Вересковая принцесса
Шрифт:
Последние слова я выговорила подчёркнуто громким голосом и при этом посмотрела на господина Клаудиуса… И какое мне было дело до того, что господин фон Висмар смущённо откашлялся и робко посмотрел на принцессу, а фройляйн фон Вильденшпринг сделала торжествующий жест, словно хотела сказать: «Разве я не была права, когда мой высокородный нос учуял мещанский элемент в этом создании?» — Какое было мне дело до того, что прекрасный Танкред мрачно подкрутил свои изящные усы и, презрительно повернув голову, шепнул Шарлотте несколько слов?.. Ведь я видела вспышку ликования на лице господина Клаудиуса — и мне показалось, что он хочет протянуть ко мне руки и прижать меня к своему сильному, гордому сердцу, защищая от жалкого
— Ах, смотрите-ка, какое пикантное открытие! — весело воскликнула принцесса абсолютно непринуждённым тоном. — Теперь я знаю, откуда у моей любимицы этот несомненно восточный профиль!.. Да, да, наверное, такая же чернокудрая девушка с бойкими ножками потребовала у Ирода голову Иоанна!.. Когда вы снова будете у меня, я хочу больше узнать об интересной бабушке — слышите, дитя моё? — Она поправила жемчуг на моей голове и пропустила мои локоны через пальцы. — Я сердечно люблю её, эту маленькую Ребекку с чистым умом и бесхитростно болтающим ротиком! — сказала она задушевно и поцеловала меня.
Ах, на этот раз моя болтовня была совсем не бесхитростной, и он знал это — он, чей взгляд не отрывался от меня!..
Принцесса усадила меня на скамеечку у своих ног, и я сидела на этой скамеечке и молча слушала ведущиеся вокруг разговоры. Пришла фройляйн Флиднер и объявила, что в главном доме всё готово. Принцесса хотела выпить чашку чая в «интересном старом доме» — из-за ревматизма она не могла слишком долго оставаться во влажной, туманной атмосфере теплицы. Она закуталась в свой мех, оперлась на руку господина Клаудиуса и пошла по заснеженному саду впереди укутанного, живо болтающего общества. Облака на небе рассеялись, сквозь тонкие ветви тополей на снег лился свет, оставляя на нём причудливые тени — взошла луна.
Я ещё раз перебежала назад через мостик и посмотрела на окна библиотеки. Шторы не были задвинуты; на письменном столе отца спокойно горела лампа, а в противоположном углу огромного зала, подле печки, где стоял столик с ужином, мерцал голубой огонёк — это было пламя спиртовки под чайником. Всё выглядело очень уютно. Для надёжности я прошмыгнула в дом, взбежала вверх по лестнице и послушала под дверью. Внутри было тихо; отец, скорее всего, писал. Полностью успокоенная, я отправилась в главный дом.
Сегодня, наверное, старые призраки фирмы Клаудиус робко и мрачно прятались по самым тёмным углам — дом был залит огнями. Вряд ли благородные владельцы дома позволяли себе столько света даже при крещении будущего шефа!
— Что это, фройляйн Флиднер? Сегодня господину всё мало света! — удивлённо пробурчал старый Эрдман, приставляя стремянку к стене верхнего коридора. — Я должен приладить сюда большие лампы из служебных помещений!
— Оставьте это, Эрдман, — сказала пожилая дама, выходя из первого салона — вместе с ней на лестницу вырвался сноп света. — Я счастлива, что в старом Клаудисовском доме наконец стало светло. — С тонкой, лукавой улыбкой она провела рукой по моим волосам и поспешила вниз ко входной двери.
Эта улыбка заставила меня густо покраснеть. Я робко сняла ладонь с ручки двери — мне казалось, что в этот момент я не смогу предстать перед всеми в залитом светом салоне. Я вошла в комнату Шарлотты. Там никого не было; на открытом рояле стояли две лампы, а из зала, где висел портрет прекрасного Лотара, доносилось звяканье чашек и обрывки разговора. Я стояла и думала, как мне войти туда как можно незаметнее. И тут из соседней комнаты послышался шум, и оттуда появились Шарлотта с братом.
