Вендари. Книга третья

– А ты, значит, наблюдал за болотами Мончак?

– Верно.

– Почему же тогда ты пытался сбежать? Заметил нас или что?

– Я не хотел, чтобы мне снова стирали воспоминания.

– Почему?

– Потому что это почти смерть. Смерть личности.

– А может, ты просто надеялся, что кровососы сделают тебя одним из них?

– Кровососы? – Скендер нервно, истерично рассмеялся, напугав не только Прека и других охотников, но и самого себя, потому что не только устал бояться, но и устал от тупости этих людей, от тупости самого себя – себя в прошлом.

– Ты что, спятил? – растерянно спросил Прек.

– Нет, – Скендер отчаянно пытался успокоиться, но не мог. – Просто… ты… ты знаешь так много, а все еще продолжаешь называть древних слуг кровососами, отказываясь верить в их хозяев, куда более страшных и кровожадных, отказываясь верить в Наследие, в детей, которые скоро появятся на свет… Может быть, ты зря убил Чандра? Не лучше ли было сначала попросить его стереть твои воспоминания, позволив снова стать тупоголовым охотником, который уничтожает одних кровососов, получающих приказы от других? – Скендер замолчал, потому что Прек ударил его в лицо. Кровь из разбитых губ заструилась по подбородку. – Верно, – похвалил старого охотника Скендер. – Продолжай в том же духе… А лучше просто перережь мне глотку и притворись, что не слышал моей истории.

Скендер получил еще один удар, но семя раздора уже было посеяно. Охотники за спиной Прека переглядывались, шепчась, что было бы неплохо съездить в Дакоту и проверить историю о Наследии.

– А если это ловушка? – спросил Прек.

– А если нет? – спросил один из охотников. Семя сомнения проросло, распустилось пытливым любопытством, волнительным откровением. А если история Скендера не подтвердится, то всегда ведь можно пустить ему кровь – так решили охотники.

Спустя четверть часа они покинули отель. Шесть человек на двух машинах. Скендера они вырубили и засунули в багажник.

– Если ты не соврал, то извинимся потом, – услышал он за мгновение до оглушающего удара.

День обещал быть жарким. Прек смотрел на чистое небо и надеялся, что им удастся добраться до комплекса «Зеленый мир» прежде, чем начнет темнеть. Что они знали об этом странном месте? Ничего особенного. Большинство исследовательских комплексов оставляли рано или поздно следы запрещенных экспериментов, а «Зеленый мир» был идеален, невинен, чист. Прек не хотел соглашаться с историей Скендера, но что-то здесь определенно было не так. Ближе к обеду, когда жара стала невыносимой, Прек велел вытащить Скендера из багажника и накормить его. Дакота ждала их, манила своей тайной. Наследие ждало – мертвое, залитое кровью. И Габриэла – старая, седая, сгорбившаяся у могилы Эмилиана, но не сломленная.

– Какого черта тут случилось? – спросил Прек, осторожно приближаясь к ней.

Солнце еще не зашло, щедро поливая землю алыми лучами заката. Значит, женщина у могилы не могла быть кровососом. «Или кто там жил в этом месте?» – нервно подумал Прек, вспоминая историю Скендера о девушке-охотнике. Историю, которую поведала ему Дивья незадолго до своей смерти. Девушку звали Гюнай, и она была запрограммирована древними слугами Нун и Амунет бежать сразу, как только появится настоящая опасность, смертельная, способная помешать ей продолжить слежку за родившимся ребенком. За Фонсо. За хищником, которого пыталась дрессировать Габриэла, – пустые надежды. Теперь она и сама поняла это. Дежавю.

История сделала петлю и вернулась к началу. Ошибки повторились. Ошибки молодости, долетевшие эхом до глубокой старости. Глупость! Как можно было верить, что Фонсо станет другим? Как можно было верить, что ребенок построит новый мир, переняв все лучшее от старого? Пару веков назад один философ сказал: «Чтобы построить святыню, нужно разрушить святыню». Что ж, теперь Габриэла понимала это как нельзя лучше. Да и всегда, наверное, понимала, просто боялась признаться себе в этом. Так много самообмана. Даже сейчас. Стоять у могилы Первенца, Эмилиана, вспоминать, как он родился, вырос, предал ее, надругался над ней, избрав собственный путь, а затем вернулся с покаянием и предложением создать Наследие… Теперь свой путь выбирал Фонсо – кровавый, жестокий. А Габриэла смотрела на него и говорила себе, что настанет день, и этот мальчик-монстр вернется к ней, как когда-то давно вернулся Эмилиан.

