Верховный Главнокомандующий

Я подошёл к трупу и слегка пнул его носком в бок:

— Разрешите представить: Яков Жилинский — генерал-губернатор и командующий войсками Варшавского военного округа. Кому, как ни ему — знать все наши довоенные планы?!

Действительно, когда я читал мемуары этого самого Макса Гофмана «Война упущенных возможностей» [91] , то — сразу на этого Жилинского подумал! Уж больно он подозрительно действовал в самый начальный период войны! [92] Даже, если это и, не прямая измена, а просто глупость — то всё равно Жилинский заслуживает… Того, что он только что «заслужил»!

91

«Насколько я теперь помню, только один раз, в 1902 году, удалось нам купить весь план русского развертывания сил у одного полковника русского Генерального штаба. С этого времени — мы знали — русский мобилизационный план был изменен, но как — это долго для нас было неясным.

В 1910 году, если не ошибаюсь, начальнику разведки штаба 1-го армейского корпуса в Кенигсберге, капитану Николаи, удалось добыть приказ о пограничном охранении, полученный одной из частей русской 26-й дивизии в Ковно. Из приказа видно было, что русские из находящихся в их распоряжении войск в первую очередь развертывали против нас две армии: так называемую виленскую армию и варшавскую…», — генерал Макс Гофман ««Война упущенных возможностей».

92

После сражения под Гумбинненом обстановка позволяла войскам Северо-Западного фронта нанести окончательное поражение 8-й немецкой армии. Однако генерал Жилинский благоприятный момент упустил, разрешив генералу Ренненкампфу приостановить наступление соединений 1-й армии для подготовки операции по обложению Кенигсберга. Двухдневная остановка 1-й армии позволила противнику оторваться от русских войск на 50–60 километров. Медленное наступление русских войск с 10 августа переходами не более 15 километров в сутки при отсутствии сопротивления со стороны противника дало возможность 8-й немецкой армии перегруппировать основные ее силы и средства против 2-й русской армии Самсонова.

Смотрю, мой шофёр и определённо — агент французских спецслужб Адольф Кегресс, ожесточённо чешет в затылке — образно говоря, конечно. Надо успокоить союзников — а то, как бы глупостей они не наделали:

— Господа! Следующий год, будет определённо годом больших и решающих наших побед! Россия перейдёт в наступление на всех фронтах! Мы с союзниками разгромим Центральные Державы, а наш Черноморский Флот высадит десант и захватит для России проливы Босфор и Дарданеллы! Это, обязательно сбудется — даже, если для этого, мне придётся расстрелять собственноручно ещё сколько угодно изменников!

Надо пояснить, что у этого Жилинского и, так была донельзя плохая репутация в российском обществе [93] . А всё мною так пафосно сказанное, было сказано вполне уверенно и убедительно. Так что, страх и ужас, тут же — без всякого переходного состояния, сменился на всеобщее ликование. Послышались крики, типа: «Собаке — собачья смерть!» и всё такое прочее.

Глава 9. Новые назначения

«…Этот небольшой круг постоянно оптимистически настроенных придворных создавал условия для идиллии в Царском Селе. И если бы не было этих людей, скрывающих всё от царской четы, видимо, эта идиллия не завершилась бы таким страшным концом для царя и России. Все эти Фредериксы, Воейковы, Саблины и Ниловы в значительной мере способствовали наступлению страшной катастрофы…»

Немецкий исследователь Рене Фюлоп-Миллер.

93

«Все встречают его со злобой, вполне им заслуженной и по командованию фронтом, и по его неумению быть человеком. Рассказывают, что на фронте он обставлял себя всей той роскошью и недоступностью, до скороходов включительно, какая окружала его в Варшаве до войны. Его надменность, важность и петушиная надутость рельефно подчеркиваются простотой Алексеева, который, однако, сохраняет всю видимость большого гостеприимства и некоторой доли почтительности (все такие приезжие завтракают и обедают с нами, если не приглашены к царю). Надо же было царю догадаться послать этого индейского петуха во Францию, где так ценят ум…», — Лемке М. К. «250 дней в Царской Ставке»

В общем, весь дальнейший день коту под хвост! Планировалась ещё встреча с архиереем и с высшим духовенством Могилева в губернаторском доме — да, куда там…

Вернулся к Царскому Поезду и только и делал, что выслушивал «охи» и «ахи» от своих придворных. Мигом прилетела целая «делегация» из Штаба во главе с самим Алексеевым, напросившимся на завтрак. Мой «косой друг», почти по-всамоделишнему сокрушался, что не распознал злодея, потел и беспрестанно промокал носовым платком своё мужиковатое лицо.

Жандармы, дворцовая и местная полиция… Может, сужу несколько поверхностно и предвзято — но мне они напомнили ряженных клоунов! С таким «спецслужбами», мне только и остаётся — как Империю пролюбить. Не считая самого Спиридовича, единственный, более-менее адекват среди них — подполковник Дукельский, присланный недавно из Петрограда.

