Венера (Богини, или Три романа герцогини Асси - 3)
Шрифт:
– Совершенно верно, ваша светлость, - объявил адвокат хрипло, но с силой.
– Здесь приходится неустанно работать для усовершенствования выработки оливкового масла, так же как и для поднятия виноделия.
– Проклятая виноградная вошь!
– вздохнул Бенатти.
– Мы победим ее!
– провозгласил Якобус. Адвокат восторженно прохрипел:
– Ведь у нас имеется общество для надзора и борьбы с ней - общество со статутами и правлением. Все идет отлично, благодаря самоотвержению и трудолюбию нашего председателя...
Якобус поклонился.
– Мы в общем немного отстали, - заявил он.
– Я в результате тщательного изучения ввел в своем имении совершенно новую систему выжимания виноградного
– Вы сами?
– спросила герцогиня.
– Я сам. Система находит подражателей. Вы легко поймете ее преимущества, если я скажу вам...
Но Фабио Бенатти прервал:
– Что нам нужно, это общественные погреба. Почему цены на наши вина так низки? Потому, что они не имеют общего типа!
– Постоянство типа, - заметил адвокат, подняв палец, - первое и необходимое условие для распространения и славы вина. До тех пор, пока каждый крестьянин будет выделывать вино по-своему, постоянный тип невозможен.
Якобус прибавил:
– И обратите внимание, герцогиня, что вино нашей местности нисколько не хуже вина Бардолино, которое оплачивается гораздо дороже. Оно богато алкоголем, этим оно равно вину Ровиго; я мог бы вам привести процентное отношение. Оно содержит также массу таннина, гликозина и вообще много элементов, которые облегчили бы его переработку на научной основе...
Они оперлись все трое о забор и продолжали разговор. Герцогиня спокойно обводила взором виноградники. Из светлой зелени поднималась маленькая почерневшая церковь. Она вся обветшала и была заперта и брошена. Но над дверью на стене была едва тронутая разрушением картина, написанная в призрачных серых и розовых тонах: "Благовещение". Избранница, получившая весть о материнстве, была робка, грация ангела мягка и легка. И взор приезжей остановился на них. Его жег этот образ ее собственного невозможного желания на челе осужденного на гибель дома.
* * *
Якобус, наконец, расстался со своими друзьями. Они дошли до вопроса об эмиграции; адвокат уверял:
– Новый кадастр исправит многое более справедливым распределением налогов.
– Будем надеяться, - сказал Якобус. Адвокат что-то крикнул ему вслед, он поспешно вернулся.
– Мне пришла в голову идея, за которую, милостивейшая герцогиня, надеюсь, не осудит меня. Если бы, ваша светлость, вступили в члены нашего общества - что я говорю, соблаговолили принять звание почетного члена нашего общества...
– Вашего общества против виноградной вши?
– Это, наверное, принесло бы счастье.
– Не виноградной вши, - сказал Фабио Бенатти, - а обществу.
– Я чувствую себя польщенной, господа, я принимаю. За это вы окажете мне честь принять от меня известную сумму.
Якобус повел герцогиню по своим полям, дал ей взвесить в руке виноградные кисти, которые еще оставались, назвал ей цифру дохода от винограда. Он показал ей озеро с таким видом, как будто был его хозяином, хвалил его рыб и извинялся, что вид не совсем ясен. Затем она должна была похвалить его сад... Розы еще цветут! Куры несутся удивительно. Он вытащил из сена яйцо, пробуравил его и подал ей; это придает силы. Между тем служанка ходила по двору с ребенком на руках и равнодушно смотрела на гостью своими красивыми, вопросительными глазами животного.
Якобус покраснел.
– Пасква, иди в дом!
– приказал он.
– Почему?
– сказала герцогиня.
– Мне приятно смотреть на нее.
– Что вы хотите?..
– пробормотал он, - потребность в женщине... И потом, мальчик доставляет мне столько радости!
– Это ваш ребенок?
– Да.
Она, помолчав, сказала:
– Вы счастливы. Мать и дитя должны делать вас счастливым.
Он продолжал оправдываться.
