Верховный король

Глю, услышав свое имя, навострил уши. Он так и не покинул своего места у очага, а всеобщая тревога не заставила его выпустить из рук кастрюлю.

— Когда я был великаном...— завел он.

— Я видел твой корабль, Рун, он хоть и маленький, но довольно ладный,— сказал Ффлевддур, и тут он узнал Глю, вернее, догадался, что это Глю — Когда он был великаном,— кивнул бард на обрюзгшего человечка с кастрюлей,—то выглядел таким ничтожным... Он готов был на всё, лишь бы выкарабкаться из пещеры. Даже сунуть одного из нас в тот отвратительный отвар, который намешал из всякой гадости.— Он глянул на Глю с плохо скрытой досадой.— Но Ффлевддур Пламенный не злопамятен.

— Когда я был великаном,— продолжал Глю, не обращая внимания на слова барда,—никто не смел оскорблять меня и тем более тащить за уши на борт паршивой лодчонки! Я не хотел приезжать сюда. А после того, что случилось сегодня, у меня и вовсе нет желания оставаться здесь.—Глю скривил рот,—Даллбен скоро узнает, что я ни мгновения не намерен здесь оставаться!

— Конечно, узнает,— примирительно ответил Тарен.— Но сейчас у него заботы поважнее. Да и у нас тоже.

Бормоча что-то о грубиянах и невеждах, Глю скреб пальцами по дну кастрюли и хмуро почмокивал. Никто больше не вымолвил ни слова. Молча все стали устраиваться на ночлег.

Огонь в очаге догорел, и угли рассыпались пеплом. Ночной ветер взыгрывал и подвывал за стенами хижины. Тарен улегся, подложив руки под голову. Сегодня утром, вернувшись домой и увидев Эйлонви, он уже решился было сказать ей всё и, невзирая на неясности своего рождения, на разницу в их положении, смело попросить выйти за него замуж. Но теперь смертельная опасность, нависшая над раненым Гвидионом, сделала такими мелкими и неважными все мечты и желания Тарена, что ему стыдно было даже думать об этом. Да, он так и не узнал, что таит в своем сердце Эйлонви, но сейчас не имел права допытываться об этом. Пока души его друзей наполняет тревога, пока в доме Даллбе-на, на земле Прайдена не наступит мир и покой, он обязан молчать. Тарен закрыл глаза. Ветер рвал и метал, будто хотел разнести в клочья дома, поля и сады, снести до основания Каер Даллбен.

Тарена разбудила чья-то рука, теребившая его за плечо. Это была Эйлонви.

— Гвидион пришел в себя,— сказала она,— он хочет говорить с нами.

В комнате Даллбена принц Гвидион полулежал на кровати. Черты лица его обострились. Он был бледен, но, казалось, больше от гнева, чем от боли. Плотно сжатый рот с горькими складками в углах губ. Зеленые глаза потемнели и запали. Он глядел на них горящим взглядом сильного и гордого волка, презирающего боль и опаленного ненавистью к тем, кто причинил ее. Ачрен молчаливой тенью застыла в углу. Старый волшебник озабоченно склонился над столом, заваленным книгами. Он даже не присел на деревянную скамейку, ту самую, на которой Тарен провел почти все свое детство, постигая уроки Даллбена. «Книга Трех», огромный, обтянутый кожей фолиант, наполненный тайными знаниями и знаками, закрытый и запретный для всех, кроме самого Даллбена, громоздился поверх всей горы книг.

Тарен, а следом за ним Эйлонви, Ффлевддур и король Рун подошли и по очереди пожали Гвидиону руку. Принц Дома Доны мрачно улыбался.

— Обойдемся без веселых и длинных приветствий, Помощник Сторожа Свиньи,—сказал Гвидион.—Далл-бен уже рассказал мне о хитрости короля Аннувина. Дирнвин нужно вернуть любой ценой и без промедления. Поведал он и о твоих странствиях,—добавил Гвидион.— Я хотел бы побольше услышать обо всем от тебя, но это подождет до более подходящего времени. Я поскачу в Аннувин еще до окончания дня.

Тарен посмотрел на принца Дома Доны с удивлением и некоторой опаской.

— Твои раны все еще свежи. Ты не сможешь совершить такое трудное путешествие.

