Вендари. Книга первая

– Потому что она знала о вас?

– Подозревала.

– Она не знала.

– Что?

– Если бы знала, то я бы заставила ее сказать мне об этом. Но она не знала, – Клео выждала пару минут, давая возможность Оливеру обдумать услышанное.

– Это ничего не меняет, – тихо сказал он.

– Не меняет в тебе?

– Я тебя не понимаю.

– Гвен все равно останется мертва.

– Да.

– Скажи, когда ты работал с ней в паре, она часто избивала подозреваемых?

– Только тех, кто этого заслуживал.

– А ты?

– Только тех, кто этого заслуживал.

– Значит, тебе это не нравилось?

– Я этого не говорил.

– А Гвен? Ей нравилось избивать подозреваемых?

– Ты не работала на улице. Ты не знаешь, на что способны некоторые отбросы.

– Ты говоришь о Кассиусе Марке-младшем? Говоришь о том, кто застрелил Гвен?

– Думаю, они все на одно лицо.

– И причиняя им боль, ты представляешь, что так мстишь за Гвен.

– Да.

– И тебе нравится эта идея.

– Да.

– И ты получаешь от этого удовольствие.

– Да, – Оливер встал из-за стола, хотел уйти, но дверь была закрыта.

– Знаешь, моему отчиму тоже нравилось избивать меня.

– Что? – Оливер замер, все еще держась за дверную ручку.

– Мне было двенадцать, и он порол меня несколько раз в месяц за любую провинность. Мать считала это необходимым наказанием, но я уже тогда знала, что его возбуждает это, – на губах Клео появилась улыбка. – Можешь считать, что мать была права, а все остальное лишь больные мечты девочки-подростка. Возможно. Но сейчас мой отчим в тюрьме за изнасилование несовершеннолетней. Ей было двенадцать, как и мне тогда. Он сделал это после того, как развелся с моей матерью, два года спустя, – взгляд Клео устремился в глаза Оливера, в его мозг, в его мысли. – Если ты не остановишься, то когда-нибудь так же переступишь черту.

– Это не одно и то же.

– Почему? Потому что у тебя есть веские причины? У него тоже были веские причины. Моя мать, например, думала, что были. Я действительно была несносным ребенком. Но эти причины были лишь вершиной. Все остальное находилось глубже, – она выдержала тяжелый взгляд Оливера.

– Я тебе не верю, – тихо сказал он.

– Не веришь, что с тобой случится то же самое, или не веришь, что мой отчим порол меня и получал от этого удовольствие?

– Я думаю, ты это придумала.

– Почему?

– Потому что ты решила, что я болен, и хочешь вылечить меня.

– А может ты просто сам впервые за наши встречи понял, что болен и теперь боишься в это поверить?

– Боюсь? – Оливер нахмурился, затем рассмеялся. – Я так и знал, что все это очередная терапия! – он дернул несколько раз дверную ручку, надеясь, что замки не выдержат, выпустят его из комнаты. – Ну все, хватит. Это уже смешно! – Оливер обернулся.

Сбросив с плеч бретельки легкого платья, Клео стояла, повернувшись к нему обнаженной спиной. На бледной коже виднелись белые рубцы старых шрамов.

– Копия решения суда по делу отчима на столе. Можешь прочитать, если все еще не веришь мне, – она выждала минуту, затем оделась. Небольшая грудь на мгновение мелькнула перед глазами Оливера, отпечаталась в сознании крохотным розовым соском.

– Знаешь, в чем суть всего этого разговора? – спросила Клео, повернувшись к Оливеру лицом. – Безумие как вирус. Если ты долго находишься с зараженным человеком в одной комнате, то рано или поздно неизбежно заразишься сам. Поэтому нужно знать симптомы и бороться с ними, а не бежать от них, позволяя этому вирусу подчинять себя сильнее и сильнее.

– Хочешь сказать, что тебе тоже нравится пороть людей?

– Нет, но в какой-то момент мне начало нравиться, когда отчим порол меня.

– Ты была ребенком.

– Меня это возбуждало как взрослого, – Клео отвернулась. – Меня до сих пор это иногда возбуждает.

– И как ты с этим борешься?

– По-разному.

– Судя по голосу, получается не очень хорошо.

– По крайней мере, я не причиняю этим вред другим.

– Как это делаю я?

