Верхний ярус

Его лицо становится цвета заката, пугая ее. Она протягивает руку, чтобы успокоить его.

— Не беспокойся, Рэй. Это просто слова. Все в порядке.

В нарастающем волнении он видит, как должен выиграть дело. Все живое сварится; уровень моря поднимется. Легкие планеты будут вырваны. И закон позволит этому случиться, потому что вред никогда не был достаточно неотвратимым. Люди слишком поздно осознают, что происходящее «неотвратимо». Закон должен судить о «неотвратимости» с точки зрения деревьев.

При этой мысли сосуды в его мозгу сдаются, как сдается земля, когда корни больше не держат ее на месте. Прилив крови приносит откровение. Он поднимает глаза к окну, на таинственный внешний мир. Там за несколько ударов сердца проходят два пожизненных срока. Ростки наперегонки устремляются к солнцу. Разнообразные стволы растут, сбрасывают кору, теряют листву и снова ею покрываются. Их ветви устремляются к дому и пробивают окна. В центре рощи каштан становится все толще, спиралью завивается ввысь, прощупывает воздух в поисках новых путей, новых мест, новых возможностей. До чего же мощные у него корни и как же он цветет.

— Рэй? — Дороти тянет руки, чтобы удержать его от конвульсий. — Рэй!

Она вскакивает на ноги, сбивая на пол стопку книг на прикроватной тумбочке. Но всего один миг, всего один взгляд, и чрезвычайная ситуация превращается в свою противоположность. Ее горло сжимается, а глаза щиплет, как будто воздух полон пыльцы. Она думает: «Как же такое могло случиться сейчас? Мы еще столько книг не прочитали. Мы столько всего хотели сделать вдвоем. Мы только начали понимать друг друга».

У ее ног, на полу, книга «Новые метаморфозы» того же автора, что и «Тайный лес». Она лежала на самом верху стопки книг для чтения вслух, ожидая читателей, которые никогда до нее не доберутся.

У древних греков существовала такая вещь, как «филоксения» — дружба с гостями, — предписывающая заботиться о путешествующих незнакомцах, открывать дверь любому, кто ищет ночлег, ибо человек, проходящий мимо, человек, чей дом где-то далеко, мог оказаться богом. Овидий рассказывает историю о двух бессмертных, которые пришли на Землю инкогнито, чтобы очистить больной мир. Никто не впустил их, кроме одной пожилой пары, Бавкиды и Филемона. И наградой супругам за то, что они открыли дверь чужакам, стала возможность после смерти жить в облике деревьев — дуба и липы, огромных, благодатных и переплетенных между собой. О чем мы заботимся, на то и будем похожи. И то, на что мы похожи, сохранит нашу суть, когда мы перестанем быть собой…

Дороти прикасается к недоуменному лицу мертвеца. Оно уже начало смягчаться, несмотря на трупное окоченение.

— Рэй? — говорит она. — Я скоро.

Не слишком быстро — так, как ей суждено. Однако с точки зрения деревьев пройдет совсем мало времени.

НАСТУПАЕТ ТЕМНОТА. Обитатели парка при Миссии Долорес меняются, как и их цели. Но даже эти ночные посетители предпочитают обходить Мими стороной. Она наклоняется вперед, держит руки на коленях, как две нежные фиги. Голова ее свисает, отягощенная свободой. Перед ней вспыхивают огни. Горизонт превращается в возвышенную аллегорию. Она много раз то погружается в дрему, то просыпается.

