Венецианец Марко Поло
Шрифт:
Мы гордимся огромными массами наших товаров и изделий, а на сборочные цехи наших крупнейших заводов мы смотрим как на чудо современной техники. А ведь применяемые на этих заводах методы были известны и венецианским arsenalotti. Перо Тафур, посетивший Венецию в 1436 году, пишет, с какой быстротой оснащались там галеры, когда корпус был уже готов:
Как только минуешь ворота, перед тобой широкая улица с морем посередине [45] , с одной ее стороны открытые окна мастерских Арсенала, и такие же окна — с другой. И на буксире за лодкой выплывает галера, а из окон на нее подают — из одного снасти, из другого продовольствие, из третьего оружие, из четвертого баллисты и мортиры; и так до конца с обеих сторон подают все, что только требуется. А когда галера доплывает до конца улицы, то на ней уже оказываются все, какие надо, люди вместе с веслами, и она полностью оснащена. Таким образом там с трех до девяти часов проходит десять
45
Вероятно, Рио дель Арсенале, через которую был доступ в старый Арсенал.
Надо сказать, что венецианцы действительно умели строить корабли с феноменальной быстротой. В 1570 году, во время войны с турками, сто галер было построено и оснащено в течение ста дней. Нам известно, что французский король Генрих III, приехав летом 1574 года в Венецию, осматривал Арсенал. Ему показали галеру, у которой были установлены только киль да ребра. Затем король сел за двухчасовую торжественную трапезу. За эти два часа галера была полностью достроена, оснащена, вооружена и, в присутствии короля, спущена на воду.
От Арсенала юный Марко нередко направлял свои стопы к набережным и пристани, где кипела жизнь и бился пульс Венеции — крупнейшего торгового центра средневековья.
На пристанях высились груды венецианских товаров, заготовленных на вывоз, — соль, стекло, соленая рыба, изделия из дерева, сварочное железо. Тут же лежали и товары, привезенные из других итальянских городов, из Германии,. Венгрии, Далмации, даже из Франции, Испании и далекой Англии, — товары эти надо было переправить на Восток. Огромные галеры — и длинные и круглые — стояли у причала, с них сгружали товары, только что привезенные с Востока: аккуратно сложенные штабеля красноватого сандалового дерева с острова Тимор — от этого дерева шел сильный запах; тюки шелка и хлопчатых тканей всяческих сортов и всевозможной расцветки — эти тюки привезли из Дамаска, Багдада и Александрии. Рядом громоздились мешки со смолами и лекарствами — гуммиарабик, корица, кассия, ревень, мирра. Около всех этих товаров хлопотали корабельные писаря и кладовщики: они проверяли, взвешивали, измеряли, сравнивали, спорили, в то время как купцы, стоявшие тут же, во все глаза следили за разгрузкой более ценной клади — самоцветов, жемчуга, коралла, золотых и серебряных слитков и монет. Неподалеку в беспорядке валялись кули и связки благоухающей гвоздики, мускатного ореха, бамбуковых трубок с камфорой, перца, имбиря, слоновой кости и красного камедного дерева. У причала лежали мраморные колонны и архитравы, цоколи и плиты — их похитили где-нибудь на побережье Сирии, Греции, Египта, в разрушенных храмах, и привезли сюда, чтобы украсить собор святого Марка и другие церкви, возводившиеся повсюду, или пустить на строительство дворца какого-нибудь знатного венецианца или разбогатевшего купца.
Как удобно было сидеть мальчикам на этих камнях и наблюдать за всем, что происходило вокруг; несколько лет спустя вот так же сидел на грубо оббитом камне у старого Баптистерия юный Данте, следя, как под чудодейственной рукой строителя вырастает Дуомо, кафедральный собор его любимой Флоренции. Хотя в 1321 году, незадолго до своей кончины, Данте и побывал в Венеции, он едва ли встречался с Марко Поло. Одному из этих никогда не видавших друг друга людей судьбой было предназначено поведать миру бессмертную повесть о путешествии к Золотому Востоку и назад в Европу — самом удивительном путешествии из всех путешествий, какие только предпринимались на земле и на море, — второй заслужил вечную славу своим рассказом о величайшем Путешествии в царство духа.
Перед глазами была калейдоскопическая картина. Все время возникали новые сцены, доносились новые звуки. Длинной чередой шли женщины, изредка среди них встречались и мужчины; у всех у них был странный вид, диковинная одежда, они мрачно и злобно посматривали вокруг. Это рабы, только что привезенные под стражей с Леванта, их родина была далеко-далеко, впереди их ждал невольничий рынок. Тут же без всякого дела бродили матросы — среди них слышался разговор на самых разных языках, они толкались, хохотали, шутили, не упуская случая взглянуть на каждое смазливое женское личико или изящную фигуру — сколько долгих недель на море они были лишены этой возможности!
В толпе нередко шныряли евреи, приплывавшие на лодках со Спиналунги — острова, расположенного за каналом напротив Пьяцетты. Венецианские евреи исподволь начинали играть в левантийской торговле весьма важную роль, и хотя христиане заставляли их жить отдельно, польза, которую они приносили республике в морских предприятиях, была очевидна, и их отнюдь не преследовали. В глазах мальчиков, буквально впитывавших все впечатления, евреи мало чем выделялись из пестрой толпы, толкающейся на набережных с утра до вечера, а иногда и до глубокой ночи.
