Великокняжеский вояж

— Полагаю, что впоследствии он будет называться Оренбургская губерния, тем более, что ее величество государыня Елизавета Петровна очень высоко оценила значение в защите от набегов недавно созданного города Оренбург, но пока нет официального статуса, мы называем его просто край, ваше высочество, — Неплюев в очередной раз склонил голову в поклоне.

— Вот как, — я задумчивым взглядом проводил двух дюжих мужиков, пронесших мимо меня большой сундук с моими вещами, и обернулся на карету жены. — Петька, позаботься, — Румянцеву не нужно было разжевывать. Он все прекрасно понял, и, кивнув, поспешил к Машкиной карете, чтобы помочь ей выйти. Я же вновь посмотрел на Неплюева. — Вот что, а давайте мы с вами не будем тянуть с обсуждением этой действительно важной темы. Надеюсь, нам помогут найти коморку, в которой мы с вами и Олсуфьевым, если он, конечно, во всей этой суете найдется, а также с господами Криббе и Штелином, можем расположиться.

Олсуфьев нашелся быстро. Точнее, он подскочил ко мне в тот самый момент, когда Неплюев вместе с Криббе и Штелиным зашли в терем, чтобы стребовать нечто вроде кабинета у перепуганного парнишки, который долго не мог понять, что от него вообще нужно. Парнишка был из башкир, и совершенно точно не мог быть дворовым холопом. По-моему, он вообще здесь жил по каким-то неведомым мне причинам. Но объяснить его статус ни мне, ни моему сопровождению было попросту некому. Тевкелев похоже пошел в подземелье, а попал в Нарнию, а градоначальник вообще не появился. Я даже не знал, кто именно в Уфе сейчас является градоначальником.

Похоже, что этот вопрос задавал себе не только я, но и Ушаков, который только что уехал с Кремлевского подворья, бормоча себе под нос что-то про отрезанные яйца и отвороченные головы, но, может быть, мне это просто показалось. Как я понял, или здесь отделение Тайной канцелярии не было создано, или же сотрудники данного отделения занимались не пойми чем, а вовсе не тем, чем должны были заниматься, если отделение Тайной канцелярии всего же существовало. Андрей Иванович очень остро реагировал на любые нарушения в реформации Тайной канцелярии. Он и свой пост-то оставил в Петербурге, чтобы лично убедиться в том, что все в полном порядке и работает как часы. Слухи летели исправно впереди нас, и в каждом следующем городе нас встречали все более и более подготовленные к великокняжескому визиту главы, купцы, старосты общин и все мало-мальски значимые люди, потому что спрогнозировать, куда меня понесет нелегкая, было чрезвычайно сложно. И вот мы приехали в Уфу, где нас как будто вовсе не ждали. Поручили полковнику Тевкелеву, который вообще к данному городу не имел отношения, побыть главным распорядителем и самоликвидировались. И вот теперь Андрей Иванович, горя праведным гневом хотел выяснить, а, собственно, почему так произошло. Я его не задерживал, мне тоже было интересно узнать, что же здесь происходит.

Олсуфьев быстро выяснил все у того же мальчишки-башкира, где расположились господа, и куда нам с ним нужно пройти. Парень, похоже, уже смирился с тем, что его назначили таким вот негласным распорядителем великокняжеских покоев, и просто пошел впереди, показывая дорогу. Пока мы шли, Олсуфьев быстро и кратко дал мне характеристику на Неплюева: кто, чем занимается, выдающиеся дела, семья — все очень сухо, сжато, но мне хватило, чтобы составить первое впечатление.

Мы с моим секретарем зашли в комнату, она располагалась на первом этаже и кабинет напоминала мало, но в ней был стол, несколько кресел и достаточное количество свечей, чтобы разогнать царивший полумрак. Тем более, что окон здесь как раз-таки не было.

Криббе стоял, скрестив руки на груди за одним из кресел, оно, скорее всего, было предназначено именно мне, а Штелин и Неплюев расположились в двух других, стоящих напротив массивного стола. Когда я вошел, они быстро вскочили на ноги и синхронно поклонились. Я стремительно прошел к предназначенному мне креслу и взмахом руки предложил им садиться. Олсуфьев расположился чуть в сторонке за небольшим столиком, на котором расположил несколько чистых листов, чернильницу, презентованное мною перо и коробочку с песком, чтобы посыпать им написанное.

