Венский бал
Шрифт:
«Настоящий политик, действующий в интересах народа» – в этой фразе весь Файльбёк. Это – его мечта. После того как все его планы по расширению нашей группы были с порога отвергнуты Нижайшим,он начал доставать нас разговорами про Церковь. Я хорошо помню одну панихиду, когда он вдруг встал и прочитал целую лекцию. Он основательно подготовился, но все же не решился выйти к кафедре. Она была территорией Нижайшего.Файльбёк только встал, не приблизившись ни на шаг. Но и это выглядело необычно. Он держал в руке «Майн Кампф» Гитлера, раскрыв ее на какой-то странице.
– Церковь, – сказал он, – есть хлеб простого народа. Глубоко религиозные люди, живущие сельским трудом, –
Так говорил и цитировал Файльбёк. С позволения Нижайшего.Но один пункт составлял исключение. Борьба с евреями не имела для Нижайшегосущественного значения. Однажды он сказал:
– Сегодня антисемитизм – удел, прежде всего, самых опасных врагов культуры белой расы – исламских фундаменталистов. А с ними – никакого союза.
Но Файльбёк стоял на своем. Ненависть к евреям он вынес из молодежной организации Национальной партии. Когда он говорил о врагах, к ним всегда причислялись и еврейские паразиты.Однако мы не предприняли ни одной акции против евреев. Я говорю это не потому, что вы – еврей. Откуда знаю? Считайте, что носом чую. Нижайшийнесколько раз прихватывал в Раппоттенштайн книги Эрнста Блоха. [34]Программа получалась интересная. Иоахим Флорский и Эрнст Блох – ничего сочетание, да? Но Файльбёк взбунтовался – ведь Блох еврей, да к тому же коммунист. Началась бы большая буза, поэтому Нижайшийне особо останавливался на Блохе. Но я помню фотографию, которую он нам показал. У Блоха нос такой же, как у вас Вы не родственники? Ладно, шутки в сторону. С турками, цыганами, сербами, боснийцами и неграми мы сталкиваемся каждый день, а евреев видим только по телевизору.
Несмотря на то что они часто спорили, в принципе Нижайшийне очень-то давил на Файльбёка. Обоим в церковной традиции было важно одно: разрешение, даже призыв идти на врагов с бичом в руке. Но Файльбёку хотелось большего. Он стремился к контакту с церковнымиорганизациями.
– Поймите меня правильно, – уговаривал он, – Я не хочу втягивать вас. Там даже не узнают, что у нас за группа. Но разве нашей борьбе повредит, если ее будут поддерживать своими средствами другие? Правда, в данный момент я еще не имею доступа к ним.
Что касалось его старых друзей, то он выяснил, что среди них есть священники, которые споспешествуют борьбе немецких националистов. Он не раз пытался убедить Нижайшегодать ему для своей миссионерской работы, как он выражался, зеленую улицу.
– Пусть это будет только моей заботой, – продолжал наседать Файльбёк. – Тебя я в эти дела не стану впутывать. Надо только начать. Ты знаешь братьев, знаешь, как к ним подойти. Огромный пиаровский аппарат остается незадействованным.
Но Нижайшийне проявлял никакого интереса к «миссионерской работе» Файльбёка. Отказался он ехать и в свой монастырь для поиска контактов.
– За свою
жизнь, – сказал он, – я вдоволь нанюхался ладана.И хотя можно было согласиться с призывом Файльбёка не упускать ни одного шанса, у нас никогда не было двух мнений на тот счет, что вождь Движения друзей народа – Нижайший,а вовсе не Файльбёк. Нижайшийответил ему так:
– У тебя отвратительная склонность к учительству. Ты превратишь наше движение в занудное просветительское общество, которое работает с быдлом при помощи букваря, а тут нужен тротил. Ты бы завел для разрядки велотренажер, что ли.
Их спор достиг однажды такого накала, что Файльбёк готов был броситься на Нижайшегос кулаками. Насилу мы его удержали.
– Зачем попусту тратить силы! – кричали мы. – В главном-то вы сходитесь. Пойдемте лучше почистим Гюртель.
Файльбёка легко было спровоцировать, особенно такому человеку, как Нижайший,который, прежде чем реагировать на вызов, спокойно отхлебнет кофе и с полным равнодушием, как будто ему вообще нет дела до своего противника, пошлет ему пару убийственных стрел. Конфликт дошел до точки кипения в тот момент, когда мы планировали поджог на Гюртеле. Нижайшийобронил такую фразу:
– Даже если наш друг Файль-в-боксмотрит на дело иначе, я не меняю своего решения.
Это было последней каплей. Файльбёк вскочил и заорал:
– Ты для меня умер!
После чего выбежал, хлопнув дверью. Нижайшийпродолжал прерванный разговор как ни в чем не бывало.
После его возвращения из Америки все приобрело новое, более масштабное измерение.
– Армагеддон гораздо ближе к нашему порогу, – говорил он, – чем вы думаете. На забаву, вроде шороха на Гюртеле или мордования турок, способен всякий. Но для Армагеддона мне нужны непримиримые, которые могут посвятить общему делу каждую свою кровинку, каждую частицу воли и духа, всю силу души. Избранных мало.
Он все чаще цитировал Библию. Адольфа Гитлера ценил уже не так высоко, как прежде.
– Гитлер, – заметил он однажды, вернувшись из Америки, – сказал много верных вещей, но и напортачил изрядно. Затеяв борьбу с евреями, он безнадежно запутался. Потому и проиграл. А Библия владеет умами тысячи лет, ее фундаментальные истины несокрушимы. Время Суда неудержимо приближается к нашим дверям. И мы избраны для того, чтобы открыть дверь грядущей эре.
Се, гряду скоро [35]–эту весть мы узнали, когда позвонили на почту в отдел заказных международных телефонограмм и назвали соответствующий номер.
Женщина на другом конце провода сказала:
– Минутку. Читаю текст сообщения: «Се, гряду скоро».
Это было последним посланием из Америки. Больше двух месяцев оно оставалось единственным. Мы каждый день ожидали нового сообщения либо по телефону, либо через компьютер. Но текст был все тот же: Се, гряду скоро.
И вдруг заработала цепочка связи, она началась с Файльбёка. К нашему немалому удивлению, Нижайшийустановил контакт именно с ним. У нас не было уговора о том, кто будет первым звеном цепочки. С самого начала мы знали только, кто за кем приглядывает и что сообщение будет получено в виде объявления о находке какого-то предмета. С указанием места, даты, времени дня и номера телефона. Если прибавить к указанному времени восемь дней и восемь часов, можно точно вычислить час встречи. Затем требовалось еще набрать этот номер из телефонной будки – ни в коем случае не по частному телефону – и убедиться в том, что такого номера не существует. Ведь случайно могло появиться сообщение о реальной находке. Несуществующий телефонный номер был для нас опознавательным знаком.