Вельтаншаунг. Уровень второй

Над северной башней зависла луна. Она была ярко-алой и удивительно большой, словно сошла с орбиты и начала сближение с Землей. В этом был какой-то намек. Но, в целом, небо прорисовано было так, что казалось настоящим. И от этого хотелось плакать.

Сколько можно шляться по подвалам, убивая всех налево и направо? Я просто хочу домой. Сейчас бы забраться с ногами на диван да чаю с печеньем, а еще – очередной «марвеловский» бодрый фильм.

А вместо этого: на меня надвигается холодная ночь в фашистском гадюшнике.

Да, здесь красиво, но нельзя просто таращиться в небо, ибо враги – не спят. Нужно все время двигаться, идти куда-нибудь. Только так и можно спастись!

Осторожно, стараясь не шуметь, я двинулся к знакомому силуэту строений. Я бы с удовольствием держался в тени, но, как назло, луна нависла над замком так, что высвечивала абсолютно все, словно насмехаясь надо мной.

Хорошо еще, что собак во дворе не было. А то бы они такой лай подняли!

Я очень быстро добрался до той самой башни, в которой очутился с первого момента перемещения в игру. Именно из нее я выпрыгнул в этот двор из окна второго этажа. Теперь же я бежал к ней по земле, с другой стороны. Где выход, там и вход. Наверное.

Я не ошибся. Низ башни призывно темнел арочным проходом. Неужели все так просто? И сейчас я запросто выйду отсюда?

Да, да, да!!! Давай боже, спасай, выносите ноги из этого вертепа!

Я вступил в арочный пролет. Но это оказалась огромная ниша, внутри которой влево вела небольшая запертая изнутри дверь, а прямо – оказался еще один закрытый путь! В играх именно так и рисуют декоративные ворота, в которые нельзя пройти.

Черт! Здесь просто нельзя надеяться на лучшее!

Вот они, гребанные ворота: кованные, тяжелые. Но закрыты наглухо, точно запаяны. Да, в такие – танк проедет, но что толку-то? Открыть их изнутри, точно, не удастся! Механизм, наверняка, спрятан за боковой, тоже задраенной дверью. Вот что теперь?

Я чуть не разревелся от обиды. Вот же сволочи разработчики!

Думаю, отсюда есть лишь один правильный путь – через комнату с финальным боссом.

И фальшивые геймеры появлялись в игре вовсе не зря, они пугали меня, мол, даже если выйду живым из схватки с монстром, толку от этого не будет. Уверен, что они врали, хотели отговорить от прохождения игры. Возможно, тестирование выявило некий баг, с помощью которого отсюда можно удрать. И прописан «глюк», похоже, именно в подземельях с финальным монстром.

Но перед решительной и последней битвой необходимо убедиться, что за спиной не осталось хитрых нацистов. Обидно будет, если после победы над настоящим чудовищем, меня пристрелит в спину какой-нибудь солдатик да еще из пистолетика.

И тут я поймал себя на том, что окончательно перестал непрерывно бояться. Словно устал от ужаса.

Более того – разозлился. Что не предпринимай, а исход любых действий в этой игре предрешен.

Но я не сдамся! Нет, я буду драться до последнего вздоха! В конце концов, компьютер может просто зависнуть, в том числе – и от моей ярости. А если я не выберусь из ада сам, так хотя создам неприятности электронным алгоритмам!

Меня начало физически потряхивать от ненависти. Я внезапно ощутил пульсацию бушующей во мне крови. Кажется, сейчас порву всех этих фашистских недоносков голыми руками!

Ну, держитесь! Я – Зверев! Смерть вам, боты позорные!

Вооружившись гранатой, но благоразумно оставив автомат болтаться на шее, я метнулся назад, теперь уже к восточной башне. В нее вело два входа: один центральный, другой – с приступка, с приподнятой на пару метров цементной лестницы, какие бывают перед современными девятиэтажными «свечками».

Я взбежал по лестнице, распахнул дверь, ворвался внутрь:

– Что: вы не ждали, а мы приперлися? Подъем, уроды!

Вспыхнул свет. Я не видел, кто щелкнул выключателем. Просто стало светло. В реальности так не бывает.

На кроватях сели заспанные немцы. Глаза их были мутными. Они ничего не понимали. Немцы оказались в белых майках, на которых стояли синие несмывающиеся печати их орла со свастикой. Для меня это было неожиданно. Без мундиров я врагов до сих пор не видел.

Одежда, аккуратно сложенная, лежала у каждого на тумбочке.

Немцев было около дюжины. Автоматы их стояли на стойке возле входа.

– Все! – сказал я, – Гитлер капут! – и швырнул гранату.

Немцы вскочили на ноги, а я пулей вылетел за дверь и тут же растянулся на цементе.

Бабахнуло так, словно в настоящем боевике. И даже пламя за дверь вырвалось, точно в фильме – черно-красным всепожирающим облаком.

Из казармы раздался душераздирающий крик. Видимо, не всех я положил одним махом.

Я вскочил на ноги, спрыгнул с приступка, метнулся к стене, вжался в холодные камни, чтобы «не отсвечивать», стиснул в руках автомат.

И в тот же миг на лестницу выскочил фриц, объятый пламенем. Он визжал, точно свинья, размахивал руками, но огонь с чавканьем пожирал его майку и принимался за белые длинные штанишки. Наверное, это и были знаменитые кальсоны, которые предки носили в старые времена.

Я выстрелил. Немец упал и затих.

Над замком взвыла сирена – противно, надсадно. Я вздрогнул от неожиданности. Хотелось верить, что можно перебить охранников по очереди, но если они сбегутся сюда всем скопом – беды не миновать. Спрятаться негде!

Ближайшие двери объяты пламенем. Придется метнуться в центральный вход башни, навстречу перепуганным солдатам. Одно хорошо: не может же в таком относительно небольшом замке находиться одновременно больше сотни человек. И одним отрядом сейчас здесь стало меньше.

Я уже ринулся прочь от приступочной лестницы, как ощутил, что меня кто-то держит. Оглянувшись, увидел, как окровавленные пальцы схватили меня за футболку:

– Вассер! Гиб мир вассер!!![1] – о чем-то молил горящий недобиток.

«Нет, не мир тебе, шмайссер!» – злобно подумал я, отпихнул врага, и метнулся прочь. Но стрелять в нацика не стал. Не смог.

В несколько прыжков я достиг нового входа. Эта дверь башни тоже оказалась не запертой. Какие наивные немцы: заходите, партизаны, валите спящих!

Ворвавшись внутрь, обнаружил винтовую лестницу, ведущую наверх. По ней уже топали, бегущие к выходу, автоматчики. Враги явно успели схватить оружие. В подштанниках они были там или одетыми – не имело значения. Их напугали грохотом и сейчас они станут палить во все, что движется.