— Ну что же, Иван Иванович, — я пристально посмотрел на сидящего напротив меня Неплюева. — И о чем же вы так хотели поговорить со мной, что рискнули ради этого нарушить все мыслимые и немыслимые правила?

— Я хотел поговорить, ваше высочество, о Оренбургской комиссии, которая уже давно перестала быть тем, чем она представлялась ее создателю Ивану Кирилловичу Кирилову. Из торговой комиссии, действия которой были бы основаны на дипломатических отношениях, она превратилась в карательный орган, а также на ее плечи легла задача строительства крепостей и всяческое укрепление наших рубежей, — горячо воскликнул Неплюев.

— И вы считаете, что подобное положение дел неверное? — я приподнял бровь. Если честно, то именно сейчас я почти полностью потерялся в определениях, потому что понятия не имел ни о какой Оренбургской комиссии.

— Конечно, — Неплюев кивнул. — Я понимаю, когда комиссию возглавил Урусов Василий Алексеевич, начались все эти бунты, которые, похоже, никогда полностью не прекратятся. Урусов был военным офицером, он привык решать проблемы силовыми методами и, возможно, в то время это работало, но сейчас, когда бунты чуть-чуть приутихли, задачи комиссии по сути не изменились.

— И что вы предлагаете, Иван Иванович? — я поставил локти на стол и соединил пальцы рук домиком, поглядывая на Неплюева поверх своих рук. — Я все равно не смогу изменить ни статус, ни поставить новые задачи перед комиссией. Это может сделать только государыня наша Елизавета Петровна.

— Я это понимаю, ваше высочество, правда, понимаю, — Неплюев выдержал небольшую паузу и продолжил. — Но вы вполне сможете отписать государыне о существующем положении дел. И есть большая вероятность того, что она вас послушает. Все-таки военными делами должны заниматься военные.

— Насколько я знаю, у вас самого звание адмирала Российского флота, Иван Иванович, — перебил я его.

— Да, это так. И я считаю, что вполне разумею в строительстве кораблей, и даже Петр Алексеевич весьма высоко оценил мои старания, но все же большую часть времени я был дипломатом и решал различные вопросы, сидя за столом переговоров, а не на поле боя, — Неплюев снова вздохнул. — Ваше высочество, я считаю, что необходимо продолжить изучение Аральского моря и продолжить попытки найти выход к империи Великого могола. Мы должны начать торговать с Индией. Это будет весьма выгодно для всей Российской империи.

— Так я и не спорю, — я расцепил пальцы и откинулся на спинку кресла. — Вот только я считаю, что именно сейчас пытаться найти сухопутные торговые пути в Индию — преждевременно.

— Но, ваше высочество...

— Не перебивайте меня, Иван Иванович, — я поднял руку. Неплюев замолчал, но его взгляд просто излучал недовольство. Хреновый из тебя дипломат, если не умеешь с каменной физиономией сидеть и слушать оппонента. С минуту мы боролись взглядами, и только когда он отвел взгляд, я понял, что одержал маленькую победу, а намек на бунт подавлен в зародыше. — Да, я считаю преждевременным лезть в Индию через все жузы, Джунгарское ханство, Бухару и другие столь же дружелюбные к нам страны. Океаны, вот в какую сторону необходимо работать. Нам нужен выход в Черное море. В идеале все проливы. Оставьте пока эту лужу — Арал батырам. Мы должны выйти в океан и лишить Англию и Голландию права диктовать всем там свои условия.

— Это будет сделать непросто...

— Уж не сложнее, чем пробиться через все те страны, о которых я только что упомянул к Индии, — я усмехнулся. — У нашей империи есть для этого много задатков, но у нее нет самого главного — кораблей. Нет кораблей и хороших морских школ. А человек, способный все это создать, наладить по всей стране кузнецу этих ресурсов, мечтает о том, чтобы через степи пешком уйти в Индию. Это ли не дурость, Иван Иванович?

За моей спиной дернулся Криббе, который более других был посвящен в мои планы, но даже для него кое-что из моей речи стало откровенностью.