— Принцесса хочет послушать моё пение, — сказала она мне, роясь в нотах. — Почему вы пришли сюда и где вы были, малышка? Там вас уже хватились.
— Я
беспокоилась об отце и побежала посмотреть, как он — ему нездоровится…— Нездоровится! — тихо засмеялся Дагоберт — он уже сидел за роялем и играл вступление. — Да-да, такое нехорошее, такое опасное нездоровье! Я узнал интересную новость в клубе — там не говорят ни о чём другом! Ликование распространяется по городу как пожар — археологическая лавочка при последнем издыхании… Скоро у нас будет другая мода, Шарлотта! Слава Богу, что больше не надо говорить на всей этой греческой, римской и египетской тарабарщине — все сыты ею по горло! — Он в блестящей гамме пробежался по клавишам, а у меня от замешательства перехватило дыхание. — И в тот момент, когда ваш папа зашатался в седле и выпустил вожжи, вы с очаровательной наивностью рассказываете, что он происходит прямёхонько из евреев — это окончательно свернёт ему шею!
— Да, это была небольшая глупость, не обижайтесь на меня! — подхватила Шарлотта и поставила ноты на пульт рояля. — Я не требую, чтобы вы лгали, я тоже так не делаю — но в таких случаях надо держаться золотой середины — надо молчать!
Дагоберт сыграл вступление, и Шарлоттин могучий голос ударился о стены.
Что произошло? Всё, что прекрасный Танкред высказал небрежно-насмешливым тоном, поигрывая на рояле, звучало так неопределённо! Я с несказанным ожесточением поглядела на этого жалкого подлеца — он назвал работу моего отца «археологической лавочкой», он, который сам раболепно навязывался ему в «ассистенты» и часто был ему в тягость — я регулярно слышала, как мой отец жаловался на назойливого, бестолкового неумеху!.. Как я поняла, положение моего отца при дворе пошатнулось, и трусливая свора, которая когда-то к нему ластилась, теперь накинулась на него, клацая зубами.
Принцесса ещё никогда не была ко мне так ласкова и добра, как этим вечером, но я не могла заставить себя подойти к ней поближе. Я ускользнула в соседний салон и села в тёмный угол, а Шарлотта всё пела своим оглушительным голосом… Со своего места я хорошо видела чайный стол. Принцесса сидела немного сбоку под портретом Лотара, что ей, кажется, не очень нравилось, поскольку я видела, как она старается украдкой посмотреть на портрет. Её соседом слева был господин Клаудиус. Один-единственный взгляд на это благородное, спокойное лицо утешил моё колотящееся, испуганное сердце… Какой солнечный блеск был сегодня в его глазах!.. Роскошная офицерская голова с выразительными глазами, висевшая над ним, была, может быть, красивее в линиях, убедительнее в пламенном выражении лица — но что дала ему эта горделивая военная выправка? Он не смог выстоять в борьбе с жизнью — кощунственный саморазрушитель погиб, а этот тихо сидящий человек собрался с силами, снова взял в руки выпавший руль и спасся…
— У вас красивый голос, фройляйн Шарлотта, — сказала принцесса, когда та, завершив пение, снова вернулась к столу. — Особенно средний диапазон живо напоминает мне меццо-сопрано моей сестры Сидонии… И ваша энергичная, страстная манера отсылает меня к давно прошедшим дням — моя сестра предпочитала бравурные мелодии простым элегическим песням…
— Если ваше высочество милостиво позволит, я бы хотела исполнить именно такую бравурную мелодию, — быстро сказала Шарлотта. — Я обожаю тарантеллу — она приводит меня в упоение — Gi`a la luna.
— Я бы попросил тебя непеть тарантеллу, Шарлотта, — серьёзно-спокойно прервал её господин Клаудиус — его голос не дрожал, но лицо побледнело, а брови мрачно нахмурились.
— Вы правы, господин Клаудиус, — живо сказала принцесса. — Я разделяю вашу антипатию. Эта тарантелла была в своё время чем-то вроде эпидемии — она входила в «парадный набор» всех профессиональных певиц, и Сидония, к моей досаде, пела её ужасно охотно. На мой вкус, она слишком вакхически-дикая.