Вендари. Книга первая

– Главное, не приводи стариков и детей.

– Не буду, – Дарла еще раз прижалась к его губам, поднялась на ноги. Эмилиан продолжил лежать на полу, у ее ног – хозяин у ног слуги. – Я еще не слишком старая для тебя? – спросила Дарла.

– Моя кровь сохраняет твою молодость.

– Нет. Кровь настоящего вендари сохраняет молодость. Твоя кровь позволяет мне скрыть старость.

Дарла вышла из комнаты, спустилась по лестнице. На улице было прохладно. Утро только начиналось. Машина, на которой приехала сюда Габриэла, стояла за домом. Ключи в замке зажигания. Дарла села за руль. Машину Зутеров она отогнала далеко в пустыню. Та поездка напомнила ей Свона. Когда-то давно они приезжали в то укромное место, чтобы заняться сексом. Кажется, он мечтал, что они вместе уедут в большой город. А еще раньше, совсем уже в другой жизни, они приходили туда с одеялом и упаковкой пива. Им было не больше шестнадцати, и мир, казалось, лежал у их ног. Каньоны тянулись вдаль. Среди скал сновали ящерицы. Молодая кровь бурлила желанием. Дарла и Свон занимались любовью, ждали, когда начнет алеть закат, и снова занимались любовью. Тогда им казалось, что так будет продолжаться целую вечность: пиво, бутерброды, закат, секс, любовь… Но вечность закончилась, оборвалась. Место их встреч было выбрано не случайно. Укромное и тихое, его невозможно было увидеть с дороги. Поэтому Дарла отогнала туда машину Зутеров. Но как только она это сделала, ей показалось, что еще одна часть прошлого, часть человечности отмерла в ней. Она словно опорочила свою память тем, что оставила в этом месте наслаждений окровавленную машину Зутеров. Но назад пути не было.

Обо всем этом Дарла думала как-то отрешенно, словно мысли эти плыли на втором плане. Там, возле каньона, потом в доме Эмилиана, теперь по дороге домой. Мысли просто плыли, как плывет древняя могучая река, возле которой ты идешь. И не важно, как долго ты собираешься идти вдоль этой реки. Она продолжит свой путь, даже если ты свернешь со своего пути, даже если силы оставят тебя и ты замертво упадешь на пыльную дорогу. Реке плевать. Река была здесь уже целую вечность: тяжелая и монолитная. Сейчас эта река текла в голове Дарлы. Река мыслей и чувств. Река воспоминаний, которые принадлежали ей, принадлежали Эмилиану, Гэврилу, вендари. Воспоминаний, которые она прочла в голове своей матери. Она видела свое рождение, чувствовала причиненную боль. Потом были радость, облегчение. Взгляд на младенца. Взгляд на саму себя глазами той, кто дала ей жизнь. Но этот момент был лишь крупицей воспоминаний, которые жили теперь в голове Дарлы. Были там и мысли Дэрила Зутера: его страхи, надежды, взгляды в прошлое и планы на будущее. Мысли и воспоминания его жены, его ребенка – всех, к кому в голову забралась Дарла. Словно открывшись ей, они стали ее частью. Словно она прожила уже не одну свою жизнь, а десятки жизней. И каждая из них была не менее важной, чем ее собственная.

Дарла остановилась возле своего дома. Нет. Она остановилась возле дома, где когда-то жила одна из ее прежних личностей. Теперь ее дом был там, где был дом Эмилиана. Рядом с ним. Вместе с ним. Пока не закончится ее время. Дарла выключила зажигание, вышла из машины. Входная дверь была не заперта. Дарла вошла в дом. Запахи, шорохи, тени, чужие мысли, которые совершенно не хочется слышать. Особенно сейчас. Просто лечь в кровать и заснуть. Она и так уже знает все, что было в жизни ее отчима и ее матери.

Дарла прошла в свою комнату, зашторила окна, разделась. Кофта была залита кровью. Волосы слиплись от крови. Бросить одежду в стирку, принять душ. Зеркало. Это проклятое запотевшее зеркало, которое будет показывать ей, словно песочные часы, как жизнь утекает из тела. Теперь и каждый последующий день. Дарла закрыла глаза и долго неподвижно стояла перед зеркалом, боясь посмотреть на свое отражение. Но страхи не оправдались. Воображение рисовало, что она уже стала сорокалетней старухой, морщинистой, дряблой, но в действительности лицо выглядело лишь немного усталым, если не считать седых прядей в волосах да морщин в уголках глаз. Кровь Эмилиана спасала ее, продлевала ее изменившуюся жизнь.

В окно ванной комнаты Дарла увидела рассвет. Если бы только она не боялась солнца, тогда можно было бы отправиться на поиски новой пищи для Эмилиана. Чем больше он ест, тем сильнее он становится. Чем сильнее он становится, тем чаще она может питаться сама его кровью.

Дарла легла в кровать, укрылась с головой одеялом, надеясь, что так лучи солнца не доберутся до нее, если им удастся преодолеть защиту плотных штор. Где-то в доме проснулась мать. Дарла услышала сначала шорох, затем ее мысли, скованные пеленой сна. Эти шорохи разбудили отчима. Дарла зажмурилась, но его мысли потекли в ее сознание сплошным потоком, которому невозможно было противиться. Мелочи жизни, ремонт машины, покраска крыльца, обиды на дочь женщины, с которой он живет – обиды на Дарлу, на ее поведение, разговоры с коллегами по работе, покупка антиперспирантов, пена для бритья, проблема выпадающих волос, утренняя эрекция, близость женского тела… Горячего женского тела. Дарла зажмурилась сильнее. Чувствовать отчима. Чувствовать свою мать. Проживать их жизни. Утренний секс глазами мужчины. Утренний секс глазами женщины. Поток ненужной информации, чувств, желаний, потребностей. Так странно – брать и отдавать одновременно. Так противно. Дарла стиснула зубы, чтобы сдержать стон отчаяния. Нет, она не хочет это слышать. Не хочет чувствовать. Не хочет знать. Она представит себя маленькой девочкой, которая бежит по поляне цветов прочь от преследующих ее чужих мыслей и чувств: от этого утреннего секса, когда воображение еще цепляется за обрывки снов и можно представлять себе все, что угодно… Мать тихо стонет. Отчим ласкает ее грудь. Они лежат на боку, словно два скрюченных червяка, сросшихся где-то посередине. И от этого не сбежать. Можно лишь принять это, впустить в себя. Теперь заглянуть этим чужим мыслям в глаза и велеть им убраться из головы.

Дарла почувствовала, как мир вокруг стихает, испугалась, что утратила свою способность, попыталась вернуть чужие мысли, позвать их. Комната наполнилась мускусным запахом. В фантазиях отчима ничего нет. Он проснулся и уже почти закончил. Мать все еще дремлет, всегда дремлет, когда это происходит в столь ранний час. Дарла снова велела чужим мыслям убираться. Тишина. Теперь вернуться. Мужские руки сжимают женские бедра. Ее бедра. Ее руки. Отчим стонет. Кульминация близка. Еще одно мгновение и…

– Прочь, – тихо сказала чужим мыслям Дарла. Тишина.

Теперь лечь на бок и попытаться заснуть. Чуть позже мать будет звать ее завтракать. Сказать, что не голодна. Сказать, что не спала почти всю ночь.

– Снова была со своим парнем?

– А если и да, что с того?

– Да нет. Ничего.

Мать уйдет, оставив ее в покое. Отчим уйдет. Дом опустеет. Останется лишь монолитная река, которая будет течь в сознании куда-то в даль: незримую, бесконечную, добраться до которой у Дарлы не хватит времени. Ни у кого не хватит времени. Хотя там, вдали, все равно ничего нет. Лишь пустота, которая дала начало всему сущему в мире, и в которую когда-нибудь этот мир превратится вновь. Но пока река жизни продолжает течь, и это главное. Пока можно идти рядом с ней, поднимая сандалиями придорожную пыль или сбивая босыми ногами предрассветную росу с травы, которая стелется вдоль дороги, покрывая пологие берега. Невозможно лишь остановиться. Да и нет такого желания.

Дарла подошла к реке и пошла рядом, позволяя монолитным водам изредка касаться своих ног. Поверхность реки была зеркальной, и она могла видеть свое надломленное течением отражение – девочка и старуха в одном лице плыли вместе с рекой куда-то вдаль. Дарла остановилась, но образ продолжил свое движение. Река уносила его, забыв о его хозяйке. Эта вечная река жизни, берущая свое начало в пустоте и смерти и направляющаяся в пустоту и смерть. Дарла испугалась и спешно побежала вперед, чтобы догнать свое отражение. Ноги предательски налились свинцом. Она начала потеть кровью. Испугалась. Заплакала от отчаяния, но и слезы были теплой, густой кровью. Дарла вскрикнула и проснулась.

Вечер. Взять чистую одежду. Наложить на лицо побольше косметики, чтобы скрыть следы старения. Отказаться от ужина, от разговоров с матерью. Отчим на улице, смотрит на машину Эмилиана.

– Нет, я не скажу тебе, кто мой новый друг, – говорит Дарла. Отчим смотрит, как она садится в машину. В его мыслях есть много ненужной информации, но в них нет и намека на похоть, в которой так часто обвиняют приемных отцов. – И кстати, – говорит Дарла, перед тем, как уехать. – Ничего личного. Ты мне даже нравишься. Правда, – она дает по газам, оставляя его в облаке пыли.

Улица затерявшегося в пустыне города кажется бесконечной. Она тянется вдоль домов, подобно реке жизни во сне Дарлы – такая же вечная и уходящая вдаль, теряясь за недостижимым горизонтом.

Теперь подруги. Подруги Дарлы из той, другой жизни, ушедшей безвозвратно, как дорога уходит за горизонт, как река уплывает в пустоту. Дарла ничего не чувствует. Никаких сожалений или сомнений.

Подруг зовут Лекси и Айна. Когда-то они учились с Дарлой в одной школе, в одном классе. Когда-то в прошлом. Теперь все изменилось. Их голос раздражает Дарлу. А их мысли… О, эти мысли! Неужели когда-то она сама была такой же? Неужели когда-то в ее жизни была такая же пустота, которая еще хуже, чем мерзкие тени Эмилиана… Дарла заставила себя не читать мысли подруг, не заглядывать в их воспоминания, где находилось место и ей – ей прежней. И там, в этих воспоминаниях, она была такой же, как ее подруги. От этого тошнило, и на лице начинали появляться метаморфозы, которые остановить было крайне сложно. Позволить своей новой природе взять верх. Разорвать эти хрупкие глотки. Дарла слушала бесконечную болтовню бывших подруг и продолжала представлять, как расправится с ними, пока не поняла, что может блокировать их мысли и воспоминания. В тишине было лучше. Если бы еще заставить их заткнуться.

– А ну признавайся, чья это машина! – потребовала у Дарлы Лекси.

– Мальчик? – оживилась Айна, вытаращив большие коровьи глаза. – А Свон знает?

– Нет, конечно, – сказала Дарла, заставляя себя улыбаться.

Еще пара глупых вопросов. Такая же пара глупых ответов. Теперь рассказать об Эмилиане, о заброшенном доме. Рассказать так, чтобы подругам понравилось. Пусть будет просто мальчик из большого города – еще одна история, еще один семейный скандал. Женщина-генетик. Ее сын. Муж, от которого она бежит, чтобы он не причинил вред ее ребенку. Общество, которое винит ее за появление вируса двадцать четвертой хромосомы. А женщина и ее сын просто хотят жить. Такие вот герои большого города. Такие вот соседи.