— Но не могу и оставаться здесь в бездействии,— недовольно ответил Гвидион.—Поскольку Дирнвин был у меня в руках, я многое узнал о нем, о его силе и тайных возможностях. Не всё, но достаточно для того, чтобы считать его потерю ужасной. Дирнвин в чужих руках — угроза для всех нас.

Гвидион медленно обвел всех внимательным взглядом, словно проверяя, так ли поняли его слова.

— Никто из живущих на свете людей не помнит уже, как и где был выкован Дирнвин,—продолжал Гвидион.— История его происхождения скрыта за давностью лет, но не покрыта забвением. Правда, долгое время память о нем жила только в легендах и песнях бардов. Даже Талисин, великий бард и хранитель истории Прай-дена, смог рассказать мне лишь то, что мастер Гванни-ен Хромой по воле короля Риддерха Гаэля выковал и закалил Дирнвин, вложив в него необыкновенную силу. На клинке меча было выгравировано заклинание, а на ножнах — письмена, предупреждение тому, кто не по праву пожелает овладеть им.

— Я помню эти старые письмена,—сказала Эйлонви,— и никогда не забуду их. Когда-то я хотела остеречь Тарена от неосторожного обращения с древним мечом. Просто для того, чтобы он не совал нос туда, где он ничего не смыслит. Там было выведено: «ВЫТАЩИ ДИРНВИН ТОЛЬКО ТОТ: У КОГО КОРОЛЕВСКАЯ КРОВЬ...»

— Нет, там написано просто: «...БЛАГОРОДНАЯ КРОВЬ...» — поправил ее Гвидион,—а это не одно и то же. Заклинание запрещает трогать меч всем, кроме того, кто желает использовать его на благо людей, человека, чьи намерения благородны и честь чиста. Пламя Дирнвина спалит, уничтожит любого другого, кто попытается вытащить его из ножен. Но письмена почти стерлись. И никто уже не уверен, те ли слова, которые ты только что произнесла, принцесса, написаны на нем.

Гвидион поморщился, превозмогая боль, и продолжал ровным голосом:

— Король Риддерх носил меч всю свою жизнь, а после него — его сыновья. Их царствования были мирными, а страна цветущей. Но здесь история Дирнвина прерывается. Король Ритт, внук Риддерха, был последним, кому довелось носить у пояса волшебный меч. Этот король был хозяином Спирального Замка до того, как им завладела королева Ачрен. Как и где он встретил свою смерть, неизвестно. Но встретил он ее с Дир-нвином в руках. Больше никто никогда не видел меча. О нем забыли, о нем складывали легенды и песни, пока черный меч этот лежал вместе с телом короля, погребенного в самом глубоком подземелье Спирального Замка.—Гвидион обернулся к Эйлонви.—Да, в подземелье, где ты, принцесса, и нашла его. Ты отдала его мне по своей воле, но не по своей воле я утратил его. Клинок этот ценнее моей жизни или жизни любого из нас. В руках Аровна он может принести гибель Прайдену.

— Ты думаешь, что Аровн сможет вытащить меч из ножен? — с тревогой спросил Тарен.— Сможет ли он обернуть это великое оружие против нас? Сумеет ли заставить его служить злой цели?

— Этого я не знаю,— ответил Гвидион. Лицо его приняло жесткое выражение.— Может так случиться, что Аровн, повелитель Земли Смерти, найдет способ разрушить заклинание. Или, не имея сил воспользоваться мечом, будет хранить его до тех пор, пока не найдет того, кто поможет ему в этом. Он взял бы мою жизнь, как и меч. Но благодаря Ффлевддуру Пламенному жизнь моя при мне. Теперь я должен найти и вернуть меч, хотя бы для этого нужно было проникнуть в самое сердце Аннувина.

Ачрен, молчавшая до сих пор, подняла голову и обратилась к Гвидиону:

— Позволь мне отправиться на поиски Дирнвина вместо тебя. Я знаю все дороги Аннувина, все тайные пути туда. Мне знакомы все потаенные кладовые. Я ведаю, кем, где и как они охраняются. Если меч спрятан, я найду его. Если сам Аровн носит этот меч, я отниму его. Готова поклясться любой, самой страшной клятвой, что уничтожу Аровна. Себе я уже поклялась, клянусь и тебе. Ты заставил меня жить, Гвидион, когда я молила о смерти. Теперь дай мне то, ради чего я живу. Дай мне утолить жажду мести.