Веретено

– В конце чего?... И с чего ты взял, что этот твой ответ из трех слов - не только твой и при этом не пошлый - и всем понравится. Добро и зло не интересны, это всего лишь слова, ничто за ними не стоит, и не потому, что никто ясно себе не представляет добро и зло, а именно потому, что это не интересно. И твои три слова и даже, может быть, их сочетание тоже всем знакомы. Но не интересны.

– Многим не интересно и звездное небо.

– Да нет. Не об этом я. Все это не интересно, потому что банально и, в общем-то, решено. Потому что здесь не может быть ясности. Добро и зло относительны. Не может быть абсолютного добра и даже абсолютного зла. Если конечно не давать им имен, места жительства и кадры. На уровне обычной жизни людей, в обычном обществе никто даже и не пытается определить общее, абсолютное добро и зло. На таком уровне обобщения границы между добром и злом стираются. И разговор об этой границе скучен, как спор о границе между лысиной и шевелюрой.

– Даже если я эту границу определю?

– Ты всего лишь обозначишь свои понятия. Твое зло может быть добром для другого.

– В этих трех словах абсолютная граница, и не только для человека. И ты прав, мое зло может быть добром для другого.

– Ну так о чем же...?

– Но в этом нет этой неопределенной тонкой границы между добором и злом, нет взаимопроникновения или, тем более, взаимоопределения. Нет подобной относительности. Есть лишь признание множественности точек отсчета. И зачем определять этику для такого действующего лица как абсолютно единый Мир. Абсолютное единство мира - это его конец, исключающий любое движение или изменение.

– Так ведь необходимость в выборе точки отсчета и есть относительность.

– Да.

– Издеваешься?

– Абсолют, который имеет для нас смысл, ограничен самим этим смыслом. Применительно к абсолютной этике это означает, что область ее определения ограничена нашим миром. Тем местом, где действует наш закон наименьшей энергии.

– В другом мире возможна другая абсолютная этика?

– Наверное, но это уже не важно, потому что с другим миром мы несовместимы.

– Ладно. Как ты докажешь абсолютность своей этики? Ведь это можно сделать, только убедив человека, что он точно так же думает, точно так же представляет себе добро и зло, пусть не так явно, но все-таки это для него вопрос решенный. И тогда все-таки выйдет, что твои слова банальны. Согласись, что у человека все-таки есть способность различать добро и зло, иначе ну как он примет твою этику, твои определения добра и зла, если они не найдут в нем отклик. А если найдут, тогда ты скажешь уже известное ему, то есть опять пустое слово. Твоя абсолютная этика - это, в лучшем случае, разъяснение того, как он привык воспринимать полезное или вредное.

– Вся способность различать добро и зло сводится к чему-то несознательному, появившемуся, или точнее сохранившемуся до появления личности. Эта способность - эволюционно сохранившиеся инстинкты, то есть инстинкты наиболее адекватные естественным законам более-менее устоявшейся среды. Это несознательное содержит интуитивное различение добра и зла, без самоотражения, на уровне удовлетворения текущих желаний, обычных потребностей. Но нет врожденного различения добра и зла на общем для всех уровне потребностей моральных, то есть связанных с групповым существованием. Групповое существование по сути - какая-то мера ограничения инстинктов. Эволюция сознательного не оформила врожденные механизмы различения группового добра и зла, то есть конфликт между врожденными инстинктами и их ограничением эволюционно не разрешен и вряд ли будет. Этот конфликт может быть решен рационально. Должен оформиться сознательный механизм различения добра и зла, должна родиться идеология, которая позволит группе сохраниться в этой среде как группе. Пока нет идеологии, которую полюбит Реальность, нет решенного в вопросе различения добра и зла, поэтому абсолютные понятия не будут пустыми словами.

– Но разве наше общество не сохраняется как группа?

– Общество держится принуждением. Конфликт с личностью не решается, а изолируется. А если и решается, то частично и эволюционно, то есть пробами. Это равновесие очень динамичное, то есть недолговечное.

– И новая этика решает этот конфликт раз и навсегда?