– Мне, знаете ли, надоели умные женщины. А уж о любящих и говорить нечего! Вечно быть окруженным бурей страстей!.. Пасква
восхитительно глупа. Любить меня она тоже и не думает. Она видит только, что я здоровый, крепкий пятидесятилетний мужчина. К тому же, у меня есть качества, которые нравятся ей: я не пью, не ношу с собой ножа. Она делает то, к чему призвана, и ждет, что я вспомню о ней в своем завещании; она не разочаруется. Из мальчика мы, конечно, сделаем дельного крестьянина.– Конечно. Он кажется очень здоровым. Если тогда в один прекрасный день вам придется оставить его одного, вы сделаете это с сознанием, что все в порядке. Он будет тоже иметь детей...
– Мне нужно было много времени, чтобы понять свое сердце: бесчувственная женщина, красивое, сильное животное - вот, что мне нужно. Ах, она не требует от меня творения. О рисовании нет и речи!
– В этом теперь, кажется, ваша гордость - не рисовать?
– Я испытал достаточно тяжелое разочарование - в свое время, - пояснил он с добродушным упреком.
– Нужно время, чтобы оправиться.
– Ну, я не тревожусь за вас, вы оправитесь.
– Но теперь я попрошу вас, герцогиня, разделить со мной мой деревенский обед. У нас сегодня карпы, Пасква?.. Карп - король наших рыб. Он встречается только в Гардском озере. Он появлялся на столе римского императора, всегда увенчанный лавром.
– С удовольствием, - если только я смогу есть. Я немного устала.
Он испугался, ему показалось, что она шатается. Он подхватил ее у самой двери дома.
– В эту комнату, герцогиня, - всего несколько шагов. Но что с вами? Путешествие, вероятно, утомило вас? Пожалуйста, сюда, эта кушетка очень удобна.
Он уложил ее. Она смотрела на него и вспоминала доктора Барбассона. "Все одно и то же движение возле меня: подкладывание подушек". Устало и нетерпеливо она сказала:
– Оставьте. Я хотела бы отдохнуть часок, этого достаточно. Я еду после обеда дальше в Риву, к доктору фон Меннинген.
– А!
Он впервые посмотрел на нее вполне внимательно, не думая о том, каким он сам кажется ей. Он тихо выскользнул из комнаты.
Когда она снова показалась, он обдумал все.
– Вы послали своих людей вперед?
– Да.
– Но вы не можете ехать одна. Если прикажете, я провожу вас.
– Благодарю вас.
– Я очень хорошо знаком с доктором фон Меннинген. Лучшего выбора вы не могли сделать. Он истинный врач, следовательно, принадлежит к очень редкой разновидности. Это выдающаяся личность, помогающая, ободряющая, подкрепляющая всех; он сам счастлив своим влиянием. Он на венский манер будет духовно насиловать вас ошеломляющей любезностью, чтобы у вас не осталось возможности думать о своей болезни. Вы обратите свое честолюбие на греблю, на правильное вдыхание, на карабканье по горам в двести метров вышиной! Это здорово, это успокаивает! Вы помните, герцогиня, каким измученным, беспокойным, безнадежным, конченным был я - тогда? Ну, так вот, доктору Меннингену я обязан тем, что мне вернулось доверие к самому себе и что у меня есть цели и твердое жизненное мерило.
"Какие цели?
– подумала герцогиня.
– И уж чересчур умеренная жизнь!"
Она заметила:
– Я говорила о Риве немного необдуманно, я еще подумаю об этом.
– Оставайтесь при своем решении! Я даю вам хороший совет.
Он продолжал убеждать; она спрашивала себя:
"Стоит ли заставлять свои члены ежедневно производить столько-то и столько-то полезных движений - только для того, чтобы не расставаться с этим миром? Ведь я пьеса за пьесой проиграла всю программу, которая была выработана для меня, прежде чем я родилась. Три богини, одна за другой, делали складки на моей одежде и определяли мои жесты, каждая согласно своему духу. Моя жизнь была художественным произведением. Должна ли я произвольно добавлять что-нибудь к своей оконченной судьбе?.. Нет!"