Венера (Богини, или Три романа герцогини Асси - 3)

– Тебе холодно?
– спросила она.
– Скоро зима... Как ты бледен! Скажи мне, ты бываешь иногда счастлив?

– Никогда, - слабо ответил он.
– Ведь они любят меня все.

– А ты?

– Если бы я любил тебя?
– сказал он, как будто обращаясь к самому себе.
– Было бы мне хорошо? Был бы я счастлив?

Она положила свои губы на его и привлекла его в свои объятия, ласковая и мягкая. Он не сопротивлялся и весь дрожал. Она чувствовала сама среди горячего объятия трепет холода и веяние разрушения в полноте сладострастия.

* * *

Она еще спала; в комнату вбежала Фатма и с плачем разбудила ее.

– Бедный мальчик умер!

– Уже умер?

Они все любили его, пока он не умер.

Толстая женщина рвала на себе волосы, ломала руки и закатывала глаза.

– И зима уже наступает.

Герцогиня подошла к окну. Напротив, вокруг сарая, в котором стояло ложе юноши, с шумом прохаживался большой, золотисто-голубой павлин. К сараю торопливо подошла женская фигура, с закутанным лицом, с опущенной головой; она взобралась по приставленной лестнице; это была Фарида. Затем, прерывисто дыша, пришла девушка из соседнего именья. Показалась Эмина с покрасневшими веками. Подошли другие, служанки, пастушки, владельцы поместий, одни под вуалями, нерешительно, другие вне себя, громко говоря и жестикулируя; последней пришла Мелек. Они ждали у подножия лестницы; одна взбиралась наверх, убитая горем и страхом, другая возвращалась назад, просветленная благодарной скорбью, в последний раз осчастливленная созерцанием того, кого все они жаждали так часто, кто доставлял им удовольствие все лето, и кого они оплакивали теперь, когда стало холодно.

К ней в комнату вошел крестьянин.

– Ты довольна, госпожа?

– Чем?

Она осмотрелась.

Стены и пол были выбелены и чисто вымыты, на столе стояли цветы.

– Это ты сделал?

– Это сделала Аннунциата, она ждет во дворе, она хочет представиться тебе.

– Вот эта, что стоит у дверей? Она слишком толста, пусть не входит, от нее, верно, нехорошо пахнет.

Он закрыл дверь.

– Ты права, она немного слишком толста. Не то чтобы я имел что-нибудь против жирных женщин, но она уж чересчур жирна.

– Ну, служанкой это не мешает ей быть. Жениться тебе на ней ведь незачем.

– В том-то и дело. Я должен был жениться на ней... Да, пойми меня: чтобы получить ее землю. Это было необходимо.

– А! Она твоя соседка? И чтобы округлить свое имение, ты женился на ней, пока меня не было здесь?

Она смеялась, искренно развеселившись. Он опустил глаза, бормоча:

– Она слишком толста, я сознаюсь в этом. Мне нравятся ни худые, ни толстые, - как ты, прекрасная госпожа. Но надо иметь терпение. Будь довольна, тебе будут прислуживать лучше, чем до сих пор!

– Ну, все хорошо, раз вы сами довольны.

– Мы будем довольны все трое.

– Пока помоги мне уложить вещи или пошли мне служанку.

– Ты опять едешь к морю?

– Я еду в Неаполь, я буду там жить.

– Ты покидаешь меня? Я разгневал тебя - может быть, своей женитьбой?

– Нисколько. Я еще прежде решила это сделать.

Он преклонил одно колено и громко вздохнул.

– Не делай этого. Твой раб просит тебя.

– Это лишнее, встань.

Он вскочил на ноги и вцепился всеми десятью пальцами в свои лохматые волосы.

– Ты вводишь меня в беду! Ведь я обещал ей, что ты останешься здесь. Иначе она вовсе не взяла бы меня.

– Так я главное условие в вашей сделке? Ну, ничего, вот деньги. Она не выцарапает тебе глаз.

– Ты, может быть, не совсем довольна мной?
– спросил он.

– Я всегда была довольна тобой.

Она вынула из портфеля пачку ассигнаций; его глаза сверкнули. Она наложила ему полные руки.

– Всегда довольна, - повторила она.
– Поэтому ты и получаешь особое вознаграждение.

Она вспомнила, что часто видела его мертвецки пьяным, часто он возвращался с драк израненный и избитый врагами, завидовавшими его счастью, часто бывал тупым, упрямым, настоящим зверем - но никогда он не возмущался против нее. Он видел ее насмешливой, добродушной, страстной, веселой или совершенно чуждой, и всегда он смотрел на нее снизу вверх.

Он тихо вышел, потирая голову. Жене, которая подслушивала, он сказал:

– Она - госпожа, надо быть терпеливыми.

Но женщина бушевала целый день.

Вечером в ее комнату вошел Измаил-Ибн-паша.

– Какое удивительное совпадение, герцогиня, что вы едете в Неаполь.

– Как это?

– На днях - я получил известие - туда приезжает и король Филипп со своим министром.

– Наш Фили?.. С Рущуком, моим придворным жидом?

– Они самые. Кроме того, в Неаполе умер турецкий генеральный консул.

– Что вы говорите! И какой у вас торжественный вид, Измаил-Ибн. В черном сюртуке и лакированных башмаках - вы, старый крестьянин?

– Заметьте еще, что Порта собирается сделать значительный заем и при этом совершенно не сможет обойтись без содействия Рущука.

– И что же это все означает?

– Все это может означать только то, что одного вашего слова, герцогиня, министру Рущуку и заступничества великого финансиста перед оттоманским правительством достаточно, чтобы приговоренный к смертной казни и живущий в изгнании Измаил-Ибн-паша снова попал в милость к султану и был назначен генеральным консулом в Неаполе.

– Был назначен?

– Да, герцогиня, был назначен. И чтобы он получил обратно такую часть своего прежнего имущества, чтобы быть в состоянии прилично содержать своих четырех жен... Я был старым крестьянином и был доволен этим. Но вы видите, все напрасно. Судьба берет нас за руку и вертит кругом. В течение трех лет она позволила мне вести скромную деревенскую жизнь, теперь она снова обрекает меня свету и его утомительным почестям, Я покоряюсь.

В комнату, переваливаясь, вошла Фатма.

– Я тоже покоряюсь. Если бы мне было суждено это, как охотно я осталась бы здесь! В течение трех лет я почти не покидала этой виллы и своего дивана. Что мне из того, что я буду лежать на диване в мраморном зале? Я принцесса из княжеского дома, здесь, как и там. Не права ли я, прекрасная герцогиня?

– Совершенно.

– Другие жены паши происходят бог знает откуда и должны наряжаться. Я не обращаю на наряды внимания, пока они не приходят сами собой. Теперь у меня скоро будет новая кружевная накидка.