Венецианские суда плавали по всем морям и рекам Европы. Флаг льва святого Марка был известен в любом порту, достойном этого названия. Договоры и соглашения
обязывали Венецию поддерживать дружеские отношения как с мусульманами, так и с христианами. Венеция вела дела с египетским султаном и татарским ханом, с братскими городами Италии и императором Германии.Юный Марко любил, несомненно, наблюдать, как входили и уходили из гавани галеры — одни под парусами, другие на веслах; гребцами были и невольники и свободные люди. Корабли подплывали, становились на якорь, подходили к причалам; мальчика восхищало их разнообразие. Тут были маленькие суденышки, ведшие торговлю в пределах устья, суда побольше — они поднимались и вверх по рекам, — огромные галеры для плавания в открытом море, длинные могучие военные корабли с castelli (башнями) на палубе, под охраной пращников и лучников, с катапультами и баллистами, с запасом каменных ядер, с impavesata — кожаными щитами, ограждающими борт от греческого огня, с мощным клювом на носу — таранить противника. Вдоль набережных и каналов двигались сторожевые суда, команда их была одета в панцыри — эти суда выслеживали контрабандистов. Наряду с большими кораблями тут и там, огибая острова и выходя за пределы лагуны, быстро скользили плоскодонные, послушные рулю рыбачьи суда — под лучами яркого солнца их красные и оранжевые паруса словно пылали, отбрасывая на воду странные тени, похожие на тени летящих птиц. Иногда они возвращались, доверху нагруженные сардинами и другой рыбой, уступая дорогу судам, везущим на рынок виноград, тыквы, фиги, гранаты. Мальчики знали очертанья каждою паруса, каждого корабля в лагуне, они без колебания могли сказать, с какого острова прибыло то или другое судно.
А чего только не услышишь от моряков, когда они садятся за обед или бездельничают в свободные часы! Внимая им, Марко был на седьмом небе. Рассказам не было конца: тут и битвы, и пиратские нападения, контрабандисты и кораблекрушения, таинственные злоключения и любовные истории в дальних странах. Марко, с его быстрым и молодым умом, жадно впитывал множество самых разнообразных сведений и знаний — старинные морские предания, словечки и выражения из незнакомых, диковинных языков, кой-какие правила кораблевождения; не раз приходилось ему слышать и о том, где достают разные товары и где их можно продать наивыгоднейшим образом. Пожалуй, он и не мечтал, что настанет время, когда он, венецианский мальчик, который теперь, обхватив руками колени и широко раскрыв глаза, сидит перед простыми мореходами и с волнением слушает их рассказы, проберется в неведомые земли на много тысяч миль дальше, чем любой из его собеседников, а повесть о том, что он увидит, далеко превзойдет все, что только довелось до тех пор слышать миру. И, конечно, ему и не грезилось, что эта его повесть, переведенная на все языки, будет завораживать и изумлять и детей и взрослых даже спустя шесть долгих столетий после того, как он найдет себе успокоение в родной ему венецианской земле.
Такова была Венеция, где в 1254 году родился Марко Поло, таковы там были мужчины и женщины, таковы улицы и дома, дворцы и храмы, таковы обычаи и нравы — все это вместе взятое формировало податливый юный ум Марко как раз в ту пору, когда он рос и мужал.
И когда мессер Никколо Поло со своим братом мессером Маффео после долгих странствий в далеких-далеких странах высадился в Венеции, он встретился наконец «с сыном пятнадцати лет по имени Марко» и увидел, что мальчик и добр и пригож.
Глава вторая
Путешествие
Приезд Никколо и Маффео в Венецию явился поворотным пунктом во всей жизни Марко. Он с жадностью слушал рассказы отца и дяди о загадочных странах, в которых те побывали, о многих народах, среди которых они жили, об их внешнем виде и одежде, их нравах и обычаях — чем они похожи и чем не похожи на венецианские. Мальчик был боек, сообразителен и ненасытно любознателен. А отцу доставляло большое удовольствие отвечать на его бесконечные вопросы, и в конце концов Марко стало казаться, что он сам побывал в азиатских странах и сам повидал тамошние народы. Он даже начал усваивать кое-какие слова и выражения на татарском, тюркском и иных диковинных языках — на них отец с дядей часто объяснялись, да и свою венецианскую речь они нередко уснащали чужими словечками. Марко заучил, какие товары покупают и продают различные племена, какие у них в ходу деньги, где какой народ встречается вдоль великих караванных путей, что где едят и пьют, какие обряды совершают с новорожденными, как женятся, как хоронят, во что верят и чему поклоняются. Бессознательно он накапливал практические познания, которые в будущем сослужили ему бесценную службу.
Никколо и его брат не легко мирились со сравнительно однообразным существованием в Венеции. Пятнадцатилетние странствования по дальним странам среди неведомых народов сделали их непоседливыми, и прикованность к одному месту, длительный покой действовали им на нервы. Кроме того, они знали, что им все равно предстоит дорога, что их возвращение на Восток зависит лишь от выборов нового папы, которые все откладывались и откладывались.
Никколо ввел в дом новую жену, и Марко впервые изведал, что такое родители и семья, где он является чем-то большим, нежели двоюродный брат или племянник.