Венский бал

«Найдена роскошная ангорская кошка. 16 апреля, 13.00, Швейцарский сад. Тел. [phone]».

Таков был текст, который я после обещания Се, гряду скоронашел у дерева возле своей входной двери. Сообщение означало: встреча 24 апреля, в 21 час, в Швейцарском саду.

После набора номера должны были послышаться три свистящих сигнала. Я набрал сообщение на компьютере и распечатал его. Затем стер файл. У дома Файльбёка не было дерева. Сначала я решил прикрепить напечатанный текст к доске объявлений на его доме, но передумал. И хотя я не чувствовал никакого наблюдения за собой, нельзя было исключать, что мой образ жизни стал объектом выборочного контроля. Поездка к дому Файльбёка могла привлечь внимание. Как-никак, я был не так давно членом запрещенной организации. Поэтому я вырезал из распечатки полоску текста и приклеил ее к плакату на двери кафе, где часто бывал Файльбёк. Известить Панду было проще всего. Рядом с магазином, в котором он работал, стояла тумба для афиш и объявлений. За Панду отвечал Бригадир. Мы могли также оставлять сообщения на шлагбауме перед стройплощадкой. Сразу же по прочтении их полагалось убрать с глаз долой. Ни одну из записок не использовали дважды. Копии не дозволялись. Информацию нельзя было передавать ни по телефону, ни по почте, копировальная техника совершенно исключалась. Абонементными ящиками в отделах доставки мы договорились пользоваться не дольше двух месяцев.

Движение друзей народак моменту нахождения ангорской кошки имело в своем активе всего семь человек: Сачок и Профессор сидели в тюрьме. Но сколько нас было на самом деле, одному Богу известно. Мы не могли знать, кто еще готов участвовать в нашей работе.

В Швейцарском саду мы быстро нашли друг друга. Пришли все. Только вот всё те же ли? Как я мог быть уверен в том, что кто-то из нас не продался полиции, пока мы отсиживались? Судя по тому, как сложились обстоятельства после пожара на Гюртеле, нельзя было исключать, что среди нас оказался предатель.

Мы несколько раз продефилировали друг мимо друга, точно незнакомые люди, осмотрелись, приглядываясь к посторонним. Их было немного. Несмотря на то что вечер выдался теплый, прохожих в это время можно было пересчитать по пальцам. Ресторанчик на окраине со столиками под открытым небом, за которыми обычно с наступлением сумерек остается мало свободных мест, был сегодня единственной точкой притяжения немногих горожан, решивших свернуть с асфальта улиц на гравийные дорожки. К ресторану шла подъездная дорога со стороны «Арсенала» – бывших оружейных складов армии его императорского величества. Ах да. Вы ведь знаете этот ресторан. Так вот. Как раз возле него какой-то тип сел в машину и уехал. Вы, наверное, помните и детскую площадку за сетчатым забором, наискосок от ресторана. Ворота были открыты. Я вошел внутрь. Файльбёк – за мной.

– Эй, Файльбёк, – тихо произнес я.

– Добрый вечер, господин Инженер.

– Кто выбрал место?

– Я получил два сообщения, – сказал Файльбёк. – Будем надеяться, что первое от Джоу.

Мы осмотрели «тарзанье гнездо» и паровозики. Везде – пусто. За оградой наши начали переговариваться. Они все еще гуляли каждый по отдельности, но уже обменялись первыми фразами. Панду разнесло, он стал толще Пузыря. Тот ему говорит:

– Кого я вижу! Старый обжора!

– Всех отборных баранов пришлось съесть в одиночку, – отвечает Панда. – Да и на Гюртеле давно не тренировался.

Дорожка, с обеих сторон обставленная скамейками, вела на восточную окраину, туда, где спуск к туннелю скоростной дороги. На одной из скамеек сидел какой-то опустившийся тип. Заношенные до дыр джинсы. Голова опущена. Похоже, он прикорнул. Длинные черные волосы лезли на лицо из-под надетой задом наперед бейсболки.

