Венецианец Марко Поло

Нет ничего удивительного в том, что Хубилай проявил столь острый интерес к христианству и христианской церкви. При дворе хана немало христиан различных сект занимали влиятельные посты — были министрами, врачами, учителями; род Чингиса был связан матримониальными узами с христианским племенем татар — кереитами [27] . В некоторых рукописях говорится, что мать Хубилая Сиур Куктени [28] была христианкой. Этот факт подтверждается арабскими источниками тех времен и книгой Юань Ши — китайской историей династии Юань. Если это так, то вполне естественно, что хан Хубилай, человек живого ума, должен был стремиться побольше узнать о вере своей матери и выяснить, почему эта вера столь могущественна в Европе. Если бы оказалось, что в ней заложены какие-то возможности религиозного, политического или экономического характера для развития его народа, то он был полон решимости воспользоваться ими.

27

Кереиты — одно из крупнейших монгольских племен. — Прим. ред.

28

Сиур Куктени, правильно — Соркуктани, из племени кереитов, была старшей, самой влиятельной женой Толуя, любимого четвертого сына Чингис-хана, ее сыновья от Толуя были великие ханы Мункэ и Хубилай и ильхан Хулагу. Соркуктани была христианкой-несторианкой. — Прим. ред.

Вот, наконец, братья Поло пустились в долгое путешествие назад, в родную Венецию, находившуюся за много тысяч миль. Прошло всего-навсего двадцать дней пути, и Коготал, их монгольский сотоварищ, заболел — так он, по крайней мере, уверял — и не мог двигаться дальше. Никколо и Маффео, не забыв взять императорскую золотую дощечку, отправились на Запад уже одни. Об их приключениях по дороге мы ничего не знаем. Марко сообщает лишь, что путешествие длилось целых три года — мешали непогода, наводнения, бури, снега, льды и множество иных препятствий.

Наступил день, когда братья Поло проехали границу Монгольской империи в Армении и достигли приморского города Лаяса [29] . Перед ними уже были привычные для глаза места, встречалось много европейцев, главным образом генуэзцев: в результате их союза с греческим императором Михаилом дела генуэзцев в Леванте шли повсюду превосходно.

При первой возможности братья сели на корабль, идущий из Лаяса в Акру [30] . Акра была единственным портом на сирийском побережье, который еще удерживали крестоносцы. Впоследствии, в 1291 году, его захватили турки, но сейчас, проплывая мимо маяка и любуясь высокими стенами и башнями, Никколо и Маффео видели, что это оживленный, процветающий порт. Братья не преминули разыскать своих земляков: те жили в специально отведенных им местах. Тут Никколо и Маффео узнали наконец о том, что происходит в Европе. К их ужасу оказалось, что «владыка апостол» Климент IV вот уже несколько месяцев как умер в Витербо, а наследника ему еще не избрали. План братьев Поло вручить письмо Хубилая папе и быстро возвратиться в китайскую столицу рухнул.

29

Лаяс — Аяс, город у залива Искендерон, — в средние века был важнейшим портом так называемой Малой Армении — Киликийского армянского государства в юго-восточной части Малой Азии, существовавшего с 1080 до 1375 года. — Прим. ред.

30

Акра — теперь Акка, город в северной Палестине. — Прим. ред.

Но в это время в Акре, по пути в Иерусалим, находился папский легат [31] в Египте Теобальдо из Пьяченцы. У этого ученого человека братья добились аудиенции — они знали, что в делах церкви легат был весьма влиятелен и его дружба и совет могли оказаться бесценными. Рассказ братьев Поло легат выслушал очень внимательно, ведь письмо Хубилая таило для церкви возможность великого усиления (а самим Поло оно обещало новые торговые барыши). Но возвращаться в Китай было невозможно, надо было ждать, как развернутся события. Совет Теобальдо был здрав и краток: «Господа, апостол, как вы знаете, скончался, нужно вам выждать избрания нового; а когда новый папа будет выбран, тогда вы и исполняйте то, что вам наказано».

31

Папский легат — фактический (но не формальный) представитель папы римского, посылаемый главным образом в некатолические страны. — Прим. ред.

Убедившись в мудрости этих слов, братья решили сейчас же ехать в Венецию и жить там до тех пор, пока на трон святого Петра не взойдет новый папа. Воспользовавшись первым подвернувшимся случаем, они покинули Акру и прежде всего отправились на Негропонт — греческий остров Эвбею, ставший после потери Константинополя главной опорной базой Венеции на Востоке, — а затем уже домой, в Венецию.