– Нет, только придает движению к равновесию целенаправленность. Этот конфликт вряд ли будет решен - ждать нужной мутации человеческой природы очень долго. Но абсолютная этика дает в этом направлении цель, позволяет определить идеологию, метод достижения наиболее устойчивого равновесия. И абсолютная этика - это не порождение противоречия инстинктов и общественной упорядоченности. Этот конфликт есть только часть области практического применения этики. И абсолютная этика - это не разъяснение привычного, она подразумевается в выходе за пределы индивидуальных или общественных человеческих предпочтений, она распространяется в своем описании на все системы нашего мира.

– Тогда это противоестественная этика. Против человеческого естества. Всего лишь очередное тоталитарное насаждение каких-то правил.

– Совсем не очередное. Да, несмотря на то, что эта этика в рамках индивидуального применения, на уровне одного человека не вызывает в нем отвращения, при описании более сложной системы - группы - выявляет конфликт между индивидуальными противоположностями. Но этот конфликт абсолютная этика разрешает оптимально, то есть не разрешает только антагонизмы.

– Значит в абсолютной этике есть изъян?

– Изъян - не в ней, а в неупорядоченности мира. Эта неупорядоченность учтена, более того, она - одно из основных понятий этики. Другое дело, что исключается возможность единой идеологии.

– Значит изъян - в идеологической составляющей этики?

– Нет никакого изъяна. Не возможна абсолютно единая идеология. А вот идеологическая несовместимость - вполне.

– Похоже на высасывание из пальца. Все у тебя задним числом.

– Ты потерял начало.

– Этой науки?

– Это трудно назвать наукой.

– Оправдываешься?

– Оправдываю всю этику. Ведь она не наука.

– Будет?

– Да. Но мне это не интересно. У меня все есть.

– Боишься, что кто-то скажет лучше?

– Да. Испытываю огромное удовольствие от того, что ничего не сказано.

– Только в этом смысл твоего внимания к другим?

– Не только. Нужно также подтверждение интереса публики.

– Интерес на пустом месте?

– На пустом месте это знание было бы для всех пустым. Не хватает одного шага, но никто его не делает.

– Значит почти всё известно.

– Нет, это не прямая дорога. Шаг нужно сделать в сторону.

– Так в чем же всеобщий интерес?

– Повторяю - зло.

– Не преувеличиваешь?

– Ты опять о добре? Когда говорят о добре, подразумевают проблему зла. И это в лучшем случае. По большей части зло уже наделили активностью, из проблемы оно превратилось в игрока.

– Дьявол и его воинство.

– Нет. Все потому, что у человека есть глаза.

– Страх.

– Не надо клеветать на страх. Все из-за того, что человек видит только то, что вне его.

– Познай себя.

– Совсем нет. Познавать нужно с простого. Но за внешними проявлениями нужно искать причину. В этом банальность простоты настоящей этики. Нужно правильно выбрать объект оценки.

– Глаза во всем виноваты?

– Глаза - это и есть весь обычный человек. Это не плохо, это - факт и, может быть, единственная возможность.

– И что же видят глаза?

– Действие. Человек видит только внешнее действие. И если человек - это зрение не как процесс, а как увиденное, то этика, как и вся его жизнь, состоит из понятий воздействия, деяний. Глаза рождают достойную себя этику - внешнюю. Этику впечатления.

– Но разве действие не рождает этику?

– Я и говорю, что рождает. Вернее родило. Действие рождает проблему, необходимость ее решения, то есть саму этику - поиск истины. Но этика не должна остаться только стремлением решить проблему. Она должна стать решением. Внешняя этика - это впечатление от существования проблемы, внутренняя - это ее понимание, то есть решение.

– Опять этот вопрос на ответ.

– Внешняя этика позволила получить впечатление о проблеме, и этим ее предназначение должно исчерпываться. Дальше этого впечатления глаза обманывают, то есть пугают. Понимание проблемы зла внешним путем лежит в области метафизики, рождает наслоения предположений, противоборство целых мистических миров - добрых и злых сил. Впечатление о проблеме вызвано злым деянием человека, разрастание впечатления в мистическую теорию вызвано разрушительным действием природной стихии. Глаза обманулись масштабом. Говоря проще, действие - производный объект оценки, то есть не добро и не зло. Об этом говорит неоднозначность или даже противоположность в оценках поступка. Эта неоднозначность оценок и есть всеобщее недоразумение, та самая тонкая граница между якобы добром и злом. Но строго однозначны оценки направлений внутренних процессов в каждом, в каждой системе, одухотворенной или нет. И в этом случае мистические предположения становятся смешно мистическими, то есть абсолютно мистическими.