Венец терновый

Устройство простое – вкопать на две трети четыре сруба, что являлись казематами, с бойницами во внутренний двор. Они соединялись между собой потернами – специальными коридорами. И все сооружение обсыпалось толстым слоем земли, шириной в четыре сажени и высотой в одну или полторы, которую выбирали изо рва. Во внутренних углах делали капитальные капониры для «единорогов» – орудия из них могли спокойно обстреливать неприятельские войска с закрытых позиций, также имели прекрасную возможность смести картечью с вала солдат противника, заберись они на него во время приступа.

Капониров было восемь – они, как и внутренние стенки казематов, с пороховыми погребами, возводились из камня или кирпича, и спокойно выдерживали попадания мортирных бомб. Юрий в свое время познакомился с полевыми укрытиями, верхний накат которых позволял держать 122-х мм снаряд, что гораздо опаснее здешних ядер.

Внешние углы представляли выдвинутые вперед бастионы для фланкирующего огня, подберись враг к валам вплотную – любой человек, спрыгнувший в ров, немедленно расстреливался ружейным огнем. И более того, по специальным желобам вниз могли скатить бомбу с горящей запальной трубкой и нашпигованную чугунной картечью и тремя фунтами пороха – почти идеальное средство истребления живой силы противника по нынешнему, жестокому и суровому, времени.

По валу шла круговая траншея, с брустверами по обе стороны и амбразурами в них, защищенная сверху от шрапнельных взрывов. Вообще, стрельцы сейчас массово обучались рытью окопов и строительству полевых укреплений, оценив их по достоинству – проливать кровь, а тем более нести потери от вражеского огня понапрасну, никто не собирался.

Так что такие крепости взять было необычайно трудно – долбить природные бугры ядрами можно хоть до посинения во втором пришествии. Во время обстрела пудовыми бомбами из тяжелых мортир гарнизон находился в надежных укрытиях. А вот сами осаждающие несли серьезные потери от гранат «единорогов», что накрывали позиции раз за разом.

Вся местность от валов на расстояние до трехсот саженей превращалась в игру со смертью. «Охотники» находили цели и безжалостно расстреливали из винтовок не только попавших под прицел жертв, но и всех тех, кто пытался их вытащить.

Все делалось специально, с жестоким расчетом – на нервы солдат всегда действует не вид убитых, а дикие крики раненых товарищей, особенно тех, кому очень нехорошо.

Турки осадили сразу три таких крепости, с одной провозились десять дней, с другой две недели. Но третья стойко держалась под обстрелами два десятка дней, отбив несколько приступов. Возможно, именно сейчас турки осознали всю бесцельность и бесперспективность возни, и роют подкоп, чтобы заложить под вал мину на сотню пудов пороха.

Вот тогда все, полный капец!

Даже если кто и уцелеет после такого подрыва, но только контузии получат такие, что воевать не смогут. Хотя кое-какие меры против этой напасти предприняли заранее, но гарантировать, понятное дело, они ничего не могли – на войне всякое случается.

Однако весь план кампании строился на выверенном расчете – измотать турецкие войска обороной. И потом перейти в решительное наступление, используя военно-техническое преимущество в виде винтовок и «единорогов», а также новых тактических приемов из будущих войн.

Татарская конница моталась перед линией укрепленных слобод, пытаясь найти место для прорыва через них. И дважды у крымчаков «получалось» это занятие, и конница втягивалась в заботливо приготовленный для нее «огневой мешок». Понеся ощутимые потери от огня «единорогов», татары резво откатывались – степняки пришли за добычей и умирать просто так, выполняя приказы даже хана, не желали категорически.

В войне наступила зловещая пауза – теперь стало ясно, что татарско-турецкое войско уже не победит, но может отойти, как в позапрошлом году от Чигирина. Вот только отпускать противника Юрий не собирался, помня сказанный завет одного из полководцев, имя которого запамятовал – «недорубленный лес вырастает». А потому повернувшись к Григорию Зерно, подозвал его к себе.

– Пора пускать пал, воевода, как ты думаешь?!

– Ветер на закат, государь, ты прав!

– Отправь гонцов и выезжай к своей рати. Наступать начнем вечером, когда пламя уйдет. Ногайцы с татарами может, и сбегут, но только османы останутся на Кальчике, им деваться некуда! Возьмем их после пала в клещи и уничтожим, если не сдадутся. А потом начнем воевать всерьез – грех упускать момент, когда у тебя есть, образно говоря, пулеметы, а враги о том не подозревают и точат о камень наконечники копий!

Юрий усмехнулся, Смалец понимающе кивнул – в свое время ему рассказали, что такое пулемет. Который, понятное дело, в это время не создашь, даже если все ресурсы московского царства привлечь удастся. Просто технологически невозможно, хоть все золото мира собери. Зато сотня нынешних нарезных винтовок, заряжаемых с дула, вполне его заменят в бою.

– Мехмет-бей, подойди ко мне!

– Да, мой повелитель и падишах!

Стоявший на отдалении ногаец резво поспешил к Юрию, и пал ниц, прижавшись к земле. Отучать его от этой привычки Галицкий не стал, хотя она ему лично не нравилась. Но таковы здешние нравы, особенно у степняков, они очень ценят такое высокомерное обращение.

– Встань, мурза!

Ногаец поднялся с побледневшим и вытянувшимся лицом – этими словами ему была оказана невероятная честь. Из захудалого бея, попросту главного в роду, его назначили мурзой. Это примерно как лейтенанта в полковники произвести, или дворянина незнатного происхождения княжеским титулом пожаловать.

Но зимой Мехмет не просто пропустил русские войска и не предупредил соплеменников о нашествии. Нет, его нукеры шли в авангарде, вырезая сторожевые заставы ногайцев, которые не ожидали от них такой подлости и вероломства. Хотя, надо отдать должное, не все степняки его рода пожелали перейти на русскую службу. Вот только сделать ничего не смогли, или не успели – несогласных просто вырезали верные бею воины. Причем проделали это на пиру, повязав всех сторонников и союзников хитроумного Мехмета пролитой кровью.

Понятно, что оставаться в степи для его ногайцев после таких выкрутасов было смерти подобно – около пяти тысяч народа, включая стариков, женщин и грудных детей переселилось за Кальмиус. Юрий отвел им для кочевий около двух тысяч квадратных верст – восточная часть Феодоро являлась практически пустынной. Там только харцызы по балкам и оврагам прятались, степные разбойники, теперь ставшие легендой здешних краев. Нукеры Мехмета всех отловили за месяц и привезли их головы в дар падишаху – незатейливые нравы царили у степного народа.

Да и к чему бывшим разбойникам и «людоловам» в соседях самые натуральные бандиты?!

Юрий снова повернулся к стоящему перед ним Мехмету, согнувшемуся в три погибели. Странно, но он доверял этому ногайцу больше, чем единоверцу Мазепе. Коварен, конечно, но сейчас ему деваться некуда, служить будет верно. Да и открыто перешел на его сторону, усилив конницу шестью сотнями нукеров – а это два полка без малого отличных кавалеристов, их бы только вооружить и снарядить соответственно.

– Пусть нукеры степь поджигают полосой в тридцать верст в разные стороны отсюда. Факелы у них есть?!