– И многие другие, – Клео отрешенно улыбнулась, открыла дверь. – Теперь можешь идти. А я пока выкурю пару сигарет и попытаюсь собраться, – она подошла к столу, стараясь держаться спиной к Оливеру. – Только сделай одолжение, пусть то, что я тебе рассказала, останется между нами.

– Хорошо, – Оливер смотрел на нее, на ее плечи. Щелкнула зажигалка. В повисшей тишине затрещал разгорающийся табак. Худые плечи Клео вздрогнули. – Ты плачешь? – растерянно спросил Оливер.

– Скорее злюсь.

– На меня?

– На себя.

– Потому что рассказала мне про отчима? – Оливер выждал пару минут, ожидая ответа, но ответа не было. – Знаешь, моя жена Биатрис тоже говорила, что меня сводит с ума моя безумная работа, – он достал сигарету, закурил. – Может, она действительно была права. И ты права. Безумие – это вирус. И мы все больны. Даже Гвен. Ей правда нравилось причинять боль задержанным. Вначале мне казалось это странным, но потом… я примирился. Тоже заразился этим. Это перестало казаться чем-то ненормальным. Словно бесплатный бонус за работу. Ты получаешь зарплату, ждешь заслуженную пенсию, а между делом удовлетворяешь темные желания, избивая подонков этого мира. Говоришь себе, что от этого станет только лучше: тебе, твоим детям, твоим близким.

Оливер бросил короткий взгляд на Клео Вудворт. Она еще стояла к нему спиной, но плечи ее больше не вздрагивали.

– Знаешь, как у нас с Гвен начались близкие отношения? – спросил он, словно Клео могла читать мысли и давно уже обо всем знала. Но Клео не знала. – Это было на третий год нашей работы вместе, – сказал Оливер. – Мы забрали подозреваемого прямо из офиса, где он работал. Он был невысоким и худым. Нам нужно было его признание. После всегда появляются эти чертовы адвокаты и спускают всю нашу работу в унитаз. Но подозреваемый упрямился. Время кончалось. Я злился. Гвен злилась. Мы отключили видеозапись. Гвен ударила подозреваемого. Затем еще раз и еще. Она не хотела бить его по лицу. По крайней мере после она сказала мне, что не хотела. Я услышал хруст сломанного носа. Подозреваемый охнул, побелел, затем неожиданно вскочил со стула и набросился на Гвен. Он сбил ее с ног и навалился сверху. Кровь из сломанного носа хлестала, словно из крана. Все было в крови: его лицо, одежда, Гвен, пол под ними… – Оливер закурил еще одну сигарету. – Спустя четверть часа мы занялись с Гвен любовью. Это было в служебном туалете. Никто из нас не понял, как это случилось. Вот мы пытаемся отмыться от чужой крови, а вот я уже жадно целую ее в разбитые губы. Все остальное было как помешательство. Безумно быстро. Безумно страстно. Мы не говорили об этом, пока все не повторилось. Потом еще раз и еще…

– Вас возбуждала чужая боль? – спросила Клео.

– Нас возбуждало причинять боль другим.

– Но не друг другу?

– Нет.

– Это хорошо, – она улыбнулась. – Хорошо, что ты начал понимать это. – Оливер кивнул.

В тот день ему показалось, что он обрел близкого друга, такого, каким была для него Гвен Тэйлор. Только на этот раз он не собирался превращать дружбу в интимную связь. Хотя и дружба эта получилась совсем не такой, как он ожидал. Словно где-то на подсознательном уровне они так и остались врачом и пациентом. Или же это для Клео он всегда оставался пациентом? Сейчас, наблюдая за тем, как Клео разговаривает с Гиртом Делавером, он невольно сравнивал этот разговор с теми, которые она ведет с ним самим. Оливер прибавил звук, чтобы лучше слышать ее мягкий бархатистый голос. С ней Гирт, казалось, успокоился. По крайней мере до тех пор, пока не дошел до минувшей ночи и рассказа об уродливой твари, пришедшей в его дом.

– И эти тени! – он вздрогнул, замолчал.

Клео дала ему пару минут, чтобы успокоиться, затем снова ненавязчиво вернула к рассказу, к моменту, когда Гирт побежал в гараж, чтобы взять топор. И слова твари… Вернее слова Надин. В последнем Оливер почти не сомневался. Если бы еще не эти чертовы суставы, вывернутые в руке Надин наизнанку, да запись в базе данных о том, что Надин живет более ста лет…

– Ну, что скажешь? – спросил Оливер, когда Клео покинула комнату для допросов, чтобы принести пару стаканов кофе и новую пачку сигарет.