Велосипед судьбы

В каюте Васька завалилась на кровать, которую так и не заправила с утра. Прямо в одежде, разве что ноги в ботинках свесила. Уставилась в потолок и задумалась, что очень глупо, что к людям нет схем. Все отношения – как провода наугад соединять.

Она тут же представила себе два толстых жгута, в каждом по два десятка разноцветных проводов, ни один не промаркирован, а цвета не совпадают. А ей надо соединить их так, чтобы все сигналы прошли. И даже тестера нет. Она так глубоко задумалась над этой задачей, что задремала, и проснулась только когда на стене хрюкнул свежеустановленный селектор.

– Механик, ответь рубке.

– Механик на месте, пап.

– Василь Иваныч, к тебе гости.

– Пусть проваливает. Не хочу его видеть.

– Вась, я целиком за, – ответил удивлённо капитан. – Но это не он, а она. Какая-то девчонка пришла.

– Пусть проходит.

– Вау, а я думала у меня в комнате бардак! – сказала Ирка, с интересом оглядевшись.

– Мне не стыдно. Я подросток, – мрачно ответила Василиса. – Мне положено жить в мусорке, ругаться с родителями и предаваться меланхолии. Но с моими родителями не особо поругаешься, на меланхолию нет времени, остаётся только не убирать в комнате.

– А что не так с родителями? – заинтересовалась Ирка.

– Они слишком понимающие. Мне не на кого орать: «Отстаньте, вы ничего не понимаете!» Потому что они всё понимают.

– Но это же хорошо?

– С одной стороны да, с другой – некого обвинить в своих проблемах. Это страшно снижает самооценку.

– А мои родители меня бросили, когда я стала корректором. Сдали Конторе и забыли. Ну, или не забыли, не проверяла. Не хочу знать.

– Тоже паршиво, – загрустила Василиса, – жизнь – говно…

– Я к тебе, собственно, по двум вопросам. Первый – прости дурака Даньку.

– Это он тебя прислал?

– Нет. Он просто пожаловался. Хотел подружиться и всё испортил. А я решила, что надо тебе кое-что объяснить, потому что он, разумеется, не догадался.

– Не вижу, что тут объяснять, – буркнула Васька. – Глупо это всё.

– Не то слово. Я как узнала, куда он тебя вытащил, романтик хренов, чуть стулом его не треснула. Это ж надо было додуматься!

– Это ты про срез с цветами?

– Ну. Знаешь, что это за цветы? Хотя откуда тебе знать… А мы его историю проходили в Школе. Там с экологией была беда – чуть не до пустыни довели мир. Потом спохватились и начали озеленять, но перестарались. Вывели растение, которое выживает в любой почве, устойчиво к химии и погоде, распространяется спорами и растёт как ненормальное, за несколько дней. Оказалось, что споры разносятся ветром, попадают в дыхательные пути и прорастают прямо там. И так быстро, что человека уже не спасти, он становится питательной средой. Правда, цветы красивые. Каждый цветочный куст там – это чей-то труп. Вот офигеть Данька романтик, да?

– Не то слово. Это что, я теперь стану кустиком?

– Нет, там давно уже безопасно. После коллапсов миры почти всегда самообезвреживаются. Как будто фактор коллапса выполнил предназначение, очистил срез от людей – и отключился.

–Так себе идея была.

– Согласна. Я его не оправдываю, если что. Данька так-то умный парень, но иной раз дурак-дураком. Это вообще с парнями бывает, поверь умудрённой годами семнадцатилетней мне. Я о другом хотела сказать. Он корректор, как и я. Опытный, один из лучших. Был моим куратором в Школе. А корректор – это тот, кто берёт на себя ответственность. Когда срез валится в коллапс, туда отправляют корректора. Иногда нам удаётся найти и вытащить того, кто стал точкой фокуса, тогда срез может из коллапса выйти. Так вытащили меня. Иногда – не удается, тогда срез гибнет. Ответственность всегда на корректоре. В Школе нас учат с этим жить, а не выть от экзистенциальной тоски, но это сильно плющит башку.

– Могу себе представить, – впечатлилась Василиса.

– Не, не можешь. Никто не может. В общем, решать за других – в этом весь корректор. Иногда решать, жить им или умереть.

– Я поняла, что ты хочешь сказать. Данька такой не потому, что он такой, а потому что корректор. Так?

– Ну, ты упрощаешь, но…

– А мне, прости, какая разница, почему именно он такой? Меня не надо спасать. За меня не надо принимать решения. Меня надо просто спросить, хочу ли я этого. Если это слишком сложно для корректора – то к черту корректоров! Пусть займутся теми, кому их помощь нужна.

– Не сердись!

– Нет, я буду сердиться!

– Ладно, сердись. Это твоё право и не мое дело. Я тоже корректор, и вам не судья. У меня ещё один вопрос есть.

– Какой?

– Можно, я тебя нарисую?

– Э… Что?

– Нарисую, – терпеливо повторила Ирка. – На холсте. Красками. Или на картоне. Пастелью. Я пока не решила, как лучше.

– Портрет?

– Нет, блин, пейзаж!

– Хоть не натюрморт… А зачем?

– Затем, что я художник, и мне так захотелось. А какие ещё нужны причины?

– А что, никого покрасивее не нашлось?

– Красота в глазах смотрящего, – Ирка подняла на лоб чёрные очки и уставилась на Ваську пронзительно синими гляделками. – В буквальном, блин, смысле. Я не смогу тебе объяснить, как вижу мир. Как вижу тебя. Но я хочу это нарисовать. Тебе жалко, что ли?

– Нет, мне не жалко… Наверное. Мне странно. Меня никто никогда не рисовал.

– Это не больно. Просто посиди десять минут, не ёрзая! Я накидаю скетч.

Ирка достала из сумки блокнот и карандаш.

Набросок занял куда больше десяти минут. Василиса устала, у неё затекла спина от неподвижности, она отсидела ногу и захотела в туалет. Она бы соскучилась, если бы не синие глаза, от каждого взгляда которых как будто мурашки пробегают по позвоночнику. Очки Ирина так и не надела.

– Знаешь, кажется, я начинаю верить в эти жуткие сказки, – пожаловалась Васька. – Когда художник, рисуя портрет, ворует душу.

– Муа-ха-ха! – зловеще сказала Ирка, убирая блокнот. – Теперь ты в моей власти, смертная!

– Вот не смешно. Покажи, что получилось.

– Ни за что! Я не показываю черновики. Нарисую – тогда покажу.

– Вредина.

***

Наутро команда волантера приняла решение о перебазировании.

– Мы торчим тут как прыщ на… Ну, допустим, лбу, – сказал капитан, покосившись на дочь. – Мы уже потеряли главмеха, надеюсь, временно. Не хотелось бы потерять кого-нибудь ещё.

– И куда мы можем его переставить? – спросила мама.

– В изнанку Центра. Туда, где дом нашего штурмана.