Неужели ради него нас здесь собрали? Или Нижайшийрешил отметить свое возвращение воспитательной акцией? Что, нам поколотить этого наркососа? Не выпуская его из виду, мы озирались в ожидании Нижайшего.Он не появлялся. Когда мы сбились в кучу, чтобы посовещаться, долго ли нам тут еще околачиваться, тот самый доходяга встал, подвалил, шаркая по гравию, к нам и сказал:

– Меня зовут Иуда.

Слово «Иуда» он произнес по-английски – «Джюдас».

Пузырь его отшил:

– По балде захотел, наркуша?

Длинноволосый и бровью не повел.

– Джюдас, – повторил он. – Предатель. Нижайшийсреди учеников Джизуса.

Мы собрались уже повозить его мордой по гравию. Пузырь взял парня за грудки, вернее, за футболку, мы зашли сзади, кто-то схватил его за шею, кто-то за плечо. Он накрыл правой ладонью руку Файльбёка. На верхней фаланге мизинца были видны две черные восьмерки. Сначала я испугался. И тут же подумал, что это – легавый. Восьмерки были не вытатуированы, а нарисованы. Он продолжал:

– Тысячелетнему Царству нужны не только пророки, но и бойцы. Вот я и пришел.

Это были его слова, это был голос, который мы наконец узнали. И хотя акцент немного озадачивал, голос звучал так, как если бы это именно Нижайшийговорил с американским акцентом. А вот лицо какое-то чужое. Верхняя губа закрыта длинными тюленьими усами. Однако всем нам были знакомы эти кисти рук со вспухшими венами и холодными пальцами. Тут мы разжали руки.

– Мое настоящее имя, – сказал он, – Стивен Хафф. Я мормон и совершаю миссионерскую поездку по Европе. Для своих и новообращаемых я – Нижайший.Прошу вас с этого дня называть меня так. И только так. Если кто-то спросит, с кем вы разговаривали, отвечайте: с одним рехнутым – мормонским проповедником Стивеном Хаффом.

Поскольку мы все еще недоверчиво приглядывались к нему, он показал нам свой американский паспорт на имя Стивена Хаффа, уроженца Аризоны. На фото – точно его лицо. Он указал на дату рождения и на сей раз без акцента произнес:

– Се, гряду скоро.

Если к указанной в паспорте дате рождения прибавить 88, получится тот самый день и тот самый год, когда на самом деле родился Нижайший.

Тут мы начали его похлопывать по плечам и восторженно приговаривать:

– Вот это класс! Просто прикольно, Джоу!

Он приложил палец к губам.

– Стивен Хафф, – напомнил он, – или Нижайший.Личность идентифицирована безупречно. Учился в Принстоне. Доказательств достаточно.

– О'кей. Нет базара, – сказал Бригадир. – Как тебе это удалось? Тебя ведь никто не узнал.

Мы всматривались в его лицо. Нос вроде бы настоящий. Вдоль переносицы две неглубокие складки. Пузырь тронул Нижайшегоза волосы. Тоже настоящие. Хотя кто его знает. Он сказал:

– С тобой даже как-то непривычно… Смотри только, чтобы никто не выщипал твои длинные перья.

Панда предложил зайти в ресторан и отпраздновать возвращение. Нижайшийвозразил:

– Мормоны не терпят алкоголя. А праздновать будем, когда сделаем дело.

Он обвел всех нас взглядом, как прежде, перед тем как мы отправились чистить Гюртель.

– На этот раз, – сказал он, – мы пойдем до конца. Но вначале надо удостовериться, кто действительно готов.

– Все, – в один голос сказали мы. – Сейчас, когда ты здесь, ясное дело, все.

– Все, – подтвердил Файльбёк, – ты же сам знаешь. Если бы ты еще и говорил нормально.

– Посмотрим, – ответил Нижайший. –До сих пор мы занимались детскими играми, а теперь нам предстоит священная война.

– Что это значит? – удивились мы. – Какая разница? Ты опять здесь, и мы вместе продолжим борьбу.

Нижайшийсказал: