Венец рабов

Вальтер кивнул.

–  Заметьте, это будет непросто. Я имею в виду удержать нечто вроде этого в секрете несколько недель.

Ватанапонгсе был достаточно вежлив, чтобы удержаться от откровенно насмешливой ухмылки.

–  С такой ручной прессой как у вас? Проще простого.

Имбеси нахмурился.

–  Не пресса меня беспокоит. Знаете ли, рано или поздно Антон Зилвицкий услышит об этом и вернётся. И тогда…

–  Привлеките его на нашу сторону. Задействуйте его в интриге.

–  Ну, да. Таков план. Но что, если он не будет склонен привлечься?

Ватанапонгсе не ответил ничего. Но Имбеси порадовало исчезновение с его лица самодовольного выражения.

Глава 33

Виктор проснулся как обычно легко и быстро, прекрасно сознавая, где находится. В обычное утро он бы почти немедленно встал и занялся текущими делами.

Это утро, однако… не было похоже на какое-либо другое утро в его жизни.

Для начала, стоило ему шевельнуться, как напряглись обнимающая его грудь рука и лежащая на бедрах нога. Да, движение было мягким, объятия нежными, а касающаяся его кожа гладкой и шелковистой. Тем не менее, всё это смахивало на объятия питона.

Ощущение прикосновения этих мышц анаконды мгновенно заставило его вспомнить все события этой ночи. Очень долгой ночи. Какое-то краткое мгновение Виктор возносил хвалу Господу за то, что Танди Палэйн предпочитала в сексе быть подчиненным партнером. Если бы не это, то он наверняка лежал бы трупом. "Доминирование" над нею походило на "доминирование" смертного над богиней - что было возможно лишь потому, что богиня сама этого возжелала.

Это, кстати, - учитывая талант Виктора к самоедству - в основном его и удержало на месте. По мере того, как он эпизод за эпизодом восстанавливал в голове события пошедшей ночи, Виктор всё глубже погружался в пучину вины и раскаяния. Проблема была не в том, что он пошел навстречу желаниям Танди. В конце концов, поступки это всего лишь поступки. Виктор совершал поступки и куда хуже - на много порядков хуже - чем что-либо, что он проделывал прошедшей ночью и, по большей части, затем не слишком переживал об этом.

Но это только потому, что он ими не наслаждался. В то время как…

"Я извращенец", - удручённо подумал он.

Виктор снова перебрал в памяти случившееся, пытаясь отыскать хоть частицу отвращения; хоть немного колебаний; один-единственный момент, когда бы он замешкался - хоть на какую-то жалкую секунду!
– прежде чем погрязнуть в несомненном удовольствии от происходящего.

Ничего.

"Не обманывай себя, извращенец. Ты обнаружил, что всё это захватило тебя всецело. Лучший секс, что был в твоей жизни - лучший даже чем всё, что было в мечтах - пусть даже у тебя секса было не так уж и много, чтобы было особо с чем сравнивать, но всё же…

Ты извращенец! Признай это, Каша! Ты наслаждался каждой секундой происходящего! Каждой секундой!"

Он подавленно начал копаться в этом выводе и всплывающих в памяти сценах. Каждая из которых приводила его в экстаз. За какие-то секунды его падение усугубилось. Он снова начал возбуждаться.

"И вот тому доказательство. Ты свинья".

Танди тоже уже проснулась. Её губы прижались к его шее, приоткрылись, и в действие вступил язык. Тот самый язык, который играл весьма заметную роль во множестве оставшихся в памяти сцен. Виктор полностью возбудился еще до того, как до него добралась рука Танди.

–  Мечта, а не любовник, - прошептала Танди. Тело анаконды изогнулось, укладывая Виктора сверху. Сопротивляться было бесполезно, да Виктор и не пытался. На самом деле он делал прямо противоположное - и самым печальным для него было понимание того, с какой страстью он отбросил свою меланхолию и снова погряз в неистовстве похоти.

Виктор действительно какое-то мгновение пытался убедить себя в том, что он просто "безудержно страстен". Но не более наносекунды.

***

Хуже всего стало, когда дело подошло к концу. Танди была очень шумной любовницей и, после того как Виктор исчерпал свою страсть, он смог посмотреть в глаза реальности, отодвинув в сторону моральные терзания. Её меццо-сопрано возбуждало его даже сильнее, чем тело языческой богини. Он припомнил слова, которые когда-то давно, в один из редких моментов пребывания в трезвом виде, сказал ему отец.

"Сынок, ты поймёшь, что влюблён, когда от голоса той женщины у тебя мурашки пойдут по спине. Уж поверь мне".

Виктор усомнился тогда в мудрости этих слов. Что казалось разумным, поскольку нетрезвые советы и замечания отца были по большей части сомнительными. Но больше он не сомневался.

–  Как будем дальше?
– прошептал Виктор на ухо Танди. Тут у него прорезались остатки сурового морального кодекса и он попытался оставить ей выход.
– Если мы не будем осторожны, это может… ну, понимаешь… Стать серьёзным.

Танди ухватила его под мышки и приподняла над собой. Не сильно, только так, чтобы удобно было смотреть в лицо. Непринуждённость, с которой это было проделано, сильно смягчила душевные терзания Виктора. Какие бы фантазии насчет беспомощной женщины, с которой срывают лифчик, ни бродили бы в голове Танди - ладно, признал Виктор, и у него тоже - он получил напоминание, что любой мужчина, действительно попытавшийся изнасиловать Танди, может считать за счастье, если отделается просто увечьями.

Кое-что из этих размышлений должно быть отразилось на лице Виктора. Танди хихикнула и расплылась в улыбке. Той самой улыбке. Которая, наряду с голосом, заставляла забыть о её божественном теле.

–  Виктор, не сходи с ума. Нам это доставило удовольствие - и не один раз, - а на мнение других нам наплевать. Ладно, пусть это немного эксцентрично. Что с того? Во мне сто четырнадцать килограмм…

Виктор поёжился. Танди громко расхохоталась.

–  Хорошо, что я предпочитаю быть внизу, а? И, не сочти за хвастовство, это не жир. Однажды я подняла вес вдвое больше собственного - двести пятьдесят килограммов - в толчке. Не говоря уже о том, что у меня четыре черных пояса в четырех различных боевых искусствах; что я эксперт по бою холодным оружием; и ещё что я прекрасно стреляю из любого пулевого или энергетического оружия. Так что не мучай свою чуткую совесть, ладно?

Её светлые, орехового цвета глаза, тоже засветились улыбкой. Виктор был покорён и осознавал это.

–  Что же насчёт "серьёзности", - продолжила Танди, - то говори за себя. Я бы сказала, что этот совет запоздал пожалуй часов на шесть.

Она улыбалась и тепло глядела на Виктора, предоставляя ему возможность выхода, если тот захочет.

Он не захотел - и получил удовольствие от мысли, что даже и не подумал об этом. Пусть он маньяк и извращенец, хотя у него уже зародилось подозрение, что бодро-аморальная точка зрения Танди была, наверное, намного более нормальной, чем его собственная. Однако предателем он не был. Никогда.

–  Я от тебя без ума, - тихо произнёс он.
– Понятия не имею, что мы будем с этим делать, но… это так. Сумасшествие это или нет. Вот так вот.

Её глаза увлажнились.

–  Спасибо тебе, Виктор, - прошептала она.
– Уже за то, что сказал это. Да, это явное безумие. Мне всё равно. Хоть раз в своей жизни я собираюсь сделать что-то только потому, что мне этого хочется.

Она опустила Виктора и они слились в длинном безмолвном поцелуе. За прошедшие часы они излили друг на друга достаточно страсти и вожделения и теперь могли себе это позволить. Просто… молчание. Обещание, а не награду.