Венский вальс

Шила сделала вид, будто не расслышала, ее терзали мысли о Тиме.

Боже, что же я натворила! Разве он заслужил такое? Надеялась деликатно и постепенно свести их отношения на нет, а предала самым низким и пошлым образом — вот чего нельзя простить себе. Муки совести, сознание вины перед Тимом, приводили ее в отчаяние.

— Думаю, Тимоти так и сделал: сидит где-нибудь в баре, заливает горе бренди.

— Нет, он не пьет, и наверняка поехал домой, к маме.

— Как я не догадался? — презрительно фыркнул Ирвинг. — Типичный случай инфантилизма: уже вырос, но все еще держится за материнскую юбку.

— Да, они очень близки, — огрызнулась Шила, — но тебе-то какое дело?

— Никакого. Меня только поражает, как тебя угораздило связаться с человеком, в котором нет ничего мужского.

— Прекрати! Держи свое мнение при себе. Ты и так уже принес достаточно неприятностей сегодня.

— Я? — ухмыльнулся Роналд. — По-моему, ты не меньше меня хотела получить удовольствие, значит, мы несем ответственность на равных…

Горячая краска стыда залила Шиле лицо. Роналд прав, он разбудил чувственность, которую она сознательно в себе подавляла, потому что первая физическая близость с мужчиной повергла ее в шок. Фрэнк унизил и грубо растоптал все представления об интимных отношениях. Психологическая травма оказалась настолько сильна, что Шила даже думать боялась о сексе. И только когда на горизонте появился Роналд Ирвинг, природа властно и настойчиво заговорила в ней…

— Успокойся и возьми себя в руки. — Роналд встал и осторожно обнял Шилу за плечи. — Тебе не за что казниться, то, что нас влечет друг к другу, естественно.

— Я не желаю говорить об этом! — резко оборвала Шила. Панический страх потихоньку просачивался в кровь: страх перед будущим. Уступив Роналду, она станет лишь любовницей и содержанкой! «Завидная» же роль ей уготована.

— Твои отношения с Тимоти Стрингом умерли задолго до сегодняшнего дня, просто господин Случай поставил точку, а у нас все впереди.

— Убери руки и оставь меня в покое. — Губы Шилы дрожали, в глазах стояли слезы.

— Я не в силах это сделать, дорогая… Успокойся, у тебя истерика, расходились нервы, так нельзя.

Роналд хотел поцеловать ее, но Шила решительно воспротивилась.

— Ты исковеркал мне жизнь и разбил ее на мелкие кусочки! Моя помолвка рухнула, моя репутация подорвана, а ты стоишь здесь полуголый и намереваешься лаской подсластить пилюлю?!

— У меня не было времени одеться, — чуть смутился он. — Будь же благоразумной, солнышко.

— Ты всех своих любовниц так называешь? Надеешься, расчувствуюсь, разомлею?.. Клянусь, я не пополню список претенденток на эту роль. Она не по мне.

Роналд нахмурился, резко развернул ее лицом к себе.

— Послушай, ты несешь, бог знает что!

— Нет! — Шила резко сбросила его руки. — Я говорю серьезно.

— Мне тоже не до шуток. Я никогда еще не испытывал такого сильного желания близости с женщиной, даже не представлял, какое упоительное наслаждение может подарить твое тело. Оно просто таяло, откликаясь на ласки. Я без труда мог бы овладеть тобой, но что-то удерживало. И я знаю причину — это бесконечная к тебе нежность… затопившая мою душу и сердце. Если бы ты не призналась, что хочешь меня, я бы умер…

Она поняла — еще минута и ей не устоять. Мысли ее путались. В глазах Роналда Шила читала мольбу, но отказывалась верить словам — слишком сладким, слишком обольстительным для правды.

— Почему ты молчишь? Скажи хоть слово.

— Я хочу, чтобы ты ушел, — тихо, но твердо произнесла она.

— Надеюсь, не навсегда? — Роналд постарался обратить все в шутку.

