь идет о двоюродном брате Ивана IV Владимире Андреевиче Старицком, схваченном по подозрению в измене в 1569 году и отравленном вместе с женой и детьми. Ульфельдт ошибочно считает его новгородским князем и относит расправу над ним и новгородский погром к «последствиям одной и той же вспышки Иоаннова гнева».
В 1616 году голландские дипломаты в помещении, отведенном под резиденцию посла в Новгороде, увидели портрет Ивана Грозного. Это натолкнуло их на мысль побеседовать с местными жителями о кровавой резне, учиненной здесь Иваном Грозным.
Один очень старый московит… рассказал нам как об истинном происшествии, что Васильевич, когда он в 1569 г. был в Новгороде, приказал сбросить с Волховского моста 1700 именитых горожан и кроме того множество монахов
и бедных людей, которых для того, чтобы доставить ему удовольствие, всех приказали безжалостно погубить, утопив. Один честный купец, которого он также приказал бросить в реку с моста и который, будучи связанным, был уже близок к тому, чтобы утонуть, но он (великий князь. — Г. К.) приказал вытащить из воды, и когда он пришел в себя, спросил его, что интересного он видел на дне. Купец ответил, что он был в аду и там место и стул, приготовленный для него, Васильевича, когда он умрет. От этого великий князь пришел в такую ярость, что приказал посадить купца в котел с маслом и нагревать его постепенно до тех пор, пока он не сварится заживо. В другой раз великий князь приказал посадить тогдашнего митрополита задом наперед на лошадь, дал ему в руки дудочку, в которую он должен был дудеть, и послал его в таком виде с большим позором в путь на Москву.В 1664 году местные жители рассказали членам голландского посольства под руководством Бореля о том, что «река около города редко замерзает в середине… потому, что царь Иван Васильевич погубил здесь много людей: их привозили к мосту сотнями, отрубали головы, и от этого вода окрашивалась».
Иностранные наблюдатели XVI века воспринимали Новгород как один из главных центров православия, отмечали наличие в нем архиепископа, большого количества богатых монастырей и «изящно и пышно разукрашенных» храмов, среди которых выделяется «древнейший и чтимый новгородцами» Софийский собор, построенный «в соревновании с византийскими императорами во имя Святой Софии Иисуса Христа Сына Божия».
В 1581 году в Софийском соборе побывал папский легат секретарь ордена иезуитов А. Поссевино. Его переговоры в Москве прошли успешно, и царь приказал новгородскому архиепископу с почетом принять папских дипломатов. Поэтому архиепископ Александр пригласил их посетить богослужение в Софийском соборе. Поссевино отказался присутствовать на службе, но согласился посетить храм, чтобы осмотреть его внутреннее убранство и мощи святых. В донесении генералу ордена иезуитов он писал, что сделал это для того, чтобы «впоследствии можно было разъяснить этому народу (русским. — Г. К.) обман и обратить его к священному почитанию Бога и истинных святых». Прямо у гроба епископа Никиты он начал проповедь против святости мощей и вообще против святости православных святых и русского благочестия. Не желая вступать в бесполезный спор с фанатиком и чтобы не подать народу повода к соблазну, архиепископ попросил иезуитов выйти из Софийского собора. Впоследствии один из членов делегации Джованни Паоло Кампани в своих записках о посольстве написал, что когда по просьбе Поссевино «архиепископ показал ему гробницу князя Владимира, который впервые приобщил русских к христианской вере, и некоего Никифора, известного, по их словам, чудесами, то Поссевин, насколько он мог судить (ему едва разрешили взглянуть), обнаружил не настоящие тела, а деревянные фигуры, одетые в платье и раскрашенные». Очевидно, этот пассаж был написан с целью дискредитации русских святых. Как отметила О.А. Агеева, «записки иностранцев о России показывают, что в качестве суеверий, предрассудков, варварства русской веры выступали как раз основные формы православного культа: почитание икон и святых».
А. Кампензе и А. Поссевино отмечали, что особым почитанием новгородцев пользуется архиепископ Миры Ликийской Николай Мирликийский — покровитель торговли и земледелия, защитник бедных и неимущих, один из наиболее почитаемых христианских святых, уже при жизни прославившийся чудотворениями. Несмотря на то что уже в XV веке канонизация новгородских подвижников приняла широкий размах, местные святые (Иоаким Корсунянин, Антоний Римлянин, Варлаам Хутынский) в иностранных сочинениях, как правило, не упоминаются.
В XVI веке новгородская церковь сохраняла значение крупного феодального землевладельца. Ее доходы намного превосходили доходы других епископств. Английский дипломат Д. Флетчер получил в Москве сведения о том, что новгородские владыки будто бы получают доход до 12000 рублей ежегодно, тогда как глава московской церкви — около 3000, а другие церковные иерархи — до 2500 рублей. Он привел приблизительные цифры, но они передавали распространенный в московских верхах взгляд на исключительные богатства Новгородской епархии и свидетельствовали о том, что новгородские архиепископы занимали особое положение в общерусской иерархии.
К середине XVI века название «Ногардия» перестает быть обозначением всей территории Русского государства и относится только к Новгородской республике. В европейской картографии появляется конкретное изображение и обозначение города Новгорода. Так, например, в «Космографии» Себастьяна Мюнстера (1544) Великий Новгород изображен на двух берегах Волхова. В XVI веке развитие картографии России было связано с именами иностранцев, посещавших Россию. Материалы их отчетов о путешествиях попадали в руки картографов, которые перерабатывали и дополняли их. Новгород и Новгородская земля были нанесены более чем на 15 европейских карт Московии, Скандинавии, Европы и мира под названиями Неогард, Новгород Великий, Новогардия, Новгородское княжество.