Наступил момент, когда братья Поло, после пятнадцати лет странствий, вновь глядели, облокотившись на борт, на родной город — корабль, привезший их, уже входил в гавань. Как, должно быть, бились их сердца, когда они начали различать знакомые приметы, появлявшиеся в поле зрения! Вот древняя церковь Сан-Джордже Маджоре — не нынешнее внушительное здание с кампанилой [32] , а куда более скромное. А вот уже видны две колонны Пьяцетты, толпы матросов, с руганью и громкими криками разгружающих и нагружающих корабли, проворные гондолы, снующие между большими судами, плывущие по каналам, ныряющие под мосты, вот уже приближаются и причалы, и фонари, и округлые купола собора святого Марка, так напоминающие купола Константинополя, где путешественники жили столь долго, и еще выше в небе рисуется над городом великая кампанила, построенная более двухсот лет назад.

32

Кампанила (итал) — колокольня, обычно стоящая отдельно от церкви. — Прим. ред.

Мессер Никколо нашел дома большие перемены. Жена его умерла, а родившийся в отсутствие отца сын стал уже рослым пятнадцатилетним мальчуганом [33] . Звали его Марко, в честь дяди, старшего брата Никколо, «и был это тот самый Марко, о котором говорится в этой книге».

Глава первая Мальчик Марко

Марко Поло ничего не рассказал нам ни о детстве, ни о первых шагах своей жизни до того дня, как он покинул Венецию и отправился в путешествие, принесшее ему бессмертную славу. Однако в дошедших до нас родословных и иных документах той поры, так же как и в его собственной книге, читая в ней между строк, можно отыскать достаточно сведений, чтобы составить хотя бы частичное представление о его детстве и отрочестве. Если не касаться вундеркиндов или людей гениальных, обстоятельства жизни человека до пятнадцатилетнего возраста, как ни важны эти годы с психологической точки зрения, редко имеют большое значение. И, может быть, не стоит сожалеть о том, что свои детские годы Марко Поло обошел молчанием.

33

По другим версиям, Марко было тогда 12 или 19 лет. — Прим. ред.

Хотя мать Марко Поло рано умерла, а дядя мальчика — тоже Марко Поло — все эти годы, вероятно, безвыездно торговал в Константинополе, будущий путешественник жил в Венеции у своей тетки Флоры (по отцовской линии), и у него было несколько двоюродных братьев и сестер. Трое из них являлись незаконными, но, кажется, этому в те времена в Венеции придавали мало значения. В самом деле, у Марко Поло был еще один двоюродный брат, мать и отец которого неизвестны и у которого, в свою очередь, имелась внебрачная дочь. Вполне вероятно, что, пока отец Марко не возвратился из Азии, мальчик находился на воспитании у родственников.

Жизнь Марко протекала так, как она протекала в то время у всех мальчиков. О школе говорить почти не приходится, знания Марко приобретал на каналах и набережных, мостах и площадях города. Формальное образование получали тогда очень немногие; тем не менее, вопреки мнению многих издателей и комментаторов, вполне возможно, что Марко умел читать и писать на родном языке. Во вступительной главе к своей книге Поло сообщает, что «он занес в записную книжку лишь немного заметок», так как не знал, вернется ли когда-нибудь из Китая на родину. В другой главе книги Поло заявляет, что в течение своего путешествия к великому хану он «старался быть как можно внимательнее, примечая и записывая все то новое и необыкновенное, что приходилось слышать или видеть». Посему мы вправе заключить, что мальчик, который, как нам известно, впоследствии, находясь в Азии, выучил четыре языка, мог хоть немного читать и писать по-итальянски. Не исключено, что он обладал кое-какими познаниями и во французском. Если не говорить о его скудных познаниях литературного порядка, которых ему было недостаточно, чтобы написать объемистую книгу без посторонней помощи, то почти все, что знал Марко, он почерпнул на венецианских набережных и в венецианских церквах.

Как и всем его сверстникам, ему приходилось принимать участие в церковных празднествах, а их в Венеции было много. Вместе со своими друзьями Марко, должно быть, участвовал в торжественных шествиях и церемониях. Собор святого Марка — а он мало изменился с тех пор, как у его портала ребенком играл Марко Поло — сам по себе служил школой как для совсем неграмотных, так и для ученых людей. Его великолепные громадные мозаичные картины в живых образах рассказывали историю человечества. В атриуме собора перед глазами зрителей, сверкая красками, вставала вся легенда о сотворении мира и человека — Каин и Авель, Ной и его ковчег, Вавилонская башня, Авраам и иные патриархи, Иосиф и Моисей. Изумленные дети разглядывали на стенах храма картины о жизни Христа и его крестных страданиях, и язык линий, язык сияющих золотом и всевозможными оттенками красок доносил им оставленные Христом заповеди. Любая стена, любая арка собора была покрыта мозаиками на библейские сюжеты. Самый невежественный человек мог читать, страницу за страницей, гигантскую книгу этих величественных мозаик, которые своими немеркнущими красками и золотом сияют перед нами и поныне, через семь веков после того, как их по кусочку создали старинные мастера.