Ее левая рука снова принимается за дело, терзает безымянный палец правой. Она похожа на собаку, которая не может перестать грызть собственную лапу. Но на этот раз — победа. Нефритовое кольцо, одолев старческий опухший сустав, покидает палец. Нечто тяжелое, угнездившееся внутри Мими, улетает прочь, и она распахивается настежь. Кладет зеленое кольцо в траву, оно там единственная круглая вещь среди буйных, ветвящихся ростков. Мими опять прислоняется к стволу сосны. Незначительная перемена в атмосфере, во влажности — и ее разум становится чем-то более зеленым. В полночь на склоне холма, высоко в темноте над городом, с сосной вместо дерева Бодхи, на Мими снисходит озарение. Страх страдания, который является ее правом по рождению — неукротимую потребность рулить, — уносит ветром, а на смену ему прилетает что-то другое. Из коры, к которой она прислонилась, доносится гул сообщений. Химические сигналы целеустремленно мчатся по воздуху. Токи поднимаются от корней, впивающихся в почву, и передаются на огромные расстояния через микоризные синапсы, соединенные в сеть размером с планету.

Сигналы говорят: «Хороший ответ стоит того, чтобы раз за разом изобретать его с нуля».

Они говорят: «Воздух — это смесь, которую мы должны изготавливать постоянно».

Они говорят: «Под землей столько же всего, что и на земле».

Они ей говорят: «Не надейся, не отчаивайся, не предсказывай и не удивляйся. Никогда не капитулируй, но разделяй, умножай, преобразуй, соединяй, делай и терпи, ибо впереди у тебя долгий день, именуемый жизнью.

Есть семена, которым нужен огонь. Семена, которые нуждаются в морозе. Семена, которые кто-то должен проглотить, обжечь кислотой в пищеварительном тракте и извергнуть вместе с фекалиями. Семена, которые нужно разбить, прежде чем они прорастут.

Можно путешествовать всюду, просто оставаясь на месте».

Она это видит и слышит, внимая непосредственно, всей кожей. Будут пожары, невзирая на все попытки их предотвратить, а также болезни, ураганы и наводнения. А потом Земля станет иной, и люди будут изучать ее заново. Распахнут хранилища семян. Порослевый лес поспешит вернуться, податливый и шумный, перебирая варианты бытия. В его недрах появятся новые виды, незнакомые формы, прячась среди теней. Каждая цветная полоска на покрытой ковром Земле восстановит своих опылителей. Рыбы снова поднимутся по течению, их будут тысячи на каждую милю — столько, что не увидишь воды. Как только закончится реальный мир.

Наступает заря следующего дня. Солнце поднимается так медленно, что даже птицы забывают о существовании чего-то еще, кроме рассвета. Люди возвращаются в парк, направляясь на работу, встречи и по другим неотложным делам. Зарабатывают на жизнь. Некоторые проходят в нескольких футах от преображенной женщины.

Мими приходит в себя и произносит свои самые первые слова Будды.

— Я голодна.

Ответ приходит сверху: «Будь голодной».

— Я хочу пить.

«Испытывай жажду».

— Мне больно.

«Пребывай в покое и ощущай».

Она поднимает глаза и видит темно-синюю брючину. Выше, вдоль складки, мимо ремня с рацией, наручниками, пистолетом и дубинкой, мимо синевато-черной выглаженной рубашки и значка, к лицу — мужчины, мальчика, родственного существа, — чьи глаза смотрят прямо на нее. Он глядит, встревоженный зрелищем: пожилая женщина разговаривает с деревом, которое в ответ машет ей раскидистыми ветвями.

— С вами все в порядке?

Она пытается пошевелиться, но не может. Голос не слушается. Конечности окоченели. Только пальцы едва двигаются. Она не отводит взгляда, готовая принять любое брошенное обвинение.

«Виновна, — говорят ее глаза. — Невиновна. Ошиблась. Была права. Живу».

ЧЕЛОВЕК В КРАСНОМ КЛЕТЧАТОМ ПАЛЬТО возвращается на следующий день в сопровождении двух крепких двадцатилетних близнецов в куртках из овчины и огромного мужчины с вороньим профилем и комплекцией мидл-лайнбекера [94] . У них тяжелая бензопила, две маленькие тележки и еще одна лебедка с крюком. У мужчин есть такое пугающее свойство: соберите нескольких, дайте им простые машины — и они сдвинут мир.

94

Мидл-лайнбекер — позиция игрока в американском футболе.