— Могу повторить. Я не хочу больше видеть тебя здесь.

— В моем доме тоже есть спальня…

Она бы влепила ему звонкую и весьма ощутимую пощечину, если бы Роналд буквально не отшвырнул ее, припечатав к стене.

— Ты сделал мне больно.

— Сама напросилась.

Даже не обернувшись, он подошел к дивану, рядом с которым на коврике валялись его рубашка, галстук, пиджак, и стал одеваться.

— Наверное, ты права. Самое лучшее для нас — это расстаться.

Кровь лихорадочно застучала у Шилы в висках, спазмы сдавили горло, но очевидный и бесповоротный разрыв, на котором она сама минуту назад настаивала, отозвался не радостью, а болью.

Ей захотелось подбежать к нему, прижаться к его груди, довериться ласкам, о которых помнила каждая клеточка тела, и насытиться ими сполна, чтобы потом до конца жизни не жалеть о том, как по собственной глупости потеряла возможное счастье.

— Ронни, — дрожащим голосом позвала Шила. — Прости меня, но мне очень плохо… Сейчас в моей жизни сразу двое мужчин, которым я причинила боль.

— Оставь это! — равнодушно перебил он, надевая пиджак.

Бледнея от страха, что любимый человек уходит навсегда, она умоляюще сказала:

— Останься.

Роналд прекратил завязывать галстук и не без иронии спросил:

— Решила сменить гнев на милость?

— Зачем ты так?

— Хватит играть в кошки-мышки, дорогуша, — жестко отозвался он, продолжая возиться с галстуком. — Я щадил твое самолюбие и не позволял себе ничего лишнего.

— Но ты и так делал все, что хотел…

— Ошибаешься, милая, я еще и не начинал. Отныне мы будем играть по другим правилам. И запомни — в следующий раз, когда мы останемся наедине, ты в этом убедишься. Я получу то, что хочу!

Он, не оглядываясь, вышел. От звука захлопнувшейся двери Шила вздрогнула, как от удара плетью. Брошенные им на прощание слова означали одно: ей, грезившей о счастливом и долгом союзе с Роналдом, суждено стать всего лишь его любовницей. Тоска, граничившая с отчаянием, охватила ее, потому что любовь обернулась вовсе не подарком судьбы, о котором она подсознательно мечтала. Любовь — это боль и безысходность, если избраннику твоего сердца нужна лишь физическая близость, а все твои нежные чувства к нему не стоят и ломаного гроша.

До самого утра Шила не смыкала глаз, отчетливо представляя себе дальнейший ход событий, вернее, своих отношений с Роналдом Ирвингом. Да, став его подругой, она будет летать с ним в экзотические страны, носить дорогие наряды и получать в подарок драгоценные безделушки. Возможно, он даже поселит ее в своем доме, но рано или поздно всему придет конец…

Любой ребенок без сожаления выбрасывает надоевшую игрушку, которую изучил вдоль и поперек, когда ему на глаза попадается новая.

Шила не сомневалась — какое-то время постель будет приносить им обоим радость, однако она же может стать распятием ее любви, потому что у Ирвинга начисто отсутствует уважение к женщине как таковой. Он по природе своей разрушитель. И поддаться ему — значит похоронить в себе личность. Вот почему, хотя бы из чувства самосохранения, она должна собрать волю в кулак…

На следующее утро, в воскресенье, Шила отправилась к Тимоти. Ей было по-настоящему перед ним совестно, он не заслуживал того удара, который получил вчера. Вряд ли существуют слова, способные хоть частично смягчить его боль, однако еще хуже, если она не попытается объяснить свое предательство…

Единственное, о чем Шила молила сейчас Бога, — чтобы матери Тима не оказалось дома. Та с самого начала ее недолюбливала. Каждый раз в присутствии сына, которого обожала, делала вид, будто рада ей, но Шила часто ловила на себе косые взгляды, сопровождаемые при этом фальшиво-сладкой улыбкой.