– Эй ты, ведьма! – Прек тронул ее за плечо, готовый в любой момент выхватить нож и пробить грудь этой странной женщине. – Я с тобой разговариваю. Слышишь?

Габриэла не обернулась. «Мать» – так называли ее дети Наследия. «Мать» – так она хотела, чтобы называл ее Фонсо. Но мальчик вырос и предпочел ей Клео Вудворт, женщину, которая дала ему жизнь, но никогда не любила его, никогда не гордилась им. Он подчинил ее, сломав волю, и теперь она везла его на восток, куда бежал доктор Накамура с ребенком Эрбэнуса. Ребенком, который, как и Фонсо, вырастет и окрепнет за один месяц, чтобы через год превратиться в дряхлого старца. Но маленькому монстру хватит и года. Двум монстрам, если считать Претендента, сына Эрбэнуса. Правда, в этом крошечном земном мире тесно и одному из них. Поэтому Претендент должен умереть. Таков закон их природы…

– Что ты сделаешь после того, как избавишься от Претендента? – спрашивает Клео Вудворт своего сына, в то время как Прек допрашивает Габриэлу.

Мальчик долго молчит, затем смотрит на свою мать так, как Тутанхамон смотрел на своих подданных, и говорит, что ее не должны заботить его планы. Клео пытается возражать, но он уже забрался к ней в голову и парализовал язык. Можно лишь беспомощно открывать рот, как рыбе, которая плавает в аквариуме и смотрит на своего хозяина, пытаясь ему что-то сказать. Но хозяину плевать. Главное – догнать беглецов. Главное – уничтожить Претендента. А потом… потом можно будет отыскать уцелевших детей Наследия и уничтожить их, чтобы не появилось новых претендентов. Найти и уничтожить зараженных вирусом двадцать четвертой хромосомы женщин…

Все эти мысли сына Клео Вудворт видела, потому что они лились из него, словно прорвавшая плотину река, сметая все на своем пути. Наверное, могли видеть это все люди, находившиеся в достаточной близости, чтобы попасть под этот ментальный поток. Несколько водителей, мимо которых проехала Клео Вудворт, будучи накрытыми этим потоком, не справились с управлением и, потеряв над своими машинами контроль, вылетели с дороги. Один из автомобилей взорвался, и Клео еще долго видела черный столб дыма, поднимавшийся к небу, в зеркалах заднего вида.

– Не переживай за них, переживай за себя, – посоветовал Фонсо.

– Боюсь, я уже слишком стара, чтобы вообще о ком-то переживать, – сказала Клео Вудворт.

– Тогда попроси меня. Попроси, чтобы я забрал твою жизнь.

– И ты это сделаешь?

– Нет, – губы Фонсо были плотно сжаты, но Клео могла поклясться, что он улыбается.

– Скоро начнет светать, – сказала она, осознанно указывая ему на уязвимость, на главного врага, которому он не мог противостоять – солнце. – Хочешь, чтобы я нашла отель, или бросишь вызов светилу?

Мальчик не ответил, не придал значения. Мальчик, подросший за последние дни еще на пару лет. Клео увидела вывеску отеля, свернула на стоянку. Теперь снять номер, занавесить окна, попытаться заснуть.

– Не надейся, – сказал Фонсо, читая ее мысли. – Твой доктор не сможет бежать вечно. Я вижу Претендента и вижу его спасителя. Доктор мечтает встретиться со своей дочерью. Он устал и сломлен… Всего лишь человек…

Примерно так же думал и доктор Накамура: «Всего лишь человек. Я всего лишь человек». Ребенок Эрбэнуса и Ланы Зутерман плакал на заднем сиденье и просил есть. Просил крови. Голод этого маленького существа был таким сильным, что Накамура чувствовал его. «Какого черта я делаю? Куда бегу?» – спрашивал он себя, пока не увидел старую церковь – деревянную, с белой облупившейся краской и деревянным крестом, тянущимся к молочному утреннему небу. Накамура остановился, заметив в окнах церкви свет. Он вышел из машины, постучал в незапертые двери и, когда ему открыли, спросил священника, есть ли в их маленьком городе больница.