Нередко мальчик с открытым ртом и удивленными глазами стоял перед алтарем и слушал легенду о том, как было привезено из Александрии тело патрона Венеции — святого Марка. Эта легенда, записанная мессером Мартино да Канале в Венеции на своеобразном старофранцузском языке как раз в годы детства Марко Поло, дошла до нас, и она достойна внимания.

Легенда гласит, что святой Марк, отправившись в плаванье для проповеди, был захвачен бурей и вследствие этого был вынужден высадиться в Венеции. Здесь его приветствовал ангел словами: «Мир тебе, Марк, евангелист» — и предсказал ему, что его тело некогда найдет себе последнее успокоение в этом городе, расположенном на море.

И во времена монсиньора дожа Джустиниано [827–829] бесценное тело монсиньора святого Марка пришло в Венецию. Истинно, что в ту пору один венецианский корабль находился в Александрии. В том городе было бесценное тело монсиньора святого Марка, убитого неверными... А на венецианском корабле… было три доблестных мужа, один по имени мессер Рустико Торчеллезе… а второй доблестный муж, бывший вместе с мессером Рустико, прозывался мессер Буоно даль Маламокко, а третий — по имени Стаурачо. Эти три доблестных мужа горели таким желанием увезти монсиньора святого Марка в Венецию, что… они добились расположения того, кто охранял тело монсиньора святого Марка, и стали его друзьями. И случилось так, что они сказали ему: «Мессер, если ты пожелаешь уехать с нами в Венецию и увезти тело монсиньора святого Марка, мы сделаем тебя весьма богатым человеком». А когда этот доблестный муж (звали его мессер Теодоро) услышал это, он ответил: «Молчанье, синьоры, не надо об этом говорить. Этого не будет ни за что на свете, потому что язычники дорожат им больше всего, и если они разузнают о наших намерениях, никакие сокровища не удержат их от того, чтобы они отрубили нам головы. И поэтому умоляю вас, не надо мне об этом говорить». А один из них молвил так: «Тогда мы подождем, пока благословенный Евангелист не прикажет тебе ехать с нами», и на том этот разговор кончился. Но вскоре в сердце этого доблестного мужа зародилось [желание] увезти тело монсиньора святого Марка и отправиться с ним в Венецию. И он сказал трем доблестным мужам: «Господа, как можем мы увезти отсюда священное тело монсиньора святого Марка таким образом, чтобы этого никто не знал?» А один из трех говорит: «Мы сделаем это хорошо и мудро». И вот они со всей поспешностью пошли к гробнице, подняли тело монсиньора святого Марка из гробницы и положили его в корзину, прикрыв капустными листьями и кусками свинины, а в ту самую гробницу положили другое тело, прикрыв его одеждами, из которых было вынуто священное тело монсиньора святого Марка; могилу запечатали таким же образом, каким она и была до этого запечатана; и доблестные мужи взяли тело монсиньора святого Марка и перенесли его на свой корабль в той же корзине, о которой я рассказывал выше. А из страха перед язычниками они поместили священное тело между двумя кусками свиной туши и повесили ее [корзину] на мачту, и все это потому, что язычники ни за что не прикоснулись бы к свиному мясу.

И что я скажу вам? В тот самый момент, когда они открывали гробницу, по всему городу пошел столь сильный и чудесный аромат, что если бы собрать в Александрию все лавки пряностей со всего света, то и от них не мог бы пойти такой запах. И тогда язычники говорили: «Вот Марк идет», — ибо они привыкли, что такой аромат появлялся каждый год. Тем не менее кое-кто из них пошел к гробнице и открыл ее и увидел тело, о котором я уже упоминал, то самое, что венецианцы положили в гробницу в одеждах монсиньора святого Марка, и язычники эти были удовлетворены. Но нашлись и такие, которые явились на корабль и весь его обыскали: они были твердо уверены, что тело монсиньора святого Марка находится тут, у венецианцев. Но завидев свиное мясо, висящее на мачте, они стали кричать: «ханзир, ханзир», что значит «свинья, свинья», и покинули корабль. Ветер был благоприятный, дул в нужную сторону, они подняли паруса и вышли в открытое море, и вместе с ними плыл один из доблестных мужей, который охранял тело монсиньора святого Марка, а другой остался в Александрии и приехал в Венецию годом позже...

Что вам сказать еще? Корабль плыл и плыл, и вот священное тело монсиньора святого Марка привезли в Венецию. Его встретили с такой радостью… венецианцы теперь, когда он оказался в Венеции, так уверовали в него… несли перед собой освященную статую бесценного Евангелиста… и если кто-нибудь захочет узнать правду об этом деле, как я его рассказал, пусть он пойдет поглядеть на прекрасный храм монсиньора святого Марка в Венеции и пусть взглянет на фасад прекрасного храма, ибо там записана вся история, которую я вам изложил, и он получит великое прощение за семь лет, ибо монсиньор Апостол дает его всем, кто приходит в этот прекрасный храм.