Губернатор могилёвский — тут как тут! Заодно и, познакомились — Пильц Александр Иванович. Человек, сразу видно образованный и вроде хороший — но из-за обстоятельств, разговор с ним получился какой-то пустопорожний…

Духовные лица сами прибыли на грандиозный кипеж, из которых узнал Георгия Шавельского [94] — последнего протопресвитера русской армии и флота, по его характерному облику типичного еврея.

Поздним вечером, на по-быстрому устроенном «сходнячке» всех заинтересованных сторон, было решено не выносить «сор из избы» и списать смерть Жилинского на несчастный случай в результате неосторожного обращения с оружием… Предложил такую «версию» сам генерал Алексеев — а то мол, в народе и армии пойдут ненужные разговоры об «генералах-изменниках». Ни фуя себе несчастный «случай» — с контрольным выстрелом в голову! Тем не менее, все были именно за этот вариант и, я не захотел быть «белой вороною»…

94

Георгий Иванович Шавельский (6 [18] января 1871, село Дубокрай Витебской губернии (ныне Невельский район Псковской области) — 2 октября 1951, София, Болгария) — священнослужитель Православной Российской церкви, член российского Святейшего синода (октябрь 1915 — апрель 1917). В царской России и в армии Деникина занимал должность протопресвитера военного и морского духовенства. После эмиграции состоял в клире Русской православной церкви заграницей, в 1926 году перешёл в Болгарскую православную церковь.

Духовный писатель, автор мемуаров, деятель экуменического движения.

Конечно, на уровне слухов и сплетен правду не утаишь. За меня или против, будет общественное мнение, интересно? А, ну-ка угадайте с трёх раз!

Одно радовало: возвратившись в свой купе-кабинет, я обнаружил там камердинера Алексея Егоровича Труппа, который бурча по-чухонски, протирал тряпкой антикварного вида телефоны на специальном столе — на письменный они не помещались. Четыре «прямых» телефона — связывающим меня с Генеральным Секретариатом, с Имперской Канцелярией, с Администрацией Императора и, с кабинетом генерала Алексеева. Кроме этого «номерной» телефон, по которому — через «барышню» можно было связаться с любым из вагонов Царского Поезда или с учреждением или частным лицом в городе: Могилев был достаточно хорошо для своего времени телефонизирован.

«Отходняк» после убийства у меня начался ещё перед завтраком — чуть заметная дрожь всего тела, пропал аппетит и всё буквально из рук валилось. Долго не мог заснуть — всё мерещился мне размозжённый генеральский затылок… Применив методы аутотренинга, всё же смог закемарить уже после полуночи.

* * *

На следующий день, муки совести вроде прекратились. В конце концов, для меня все хроноаборигены — уже давно покойники. Ну, помер тот Жилинский лет на десять раньше — или на сколько там, не знаю: сам «ласты склеил» или помог кто — не важно… Подумаешь, дела! Тем более, как говорится — сам напросился.

Ну, а теперь делаем кое-какие кадровые перестановки, продолжая сколачивать команду.

Первым делом вызываю с утра, командующего Его Императорского Величества Конвоем — генерала свиты Граббе. Лишь только от одного вида — любимого партнёра моего Реципиента по «забитию козла», меня всего передёрнуло от брезгливости — маленькие, хитрые и сладострастные глазки на заплывшем жиром лице… Дежурная подобострастная улыбка, почти никогда не сходившая с его рожи, манера говорить полушёпотом…

Мерзость!

Орать на него не стал, хватит уже — вчера и позавчера вдоволь наорался, горло болит и голос теперь как у Высоцкого в роли Глеба Жеглова! Холодно и предельно сухо заявляю ему:

— В истории с Жилинским — Вы облажались конкретно, Ваше Сиятельство! Из этого следует, что ваши личностные способности — из которых, мною замечено лишь умение играть в поддавки в домино, не соответствуют занимаемой Вами высокой должности. Поэтому, приказываю Вам до вечера сдать дела есаулу Мисустову и, завтра с утра, явиться в Ставку за новым назначением.

— Аааа… Ввввааа… Шшш…

— ВСЁ!!! Вы свободны! Надеюсь, про Вас мне доведётся услышать — только, вместе с описанием ваших ратных подвигов на полях сражений.

Да, хрен там! Устроится где-нибудь в интендантстве и, будет дальше продолжать воровать…

После Граббе вызывают обоих «силовиков» — Спиридовича и Мисустова и, сообщил им об новых кадровых перестановках в Свите:

— Господин генерал! Вы и вся Дворцовая полиция выходит из подчинения Дворцовому коменданту Воейкову и, с этой поры подчиняется только непосредственно мне. Вместе с новым начальником Конвоя Свиты согласуйте меры по усилению моей охраны… Чтоб больше таких случаев — проникновения посторонних лиц, больше не повторялось!